Нязепетровск

Город Нязепетровск Флаг Герб Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Челябинская областьЧелябинская область Муниципальный район Нязепетровский Городское поселение Нязепетровское Координаты 56°03′00″ с. ш. 59°36′00″ в. д.56.05000° с. ш. 59.60000° в. д. / 56.05000; 59.60000    Основан 1747 Город с 1944 Население ↘11 901 человек (2016) Названия жителей нязепетро́вцы, нязепетро́вец Часовой пояс UTC+5 Телефонный код +7 35156 Почтовый индекс 456970 Автомобильный код 74, 174 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=75244501 75 244 501] Нязепетровск Москва Челябинск Нязепетровск Нязепетровск Нязепетровск Нязепетровск

К:Населённые пункты, основанные в 1747 году

Нязепетро́вск — город в Нязепетровском районе Челябинской области России. Административный центр района и Нязепетровского городского поселения. Население составляет 11 901 чел. (2016).

Распоряжением Правительства РФ от 29 июля 2014 года № 1398-р «Об утверждении перечня моногородов» Нязепетровское городское поселение включён в категорию «Монопрофильные муниципальные образования Российской Федерации (моногорода) с наиболее сложным социально-экономическим положением».

Географическое положение

Город расположен в устье реки Нязя в по обеим берегам рек Уфа и Нязя, на северо-западе Челябинской области, в 225 км (по автодороге через село Тюбук) от Челябинска и в 180 км от Екатеринбурга, через Полевской. Размещен на Среднем Урале: восточный склон Бардымского хребта — западные предгорья Уфалейского хребта, в 8-10 км юго-восточнее горы Берёзовая (Бардымский хребет).

Климат умеренно-континентальный, лето тёплое, зима суровая — снега очень много. Среднемесячная температура июля составляет +17°С, января −15°С.

Самый холодный город Челябинской области, с частыми летними заморозкамиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).

Климат

• Среднегодовая температура воздуха — 0,9 °C
• Относительная влажность воздуха — 69,8 %
• Средняя скорость ветра — 3,3 м/с

Климат Нязепетровска
Показатель	Янв.	Фев.	Март	Апр.	Май	Июнь	Июль	Авг.	Сен.	Окт.	Нояб.	Дек.	Год
Абсолютный максимум, °C	2,4	4,1	12,5	27	33,1	34,4	35,7	35,4	29,7	20,7	13,3	4,6	35,7
Средняя температура, °C	−15,7	−14	−7,8	2,4	10,4	15,6	17,6	15,8	7,8	1,5	−8,4	−14,3	0,9
Абсолютный минимум, °C	−53,1	−54,3	−45,6	−36,2	−21,4	−8,4	−7,4	−13,2	−22,8	−31,9	−41,1	−49,8	−54,3

История

История Нязепетровска начиналась с началом строительства в 1744 году ныне старейшего на территории современной Челябинской области железоделательного и чугунолитейного завода балахонским купцом Петром Осокиным на реке Нязя (Наза) притока реки Уфы, на землях арендованных у башкир Айлинской, Кара-Табынской, Катайской волости.

Нязепетровский железоделательный завод является первым, вместе с Каслинским заводом, предприятием чёрной металлургии на территории нынешней Челябинской области.

Основание Нязепетровского завода

В первой половине XVIII века на реке Уфе отмечалось 8 башкирских волостей (в том числе Белокатайская, Катайская, Упейская, Шуранская)

На Южном Урале в начале 30 годов XVIII века из-за упорного сопротивления башкир казенное строительство потерпело неудачу. Вследствие чего в 1736 году последовал Указ, разрешавший частным промышленникам покупать землю у местного башкирского населения, а Указ 1739 года позволял арендовать у них земли (брать их в кортому), оставляя их юридически в ведении последних.

Этим и воспользовался балахонский купец из Нижегородской губернии Пётр Игнатьевич Осокин, который в соответствии с Указами Ея Императорского Величества из Правительствующего Сената от 16 апреля и Берг-коллегии от 22 мая 1744 года приступил к строительству Назепетровского чугунолитейного и железоделательного завода на картомленной у башкир земле на реке Назе в Катайской волости Уфимской провинции Оренбургской губернии.

