Нюрнбергские мейстерзингеры

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Опера
Нюрнбергские мейстерзингеры
нем. Die Meistersinger von Nürnberg

Ойген Гура в роли Ганса Сакса
Композитор

Рихард Вагнер

Автор(ы) либретто

Рихард Вагнер

Жанр

Музыкальная драма

Действий

3

Год создания

18611867

Первая постановка

21 июня 1868

Место первой постановки

Придворный театр, Мюнхен

Нюрнбе́ргские мейстерзи́нгеры (нем. Die Meistersinger von Nürnberg) — опера Рихарда Вагнера в 3 действиях на собственное либретто на немецком языке, написанная в 18611867 годах и считающаяся одной из вершин творчества Вагнера[1].

Премьера оперы состоялась в Мюнхене 21 июня 1868 года.





История создания и постановок

Между возникновением идеи оперы и её окончательным воплощением прошло двадцать два года. Работа состояла из нескольких этапов, между которыми Вагнер создал несколько других сочинений. Первый набросок с подробным описанием сюжета был сделан 16 июля 1845 года в Мариенбаде. По сравнению с окончательной редакцией этот вариант содержал небольшие сюжетные отличия, в нём была меньше развита историческая основа. Некоторые образные характеристики персонажей также претерпели изменения, например, Ганс Сакс в наброске предстаёт не столь однозначно положительным персонажем, как в последующих редакциях[2].

По замыслу автора, новое произведение должно было стать комедийной параллелью к другой, только что законченной опере «Тангейзер», где центральной сценой является певческий турнир[3]. Своё намерение написать комическую оперу Вагнер подробно изложил в «Обращении к друзьям» в 1851 году:

Тотчас после окончания «Тангейзера» мне посчастливилось отправиться для отдыха в один из богемских курортов. Здесь я скоро почувствовал себя легко и весело настроенным..., присущая моему характеру весёлость впервые сказалась в художественной области.
За последнее время я почти сознательно настроился написать комическую оперу; я припоминаю, что к этому решению меня привели откровенные советы добрых друзей, желавших, чтобы я написал оперу «более лёгкого жанра»; по их мнению, такая опера открыла бы мне доступ на немецкие сцены и имела бы существенный для моих жизненных обстоятельств успех.
Как у афинян весёлое зрелище следовало за трагедией, так и передо мной во время того путешествия внезапно возник план комедии, которая своим содержанием могла бы примкнуть к «Состязанию певцов в Вартбурге»[4].

Однако всерьёз к работе над «Нюрнбергскими мейстерзингерами» композитор приступил только в декабре 1861 года, закончив её в октябре 1867 года.

Премьера оперы состоялась в Мюнхене 21 июня 1868 года.

Опера отличается системой разнообразных лейтмотивов, богатой и выразительной мелодикой, лиричностью и юмором, а также огромным размером — продолжительность чистой музыки составляет 4 часа 5 минут[1].


Действующие лица

Партия Голос Исполнитель на премьере, 21 июня 1868
(Дирижёр Ганс фон Бюлов)
Ганс Сакс, башмачник бас Франц Бетц
Фейт Погнер, золотых дел мастер бас Каспар Баузевайн
Кунц Фогельгезанг, скорняк тенор Карл Самуэль Хайнрих
Конрад Нахтигаль, жестянщик бас Эдуард Зигль
Сикст Бекмессер, городской писарь бас Густав Хёльцель
Фриц Котнер, пекарь бас Карл Фишер
Бальтазар Цорн, оловянных дел мастер тенор
Ульрих Эйслингер, торговец пряностями тенор
Августин Мозер, портной тенор
Герман Ортель, мыловар бас
Ганс Шварц, чулочник бас
Ганс Фольц, медник бас Бартоломеус Вайксльшторфер
Вальтер фон Штольцинг, молодой франконский рыцарь тенор
Давид, ученик Сакса тенор
Eвa, дочь Погнера сопрано
Магдалина, подруга Евы сопрано
Ночной сторож бас Фердинанд Ланг
Горожане, горожанки всех цехов, подмастерья, ученики, народ

Краткое содержание

Действие происходит в середине XVI века в Нюрнберге.

