Новая Англия

Новая Англия

Состав	Коннектикут Мэн Массачусетс Нью-Гэмпшир Род-Айленд Вермонт
Этнохороним	Янки
Площадь	186 458,8 км²
Население Плотность населения	14 444 865 (2010) 87,7 чел/км²
Губернаторы	Дэн Мэллой (D-CT) Пол Ле Паж (R-ME) Чарли Бейкер (D-MA) Мэгги Хассен (D-NH) Линкольн Чейфи (I-RI) Питер Шамлин (D-VT)
Крупнейший город	Бостон (617 594 жителей)
ВВП	$763,7 млрд (2007)
Крупнейшая агломерация	Бостон-Кэмбридж-Куинси (4 522 858 жителей)

Но́вая А́нглия (англ. New England) — регион на северо-востоке США, включающий в себя следующие штаты: Коннектикут, Мэн, Массачусетс, Нью-Гэмпшир, Род-Айленд, Вермонт. Граничит с Атлантическим океаном, Канадой и штатом Нью-Йорк.

Здесь были одни из самых ранних поселений в Северной Америке. Пилигримы из Англии впервые поселились в Новой Англии в 1620 году, чтобы сформировать колонию Плимут. Десять лет спустя пуритане поселились к северу от колонии Плимут в Бостоне, образуя колонии Массачусетского залива. В течение следующих 130 лет Новая Англия участвовала в четырёх французских и индейских войнах, пока, наконец, британцы не победили французов и их союзников в Северной Америке.

Именно в Новой Англии в конце XVIII века зародилось сопротивление против британского парламента, вводившего новые налоги без согласия колонистов. Бостонское чаепитие, в котором выразилось недовольство жителей колоний, побудило Великобританию провести чистку в правительствах колоний. Противостояние привело к открытой войне в 1775 году и изгнанию англичан из Новой Англии весной 1776 года, а затем и к подписанию Декларации независимости в июле 1776 года.

Некоторые из первых движений в американской литературе, философии и образовании возникли в Новой Англии. Регион играл видную роль в движении за отмену рабства и стал первым регионом Соединенных Штатов, подвергшимся преобразованию в связи с промышленной революцией. Сегодня Новая Англия является одним из основных мировых центров образования, высоких технологий, страхования, медицины. Бостон является её культурным, финансовым, образовательным, медицинским и транспортным центром.

Каждый штат подразделяется на небольшие муниципалитеты, известные как города Новой Англии, которые регулируются городскими собраниями. Начиная с 1970 года избиратели чаще поддерживают либеральных кандидатов на государственном и федеральном уровне, чем в любом другом регионе Соединенных Штатов.

Бюро переписи населения Новой Англии является единственным из девяти региональных бюро переписи населения США, связанным с несколькими штатами, но имеющим постоянные, чётко обозначенные границы. Весь регион связывает сильное чувство культурной идентичности, что отличает его от остальной части страны, хотя это и часто оспаривается, из-за сочетания пуританства с либерализмом, аграрной жизни с промышленностью и изоляции с иммиграцией.

История

Коренное население

Самое раннее известное население Новой Англии — это американские индейцы, говорившие на восточных алгонкинских языках. Известны племена Абенаков, Пенобскотов, Пекотов, Могикан, Покумтуков и Вампаноагов. До прибытия европейцев западные Абенаки населяли Нью-Гэмпшир и Вермонт, а также часть Квебека и западного Мэна. Их центром был Норриджвок в современном штате Мэн.

Пенобскоты жили вдоль реки Пенобскот в штате Мэн. Вампаноаги занимали юго-восток штата Массачусетс, Род-Айленд, и острова Мартас-Винъярд и Нантакет. Покумтуки жили в Западном Массачусетсе, Могикане и Пекоты в районе Коннектикут. Долина реки Коннектикут, проходящая по территории нынешних штатов Вермонт, Нью-Гэмпшир, Массачусетс и Коннектикут, связывала различные народы в культурном, языковом и в политическом плане.