В 1744 года, имея уже договор с башкирскими старшинами от 18 марта того же года на аренду земли с лесными угодиями, Осокин приступил к строительству Назепетровского железного завода на реке Назе. Место постройки завода определялось наличием руды и воды, как энергетической базы и средства транспортировки. Имея опыт создания подобных горных заводов он привлек к строительству мастеровых и работных людей с принадлежащих ему Иргинского и Бизярского заводов, в основном, имеющих необходимые профессиональные навыки: плотников, мастеров дощатого дела, рудоискателей, колесного мастера, мастеров горного дела, плавильщиков и мастеровых людей других профессий. Заводчик сам непосредственно руководил строительством завода. В первую очередь, строились жилища для крепостных, плотина и заводские строения. Велись изыскания новых рудных проявлений и организация рудников.

Темпы строительства не удовлетворяли государственных чиновников от администрации Оренбургской губернской канцелярии. Нужно было, чтобы завод быстрее приступил к выпуску чугуна и железа и платил налоги в государственную казну.

В конце 1746 года на Назепетровский завод направляется ревизор от Оренбургской губернской канцелярии секунд-майор Державин, который после проверки в своем доношении объявляет, что Осокин более «девяти тысяч рублей употребил, да и как заведенного, так и прочего строения построено немало», но 2-х процентный налог не платится. Под угрозой штрафа за не постройку завода и закрытия предприятия заводчика вызывают в Оренбург для подписания контракта на строительство завода.

При заключении контракта администрацией Оренбургской губернии в Указе от 20 марта 1747 года было поставлено 10 условий по строительству завода, которые закрепляли за Осокиным не только обязательства, но и давали большие права в осуществлении задуманного.

Осокин выполнил условия контракта по сроку строительства завода и пуска его в эксплуатацию. В 1749 году Назепетровский завод начал получать чугун и выделывать железо.

Заводчики Мосоловы

10 декабря 1751 года Петр Осокин продает Назепетровский завод заводчикам Мосоловым за 27 тыс. рублей.

На Мосоловых завод начал работать 1 мая 1752 года. Однако вскоре, 7 июля этого же года, из-за повреждения в дне горна домна остановилась. Запаса горнового камня для ремонта домны на заводе не было. Горновой же камень на реке Чусовая добывался только в зимнее время, а имеющийся добытый и обделанный на реке Уфе, не было возможности привезти водным путём из-за мелководья и отсутствия дорог. И только по первому зимнему пути горновой камень привезли| на завод, повреждения в горне были исправлены, горн «высушен» и 7 января 1753 года домна заработала.

Конец 40-х и начало 50-х годов XVIII века было временем высшего подъёма промышленного хозяйства Мосоловых. После покупки Назепетровского завода, к середине 1753 года братья Мосоловы владели восемью заводами, шесть из которых размещались в Европейской России и два на Урале. Во время владения ими Нязепетровским заводом они завезли на него 45 мастеровых и работных людей со своих уже действовавших вышеперечисленных заводов из центральной России.

Но последующие 9 лет в истории хозяйства этих промышленников были омрачены крупными потрясениями, которые не только приостановили дальнейший рост этого хозяйства, но даже привели его к значительному сокращению.

Хозяйство Мосоловых было почти полностью парализовано. Заводы пришли «в крайнюю остановку» — информировал Сенат И. А. Мосолов в сентябре 1757 года и тут же описал бедственное положение мастеровых людей, лишенных пропитания, «а иные по самой бедности и необходимости разбрелись по разным местам и скитаются меж дворами». Это утверждение подтверждается и другими свидетельствами.

На Назепетровском заводе из-за отсутствия денег мастеровые и работные люди были распущены по разным местам «для прокормления», а некоторые из них разбежались. Итогом деятельности компании Мосоловых на Назепетровском заводе явилось то, что из 123 жилых домов, построенных когда то Осокиным, пустовало 74, а жителей осталось мужского пола с новорожденными — 94. (В первые годы правления Мосоловых к заводу было приписано 175 мастеровых и работных людей мужского пола).

В 1760 году раздел был завершен раздел имущества между братьями Мосоловыми. Имущество было разделено на четыре части. Максиму Мосолову досталась по жребию первая часть, в которую вошли также находящийся в стадии строительства Златоустовский и Уфалейский заводы. Четвёртая часть, куда входил Назепетровский завод, выпала на долю Ивана Большого Мосолова. Владелец Назепетровского завода обязан был отпускать железо и чугунное литье для постройки Уфалейского и Златоустовского заводов, а также завода на реке Кусе.

С 1759 по 1762 годы завод не действовал. Подводя итоги владения Мосоловыми Назепетровским заводом можно сказать, что они приростили некоторые земли, скупили их у башкир в районе речек Табуска, Маскара, Уфалейка, но после раздела имущества фирмы Мосоловых восточная часть территории на 25 верст отошла к вновь построенному Уфалейскому заводу и Назепетровский завод потерял большие площади. Разделены были также железные рудники, да и завод практически не работал.