Первое действие

Летним днём в нюрнбергской церкви святой Екатерины признались друг другу в любви молодой рыцарь Вальтер Штольцинг и первая красавица в городе Ева Погнер. Но отец Евы, золотых дел мастер Фейт Погнер, давно решил, что рука и сердце его дочери будут отданы тому, кто одержит победу в очередном ежегодном состязании лучших певцов Нюрнберга. Оно состоится завтра, неподалёку от города, на берегу реки Пегниц. И принять в нём участие имеют право лишь члены цехов…

Пренебрегая принципами рыцарской чести, Вальтер пытается вступить в цех мастеров. Но суровы правила цеха: прежде чем стать настоящим мейстерзингером, нужно долго изучать искусство пения, постичь все его секреты. Старые мастера возмущены просьбой Штольцинга. Вальтер требует, чтобы ему устроили испытание; звучит его взволнованная песня. Городской писарь Сикст Бекмессер, взявшийся быть судьёй, отмечает мелом допущенные Вальтером погрешности против правил: доска вся исписана! На лице самодовольного Бекмессера радостная улыбка: втайне он тоже надеется завоевать Еву. Мейстерзингеры требуют, чтобы Вальтер прекратил пение: не может быть и речи о его вступлении в цех. Противится этому лишь старый башмачник Сакс, которого взволновала песня молодого рыцаря. Но его никто не слушает. Вальтер покидает собравшихся.

Второе действие

Тихий вечер. На опустевшей улице города одиноко сидит Сакс. Песня Вальтера всколыхнула душу старого мастера, навеяла грустные мысли. Хотя Сакс и не хочет признаться в этом, он глубоко и нежно любит Еву, которую знал ещё ребёнком. Признанный поэт, Сакс мог бы и сам выступить на состязании: вряд ли кто-нибудь в состоянии соперничать с ним в певческом мастерстве. Но он чувствует, что, кроме глубокого уважения, иного чувства ему не пробудить в душе Евы. Завидев девушку, старый мастер делает вид, что возмущён наглостью Вальтера. Ответ Евы открывает Саксу глаза: она любит молодого рыцаря.

Постепенно ночь окутывает город. У дома Евы появляется Вальтер. Он пришёл уговорить любимую навсегда покинуть с ним город. Приближающиеся звуки лютни прерывают разговор. Это Бекмессер. Он рассчитывает покорить своей игрой Еву, и тогда его, победителя завтрашнего турнира — на этот счёт у городского писаря нет сомнений! — девушка согласится назвать своим супругом. Уверенный в успехе, Бекмессер поёт серенаду, даже не замечая, что в окне стоит не Ева, а накинувшая её платье кормилица Магдалена. Пение Бекмессера прерывает стук молотка сапожника: это трудится старый Сакс. Свою работу он сопровождает простой, незамысловатой песней. Городской писарь негодует, но Сакс не обращает на него внимания. В конце концов оба сходятся на том, что старый башмачник, не прекращая работы, ударами молотка станет отмечать ошибки, которые Бекмессер допустит при пении. Их столько, что Сакс уже кончает труд, а писарь ещё не спел и половины своей серенады. Его резкий, неприятный голос будит обитателей соседних домов. Просыпается и ученик Сакса — Давид. Увидев, что Бекмессер поёт серенаду его невесте Магдалене, юноша затевает драку со своим мнимым соперником. В неё включаются и соседи, выскочившие на шум. Жёны, дочери, сестры дерущихся тщетно пытаются прекратить ночную потасовку. И только близкий звук рога ночного сторожа останавливает мужчин. Горожане медленно расходятся по домам. Вальтер удаляется вместе с Саксом. Звучит сигнал и отклик сторожа. И снова на улицах города воцаряются ночь и тишина.

Третье действие

Картина первая

Дом Ганса Сакса. Старому башмачнику трудно примириться с мыслью, что Ева любит другого. Глубоко скорбит он о своей неудачно сложившейся жизни. Но грустные думы о собственной судьбе не могут погасить в сердце Сакса огромной любви к людям. Своими песнями он должен вдохновлять их на добрые дела, вселять в душу любовь к прекрасному.