Около 1600 года французские, голландские и английские торговцы, исследуя Новый Свет, начали торговлю с индейцами металлическими, стеклянными изделиями и тканями в обмен на бобровые шкурки.

Вирджинская компания

10 апреля 1606 года король Англии Яков I утвердил указом компании Вирджинии, Лондона и Плимута. Это были частные торгово-финансовые предприятия, предназначенные для освоения земель Англией.

Благодаря Вирджинской компании были освоены территории вплоть до северных границ штата Мэн. Осенью 1607 года была основана колония Пофам в устье реки Кеннебек в штате Мэн. В отличие от Джеймстауна (Виргиния), основанного в апреле 1607, и ставшего первым английским поселением в Северной Америке, колония не смогла удержаться и была оставлена весной следующего года. Капитан Джон Смит, исследуя берега региона в 1614 году, назвал его «Новой Англией». Он также опубликовал описание Новой Англии. Зимой 1616—1617 в Новую Англию, в бухту Биддефорд, прибыл капитан Ричард Вини. В наши дни там расположен город Биддефорд в штате Мэн.

В 1620 году пилигримы с корабля «Мейфлауэр» основали колонию Плимут, положившую начало постоянному поселению европейцев в Новой Англии.

Совет в Плимуте

Название «Новая Англия» стало официальным 3 ноября 1620 года, когда устав компании Вирджиния Плимут был заменен Королевской хартией о Плимутском Совете по Новой Англии, акционерном обществе, учрежденном для колонизации и управления регионом. Первые колонисты, прибывшие в Плимут, подписали «Мэйфлауэрское соглашение», ставшее первым руководящим документом Колонии Массачусетского залива, заменённым в дальнейшем королевским уставом (1629). Порт и главный город колонии Бостон основан в 1630 году.

С 1633 года массачусетские пуритане начали селиться в Коннектикуте. Изгнанный из Массачусетса за ересь Роджер Уильямс, привел группу своих сторонников на юг и основал Провиденс (1636) в области, которая позже стала штатом Род-Айленд. В это время Вермонт ещё не был заселён, а территории Нью-Гэмпшира и Мэна находились под управлением Массачусетса.

Колониальные войны

В отношениях между колонистами и индейцами мир чередовался с вооруженными столкновениями, самым кровавым из которых была Война Пежо (1643), в ходе которой произошла резня Мистик. Шесть лет спустя колонии Массачусетского залива Плимут, Нью-Хейвен и Коннектикут объединились в Конфедерацию Новой Англии (официально «Соединенные Колонии Новой Англии»). Конфедерация была создана в основном для координации взаимной обороны, но не была эффективна и вскоре распалась.

Вождь вампаноагов Метакомет по прозвищу Король Филип поставил целью полное истребление или изгнание белых поселенцев. Колонисты одержали решительную победу в Войне Короля Филипа (1675—76), но понесли тяжелейшие потери. Метакомет был убит, племя вампаноаг практически истреблено. С союзными ему племенами был заключён мир там, где сейчас расположены Нью-Гэмпшир и штат Мэн.

В течение последующих 100 лет колонистам Новой Англии пришлось вести ещё шесть войн, в основном, против Новой Франции. Союзниками Новой Англии в этих войнах были ирокезы, а союзниками Новой Франции выступали вабанаки. После завоевания Новой Англией Акадии (1710), она была превращена в Новую Шотландию под контролем Новой Англии, но на тот момент Нью-Брансуик и практически весь современный Мэн оставались спорной территорией между Новой Англией и Новой Францией. После победы англичан в Семилетней войне (1763), в долине реки Коннектикут открылся поселенческий регион Западный Нью-Гэмпшир, ныне Вермонт.

Фермеры Новой Англии становились относительно самостоятельными. Позже, благодаря пуританской трудовой морали, в Новой Англии начали развиваться торговля и ремесла, в отличие от Южных колоний, которые импортировали нужные товары из Англии.