Заводчики Петров, Мясников, Хлебникова. Восстание Пугачева

Иван Большой Мосолов продал завод 4 октября 1762 года за 30 тысяч рублей компании купцов Якова Семеновича Петрова и Матвея Семеновича Мясникова. Работа завода возобновилась в 1763 году.

25 мая 1765 года, «в полюбовной Петрова и Мясникова сделке, с дозволения Берг-коллегии», Мясников уступил свою половину завода «в вечное и потомственное содержание» Петрову.

В первые годы владения заводом Петровым его производительность возросла более чем в 2 раза. Уже в 1770 г. завод располагал доменной фабрикой с 1 домной и помещением для литья посуды, двумя молотовыми фабриками с 8 молотами (из них 2 запасных) и 12 горнами, пильной мельницей, кузницей с 6 горнами и меховой фабрикой.

Не обошла стороной Нязепетровский завод крестьянская война под предводительством Е. И. Пугачёва 1773—1775 гг. По мере развертывания войны в начале января 1774 года включились в восстание заводы, находящиеся в Исецком повстанческом районе. 2 января остановились работы на Верхнем и Нижнем Кыштымских и Каслинском доменно — передельных заводах, ставших важнейшей материальной и социальной базой восстания в крае. Кыштымские повстанцы выступали застрельщиками и инициаторами народной войны. Под влиянием развивавшегося повстанческого движения 24 января 1774 года Нязепетровский завод присоединился к войне. Участвуя в конфискации имущества, восставшие крепостные верили, что дело идет на благо крестьянской войны. Однако, когда башкирские отряды стали уничтожать строения и оборудование, жечь дома, то они сочли эти действия разбоем, не совместимым с провозглашенной повстанческими указами волей и защитой населения от насилия и поэтому выступили против таких бесчинств. В свою очередь защита заводскими людьми заводов и их имущества казалась башкирским повстанцам изменой восстанию.

Успешное наступление государственных карательных сил весной 1774 года в Исетской провинции, уход армии Белобородова из Кыштымского и других заводов серьёзно отразились на повстанческом движении. Нязепетровские заводские люди, боясь репрессий, «нимало не медля» после ухода повстанцев послали в Екатеринбург к майору Д. Гагрину крестьянина Г. Митюкова «с товарищами» для объявления покорности старым властям. После этого «вокруг всего заводского жительства» был построен «деревянный город с башнями», расставлены караулы и установлена регулярная связь с Екатеринбургом.

Даже летом 1774 года, когда Пугачёв снова поднимал на борьбу народы Урала и, нязепетровские заводские люди не рискнули поддержать восстание. 12 июня 1774 года, не выдержав атак башкирских повстанцев и не получив поддержки от карательных сил жители с семьями ушли в леса. 15 июня завод был подвергнут нападению башкир и сожжен. Во время нападения сгорели фабрики, большой урон был нанесен плотине: сгорели вешняковый спуск, ларь и слань. Во время нападения погибло 10 нязепетровцев.

За период восстания повстанцы получили от завода 415 руб., продовольствия, фуража, скота на сумму 5195 руб. Уничтожено долговых записок, обязательств на сумму 8500 руб. Людей в повстанческие отряды от завода не посылали, пушек и ружей восставшим не выдавали.

Убытки от разрушения заводских зданий, конфискаций разных припасов и материалов составили 29 702 руб., убытки заводских людей от разрушений домов и захвата имущества — 29 985 руб. По подсчетам Петрова сумма убытков, разумеется, преувеличенная, составила 73 767 руб. Факт сожжения завода признала и комиссия Берг-коллегии.

В 1775—1776 годах на заводе шли восстановительные работы, домна пущена 19 августа 1776 года.

Семья Я. П. Петрова, а именно его зять генерал-аудитор-лейтенант Петр Кириллович Хлебников, с 1772 года владели также Благовещенским медеплавильным заводом со слободой Николаевской на р. Акашле недалеко от впадения её в реку Белую в Уфимской губернии в 38 верстах севернее Уфы. После смерти П. К. Хлебникова в 1777 году завод достался по наследству его сыну коллежскому асессору Николаю Петровичу Хлебникову. Объём выплавки чугуна Нязепетровского завода был ограничен относительной слабостью передельных производственных мощностей. Часть чугуна перековывалась на здешних молотах в железо, а остальной чугун отправлялся для перековки по реке Уфе на Благовещенский медеплавильный завод, на котором для этого находился один кричный молот.