Входит Давид. Он принёс учителю песню, с которой собирается выступить на состязании. Высоко оценивая песню своего ученика, башмачник желает ему счастья с Магдаленой.

Появляется Вальтер Штольцинг. Сакс искренне рад приходу рыцаря. Старый мастер чувствует, что должен помочь Вальтеру. Он рассказывает юноше о том, как важно для мейстерзингера знать правила певческого искусства, изучить все законы. В благодарность за советы Вальтер рассказывает Саксу о прекрасной песне, зародившейся в его сердце. Он посвятит её своей возлюбленной. Старый мастер помогает Штольцингу записать песню.

Неожиданно в дом башмачника заглядывает Бекмессер. Писарю нужны стихи, которые принесли бы ему победу на состязании. Однако у него совершенно нет сил: ночная драка отняла последние. Его взгляд падает на листок, исписанный почерком Сакса. Бекмессер пробегает его глазами. Он спасён! Это новая песня. Не задумываясь, Бекмессер прячет её в карман.

В комнату входит Сакс. По нарочито равнодушному виду гостя он сразу догадывается, в чём дело. Желая посрамить заносчивого писаря, Сакс дарит ему похищенный текст и сообщает, что он сам отказывается от участия в состязании. Бекмессер ликует: не будет самого серьёзного соперника! Самоуверенный писарь отправляется на состязание. Собирается идти и Вальтер. Напутствуя его добрыми словами, Сакс отечески благословляет влюблённых. Стараясь разогнать охватившую его грусть, башмачник устраивает шутливую церемонию посвящения своего ученика Давида в подмастерья. Затея вызывает всеобщее веселье.

Картина вторая

На берегу реки Пегниц собрались чуть ли не все жители города. С яркими флагами и хоругвями идут колонны мастеров. Каждый цех поёт свою песню. Молодежь устраивает танцы и игры.

Но вот начинается традиционное состязание мейстерзингеров. Зрители тесным кольцом окружают соревнующихся. Самодовольно улыбаясь, в кругу появляется Бекмессер. Уверенный в успехе, городской писарь даже не потрудился выучить чужую песню наизусть. Как он ни старается, его пение вызывает лишь смех зрителей. Красный от негодования, Бекмессер покидает круг. Он убеждён, что в его неудаче виноват Сакс: старый башмачник нарочно подсунул ему листок с этой глупой песней… В круг решительно входит Вальтер. Он поёт о своей любви, и его чистая, идущая из самого сердца песня покоряет слушателей. Её подхватывают все — и ученики, и подмастерья, и почтенные мастера. Вальтер Штольцинг объявляется победителем состязания, а прекрасная Ева — его невестой.

Избранные записи

(солисты даются в следующем порядке: Сакс, Вальтер, Ева, Погнер)

Напишите отзыв о статье "Нюрнбергские мейстерзингеры"

Примечания

  1. 1 2 [www.classic-music.ru/nurnberg.html А. Гозенпуд. Нюрнбергские мейстерзингеры]
  2. Н. И. Виеру. I глава // Опера Р. Вагнера «Нюрнбергские мейстерзингеры». — Москва: Музыка, 1972. — С. 12. — 184 с. — 3250 экз.
  3. [www.belcanto.ru/nurnberg.html М. Друскин. Нюрнбергские мейстерзингеры]
  4. Р. Вагнер. Письма. Дневники. Обращение к друзьям // Моя жизнь. Мемуары. — Москва, 1911. — Т. 4. — С. 372.

Литература

  • Кулешова, Галиа Григорьевна: Композиция оперы. Минск, 1983. «Наука и техника» c. 86—124

Ссылки

  • [www.wagneroperas.com/indexrienzilibretto.html Либретто]
  • [belcanto.ru/nurnberg.html «Нюрнбергские мейстерзингеры» на сайте belcanto.ru]

Отрывок, характеризующий Нюрнбергские мейстерзингеры

В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.