Протекторат Англии

Король Яков II был обеспокоен все большей самостоятельностью колоний, в том числе их самоуправлением и уставами, их открытым пренебрежением Навигационными Актами, и их растущей военной мощью. Поэтому он установил господство в Новой Англии Административного Союза (1668), включавшего в себя все колонии Англии в Новом свете. В 1688 году бывшие голландские колонии Нью-Йорк и Нью-Джерси были присоединены к Союзу. Союз, навязанный извне и вопреки укоренившейся демократической традиции региона, был крайне непопулярен среди колонистов.

Власть существенно изменила уставы колоний, назначив почти во всех королевских губернаторов. Возникла напряжённость между королевскими губернаторами с одной стороны, и выборными органами управления и должностными лицами колоний — с другой. Губернаторы желали установить неограниченную власть, а чиновники из местных выборных должностных лиц противились этому. Местные городские правительства, в большинстве случаев, продолжали работать по-прежнему как органы самоуправления.

После Славной революции в Англии (1688) бостонцы свергли королевского наместника сэра Эдмунда Андроса. Они захватили королевских чиновников, а также приверженцев Англиканской церкви, в ходе бескровного народного восстания. Эти напряженные отношения, в конечном итоге, вылились в Американскую Революцию, ставшую началом Войны за Независимость США в 1775 году. Первые сражения войны состоялись в Лексингтоне и Конкорде, штат Массачусетс, позже состоялась осада Бостона континентальными войсками. В марте 1776 года британские войска были вынуждены оставить Бостон.

Послереволюционная Новая Англия

После Войны за Независимость Новая Англия перестала быть политической единицей, но регион, состоящий из самостоятельных штатов, по-прежнему имел важное культурное значение. К 1784 году все штаты региона уже предприняли шаги в направлении отмены рабства, а Вермонт и Массачусетс отменили рабство в 1777 и 1783 году, соответственно.

Во время войны с Англией 1812 года, в Новой Англии возникло движение за отделение от США. Торговля Новой Англии только начинала восстанавливаться, и её купцы выступали против войны со своим самым крупным торговым партнером. Двадцать семь делегатов от штатов Новой Англии собрались на Хартфордскую конфернцию зимой 1814—1815 года, чтобы обсудить изменения в Конституции США для защиты интересов региона и укрепления автономии штатов, по их мнению не учитываемых достаточно в торговых взаимоотношениях государств.

Вермонт получил статус штата в 1791 году после разрешения спора со штатом Нью-Йорк . 15 марта 1820, как часть Миссурийского компромисса, территории штата Мэн, ранее входившие в состав штата Массачусетс, были приняты в Союз как свободный от рабства штат. Сегодня регион Новая Англия состоит из шести штатов: Коннектикут, Мэн, Массачусетс, Нью-Гэмпшир, Род-Айленд и Вермонт.

До периода Гражданской Войны в США Новая Англия отличалась от других штатов своими политическими тенденциями. Массачусетс и Коннектикут были в числе последних прибежищ федералистов, отстаивавших большую самостоятельность каждого штата. Когда оформилась двухпартийная система (1832), Новая Англия стала оплотом новой партии Вигов. Виги доминировали по всей Новой Англии кроме Мэна и Нью-Гэмпшира. Ведущие государственные деятели — в том числе Дэниел Уэбстер родом из этого региона. Новая Англия оставила вклад и в других областях жизни. Оттуда были многие известные литераторы и интеллектуалы, такие как Ральф Эмерсон, Генри Дэвид Торо, Натаниэль Готорн, Генри Лонгфелло, Джордж Банкрофт, Уильям Прескотт.