В 1787 году, после смерти Я. С. Петрова, Нязепетровский завод перешёл по наследству к дочери Ирине Яковлевне, вдове генерал-аудитор-лейтенанта П. К. Хлебникова. Документ на владение завода — имение, как «дворянскую собственность» она получила 30 декабря 1792 года.

Купец Л. И. Расторгуев

12 февраля 1808 года И. Я. Хлебникова продает Нязепетровский завод вольскому купцу Л. И. Расторгуеву. Получив разрешение Горного департамента, 15 октября 1809 года зять Хлебниковой Д. М. Полторацкий совершил купчую крепость, по которой Нязепетровский завод был продан вместе с 456 ревизскими душами мастеровых Нязепетровского завода и 564 ревизских души крепостных крестьян (мужского пола) Николаевской слободы за 450 тысяч рублей. Крепостные крестьяне Николаевской слободы были переведены на Нязепетровский завод ещё до 1800 года. По 5 ревизии 1795 года они числились за Благовещенским заводом, в то время общая численность переведенных составляла около 1 тысячи человек. А ко времени продажи завода в 1809 году она увеличилась, с вновь рождёнными, до 1800.

Вольский купец 1-й гильдии Лев Иванович Расторгуев был старообрядцем-беспоповцем. Его старшая дочь — Мария Львовна, 6 мая 1816 года была выдана замуж за Петра Яковлевича Харитонова, сына екатеринбургского купца, твердого в вере старообрядца. Младшая дочь Расторгуева Екатерина Львовна была выдана замуж за Александра Григорьевича Зотова, сына управляющего Верх-Исетского завода Григория Федотовича Зотова.

Кроме Нязепетровского завода, за два года (1808—1809) Л. И. Расторгуев купил ещё четыре завода: Каслинский, Верхне-Кыштымский, Нижне-Кыштымский и Шемахинский, построенный Н. Н. Демидовым рядом с Сорокинской пристанью на реке Уфе. Старообрядец-беспоповец оказался собственником огромного заводского округа. Осуществить это удалось при финансовой поддержке П. Г. Демидова, у которого Расторгуев взял взаймы 1 млн. 251 тыс. 500 рублей ассигнациями сроком на семь лет 10 месяцев с обязательством в рассрочку расплатиться к 1817 г. В это время производство на заводах приобрело устойчивый характер, стабилизировался и состав населения.

Благодаря покровительству Л. И. Расторгуева, а потом Г. Ф. Зотова и П. Я. Харитонова, в первой четверти XIX в. на Каслинском и Нязепетровском заводах образовался один из главных центров уральского старообрядчества. В заводских поселках при поддержке Л. И. Расторгуева была выстроены старообрядческие часовни.

В 1819 году на территории нынешней Челябинской области была большая засуха, хлеб не уродился. Засуха, как часто бывает в Зауралье, продолжалась несколько лет подряд — до 1821 года. Хлебные запасы в заводских магазинах были исчерпаны, да и купить его заводским было не на что, так как заработная плата не выдавалась по нескольку месяцев.

В 1822—1823 годах среди мастеровых и работных людей Каслинского и Кыштымских заводов произошли крупные волнения, которые закончились ссылкой многих мастеровых на казенные заводы. Одной из причин, побудивших мастеровых к выступлению была принудительная работа их на дальних Нязепетровском и Шемахинском заводах, которую они воспринимали как наказание. Их надолго, часто до года, отрывали от семей. Нязепетровского завода эти волнения не коснулись.

Священник Александр Николаевич Дягилев, уроженец Нязепетровского завода, проведший здесь своё детство и отрочество, ездивший на вакации во время учения в Пермской семинарии, бывавший и потом, составил весной 1880 года записку для Географического словаря Пермской губернии уральскому краеведу Н. К. Чупину. Вот извлечение из неё, касающееся времени заводчика Расторгуева: «Жителей в заводе в 1864 году было около 8000 обоего пола; в том числе единоверцев 800, раскольников около 800, остальные православные. Но есть и из последних уклонившиеся в раскол, особенно по освобождении из крепостной зависимости. Секты: безпоповская, стариковская и поморская, перекрещенская разных видов; австрийской нет. Бывает в одном доме несколько вер. Старожилы говорят, что до 1809 года, то есть до покупки Кыштымских заводов Расторгуевым, в Нязепетровске раскола не было, а в вышеупомянутом году Расторгуев, будучи сам раскольником, покоряющихся ему в этом отношении награждал хорошими должностями, а непокорных смещал и ссылал на рудники и прииски. Построил раскольничью часовню, которая в 1848 году перестроена на единоверческую церковь».

