Нагель, Томас

Томас Нагель
англ. Thomas Nagel
Научная сфера:	философия
Место работы:	Нью-Йоркский университет

Томас Нагель (Нейджел) (англ. Thomas Nagel, род. 4 июля 1937 года, Белград) — американский философ, исследователь вопросов философии сознания, политики и этики.

Биография и труды

Окончил Корнельский университет (1958), затем в 1960 году получил степень бакалавра по философии в Оксфорде, а спустя три года защитил в Гарварде докторскую диссертацию под руководством Джона Роулза. На протяжении своей жизни Нагель преподавал философию в Калифорнийском и Принстонском университетах, а в 1986 году обосновался в одном из самых крупных и значимых университетов мира — Нью-Йоркском университете, где по настоящее время занимает должность профессора философии и права. Ведёт активную общественную жизнь. Является членом Американской Академии искусств и наук, членом Британской Академии и почётным членом Колледжа Корпус-Кристи в Оксфорде.

С самого начала своей философской карьеры Нагель работал над широким кругом проблем, уделяя особое внимание этике, политической и правовой философии, метафизике, гносеологии и философии сознания.

Широкая популярность к Нагелю пришла в 1974 году, с опубликованем журналом Philosophical Review его статьи «Каково быть летучей мышью?» («What Is It Like to Be a Bat?»), в которой критикуется редукционистский подход к проблемам сознания на примере сознания летучей мыши. Кроме этой нашумевшей статьи, Нагелем было написано 62 другие статьи и около 40 критических эссе. Журнал «The New Republic» назвал Нагеля «одним из наиболее интересных американских философов». Характерной особенностью Нагеля является его способность излагать сложный философский материал в доступной форме. Его книга «Что всё это значит? Или очень короткое введение в философию», переведённая на 21 язык мира, включая русский, доходчиво и чётко обрисовывает практически весь круг самых актуальных философских проблем.

В этике Нагель защищает идею альтруизма, поскольку, по его мнению, у людей есть веская причина приносить пользу другим людям без ожидания того, что это принесёт им выгоду, а также без мотивации такими факторами, как симпатия к человеку.

Признание

• Премия Рольфа Шока (2008)
• Премия Бальцана (2008)

Каково быть летучей мышью?

Впервые вопрос «Каково быть летучей мышью?» был поставлен в 1950 году британским идеалистом Тимоти Л. С. Сприджом и только двадцать четыре года спустя вновь задан Нагелем. В одноименной статье Т. Нагеля подвергается критике физикализм, отождествляющий сознание с мозгом. По мнению Нагеля, главной чертой сознания является его субъективность, а попытка описать сознание с объективных позиций науки неизбежно что-то упускает. Так, полные сведения о нейрофизиологическом строении мозга летучей мыши не позволят нам понять, каково это - быть ей. Подобный вывод Нагель распространяет и на человеческую психику. Объективные сведения о мозге человека не дают представления о полноте и качестве его внутренних переживаний, а значит сознание не может быть редуцировано к мозгу.

Критика редукционизма и современной теории эволюции

В книге «Разум и космос» Нагель доказывает, что материалистическая версия эволюционной биологии не в состоянии объяснить существование разума и сознания, и, следовательно, по меньшей мере, неполна. Он отмечает, что разум является базовым аспектом природы и что натурфилософия, неспособная учесть этот аспект, порочна в своей основе. Он доказывает, что стандартный подход к возникновению жизни на основе физико-химического редукционизма, то есть жизнь возникла благодаря цепочке случайностей, руководимых естественным отбором, противоречит здравому смыслу. По мнению Нагеля, за возникновение жизни и, в частности, сознательной жизни, возможно, отвечают принципы совсем иного рода, и эти принципы могут носить не материалистический или механистический, а телеологический характер. Он подчеркивает, что его аргументация не является религиозной по своей природе (Нагель — атеист) и что она не основывается на теории разумного замысла, хотя он пишет, что такие защитники разумного замысла как Майкл Бехе, Стивен Майер и Дэвид Берлински не заслуживают того презрения, которое выражает к ним научное большинство.

Библиография

• «Возможность альтруизма» / The Possibility of Altruism (1970)
• «Смертельные вопросы» / Mortal Questions (1979)
• «Взгляд из ниоткуда» / The View from Nowhere (1986)
• «Что всё это значит?» / What Does It All Mean?: A Very Short Introduction to Philosophy (1987)
• «Равенство и несправедливость» / Equality and Partiality (1991)
• «Другие сознания: критические эссе, 1969—1994» (1995)
• «Последнее слово» / The Last Word (1997)
• «Миф собственности: Налоги и справедливость» ((2002), в соавторстве с Лиам Мёрфи)
• «Сокрытие и разоблачение» / Concealment and Exposure (2002)
• Secular Philosophy and the Religious Temperament (2009)
• Mind and Cosmos: Why the Materialist Neo-Darwinian Conception of Nature is Almost Certainly False (2012)

На русском языке

• Нагель Т. Что все это значит? Очень краткое введение в философию. Пер. с англ. А. Толстова. — М.: Идея-Пресс, 2001. — 84 с.

См. также

• Субъективный характер опыта
• Квалиа

Литература

• Дубровский Д. И. Проблема духа и тела: возможности решения (В связи со статьёй Т.Нагеля «Мыслимость невозможного и проблема духа и тела») // Вопросы философии, № 10, 2002. С. 92—107.

Ссылки

• [www.nyu.edu/gsas/dept/philo/faculty/nagel/ Домашняя страница Томаса Нагеля — Университет Нью-Йорка.]
• [www.nyu.edu/gsas/dept/philo/faculty/nagel/nagelcv.pdf CV Томаса Нагеля (PDF) — Университет Нью-Йорка.]
• [www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Article/nag_kak.php Т. Нагель. «Каково быть летучей мышью?» Пер. с англ. Эскиной М. А. Самара: Бахрах-М, 2003.]
• [socialistica.lenin.ru/analytic/txt/n/nagel_1.pdf Т. Нагель. Что все это значит? Очень краткое введение в философию. М., 2001]

Отрывок, характеризующий Нагель, Томас

– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.