Ньево, Ипполито

Ипполи́то Нье́во (итал. Ippolito Nievo; 30 ноября 1831, Падуя — 4 марта 1861) — итальянский писатель и публицист.

Сын юриста, окончил юридический факультет Падуанского университета, однако отказался от юридической практики, не желая поддерживать правивший австрийский режим, и в дальнейшем вступил в армию Джузеппе Гарибальди, приняв участие в его сицилийской кампании. Возвращаясь с Сицилии к себе на север страны, погиб при кораблекрушении в Тирренском море.

За свою недолгую жизнь Ньево опубликовал романы «Ангел доброты» (итал. Angelo di bontà; 1856) и «Граф-пастух» (итал. Il conte pecoraio; 1857), «Сельские новеллы» (публиковались в 50-х гг.), сборники стихов «Светляки» (итал. Le lucciole; 1858) и «Любовь гарибальдийцев» (итал. Gli amori garibaldini; 1860), несколько пьес, ряд публицистических статей, очерк «Исследование народной и гражданской поэзии, особенно в Италии» (итал. Studii sopra la poesia popolare e civile massimamente in Italia; 1854), переводы из Генриха Гейне и многое другое. Наибольшую известность, однако, принёс ему опубликованный посмертно роман «Исповедь итальянца» (итал. Le Confessioni d'un italiano), подробно рассказывавший об участниках Рисорджименто и сразу широко разошедшийся по Европе; ранний русский перевод Варфоломея Зайцева (под названием «Исповедь старика») вышел в 1875 году.

Ссылки

• [www.ippolitonievo.info/ Мемориальный сайт]  (итал.)

Отрывок, характеризующий Ньево, Ипполито

Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.