Промышленная революция

Новая Англия стала ключевым регионом промышленной революции в США. На северном берегу морского порта Беверли (Массачусетс) в 1787 году появилась первая, и в дальнейшем крупнейшая, хлопкопрядильная фабрика в Америке. Технологические достижения мануфактуры Беверли привели к появлению более современных текстильных фабрик, в том числе Мельницы Слейтер в городе Патакет, род-Айленд. Долину Блекстоун в Массачусетсе и род-Айленде прозвали в Америке родиной промышленной революции. Города Лоренс и Лоуэлл (Массачусетс), Уонсокет (Род-Айленд), Льюистон (Мэн) стали центрами текстильной промышленности, основанной на инновациях Мельницы Слейтер и хлопчатобумажной мануфактуры Беверли.

География

Штаты Новой Англии занимают площадь 71,991.8 квадратных миль (186 458 км²), то есть немного большую, чем штат Вашингтон, и большую, чем Англия. Штат Мэн составляет почти половину общей площади Новой Англии, но он лишь 39-й среди штатов по площади, немного меньше Индианы. Остальные штаты относятся к числу самых малых в США, в том числе наименьший штат Род-Айленд.

Климат

Погодные условия различны по региону. Климат штатов Мэн, Нью-Гэмпшир, Вермонт влажный с коротким мягким летом и холодной зимой. Коннектикут, Массачусетс, Род-Айленд, южная часть штата Мэн, южная часть Нью-Гэмпшира и Вермонта обладают влажным климатом с долгим теплым летом, но также с холодной зимой.

Осень приходит в Новую Англию раньше, чем в соседние регионы, и благодаря густым лиственным лесам, раскрашивает её в яркие цвета, что привлекает множество туристов.

Среднее количество осадков колеблется от 40 до 60 дюймов (1000—1500 мм) в год, хотя в северной части штата Вермонт и Мэн несколько меньше, 510—1000 мм. Глубина снежного покрова часто превышает 2,5 м, что делает горнолыжные курорты штата Мэн, Нью-Гэмпшира и Вермонта крайне привлекательными в зимнее время.

Самая низкая температура, зарегистрированная в Новой Англии -46 °C (Блумфилд, Вермонт, 30 декабря 1933 года). Самый маленький штат Род-Айленд является самым теплым в Новой Англии, самый большой Мэн — самым холодным.

Крупнейшие города

Список самых населенных городов на основе переписи 2010 года. В скобках указано население соответствующей городской агломерации.

1. Бостон, Массачусетс: 617 594 (4 552 402)
2. Вустер, штат Массачусетс: 181 045 (798 552)
3. Провиденс, штат Род-Айленд: 178 042 (1 600 852)
4. Спрингфилд, штат Массачусетс: 153 060 (692 942)
5. Бриджпорт, штат Коннектикут: 144 229 (916 829)
6. Нью-Хейвен, Коннектикут: 129 779 (862 477)
7. Хартфорд, штат Коннектикут: 124 775 (1 212 381)
8. Стэмфорд, штат Коннектикут: 122 643 (часть MSA Бриджпорт)
9. Уотербери, штат Коннектикут: 110 366 (228 984)
10. Манчестер, штат Нью-Гэмпшир: 109 565 (400 721)
11. Лоуэлл, штат Массачусетс: 106 519 (315 158)
12. Кембридж, штат Массачусетс: 105 162 (часть Большого Бостона)
13. Портленд, штат Мэн: 66 194 (518 117)

В XX веке рост городов в регионах, окружающих Нью-Йорк, оказал важное влияние на соседний и тесно связанный с ним Коннектикут.

Экономика

Производство

Исследование, проведенное в Университете штата Коннектикут (2010), показало, что производство в Новой Англии, как правило, дороже, чем в других частях США. Только Мэн был менее дорогостоящим. Вермонт, Род-Айленд и Нью-Гемпшир показали самые высокие по стране производственные затраты.

См. также

• Новая Франция
• Новые Нидерланды
• Янки
• Новая Испания

Отрывок, характеризующий Новая Англия

– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.