О жителях Нязепетровского железоделательного завода XVIII—XIX века.

Основной вклад в дело строительства завода внесли простые люди, крепостные крестьяне, которые были приписаны к заводу.

Крепостных крестьян мастеровых и работных людей, приписанных к Назепетровскому заводу, можно разделить на несколько групп:

1 группа — крепостные крестьяне заводчика Осокина, 131 душа, переведенные в 1744 году с Иргинского и Бизярского заводов (в основном с первого). Основная часть жителей поселилась там с 1730 по 1734 гг. Поселенцы были из Нижегородского, Балахонского, Юрьевского Повольского уездов Нижегородской губернии (дворцовых волостей Керженской, Хохломской, Толоконцовской, Заузольской, Дрюковской, Городецкой), а также монастырских и архиерейских вотчин Свято Троицкой Сергиевой лавры, расположенных в Московской, Казанской и Нижегородской губерниях, из Архангелогородской и Казанской губерний. В ведомости о работе Назепетровского завода в 1749 и 1750 годах в п. 4 указано, что привлекается к работе наемных вольных людей с паспортами и других 400 человек и более, приписных к заводу государственных крестьян не было.

2 группа — крепостные крестьяне, переведенные заводчиками Мосоловыми со своих заводов в период с 1751 по 1762 год.

3 группа — Ивана большого Масалова крепостные крестьяне с Назепетровского его действуемого завода в прошлом 1759 году бежали с женами и с детьми (впоследствии вернулись).

4 группа — приписные крестьяне Ивана большого Масалова, доставшиеся по разделу с братьями, переведенные на Назепетровский завод.

5 группа — крепостные крестьяне, которые также работали на Нязепетровском заводе, время их перевода на завод неизвестно.

6 группа — крепостные крестьяне, переведенные в период владения заводом вдовой Ириной Яковлевной Хлебниковой, с Благовещенского завода из Николаевской слободы.

7 ГРУППА — жители, поселившиеся в Нязепетровске в период с 1795 по 1811 гг.

8 группа — причисленные по Указу Пермского Горного Правления от 8 июня 1827 года по сообщению заводским исправником Главной Каслинской конторы, оба они выменяны у калмыков, на владение которыми даны выписки из Пермской палаты гражданского суда от 19.01.1806 г. и на второго из Пермской палаты суда и расправы от 17. 09. 1800 г., пропущенные по 7 ревизии 1816 г.

Отечественная война 1812 года

Суровые испытания на долю нязепетровцев по защите России выпадали и в прошлом. Имеются сведения, что Нязепетровский завод Петрова ещё в 1789 годуотправил бомб, ядер и дроби в Санкт-Петербург и Калугу 3663 пуда девять фунтов по цене 40 копеек.

Не подвели они и в годы нашествиея Наполеона в Отечественной войне 1812 года. Армия Наполеона, равной которой не знала вся предшествующая история человечества, была разгромлена ударами русской армии, направленными Кутузовым. Эти удары были общим делом русских воинов и людей, выковавших в тылу оружие для победы в опорном крае России — на Урале.

Война с Наполеоном потребовала срочного выполнения заводами огромных заказов военного ведомства. Заказы были столь велики, что ещё в ноябре 1810 года Государственный совет, рассмотрев «представление министра финансов и положение департаментов военных дел и государственной экономии о мерах к изготовлению орудий и артиллерийских снарядов», признал, «что казенные заводы, сколько бы действия их усилены ни были, не могут выполнить требуемого на будущий 1811 и последующие годы количества орудий и снарядов». Пришлось возложить выполнение значительной части нарядов на частные заводы, не занимавшиеся до того времени производством оружия. Наряды получили Каслинский, Кыштымский и Нязепетровский завод заводчика Расторгуева.

Приходилось срочно налаживать производство, создавать новые приспособления и оборудование, обучать людей, посылать для обучения на другие предприятия. Значительные затруднения вызывались тем, что обычно получаемый металл не был пригоден для литья снарядов.

В короткие сроки был налажен выпуск сортов металла, наиболее подходящих для производства боеприпасов и оружия. Были созданы новые машины для обработки артиллерийских снарядов.

Курировал производство знарядов на частных заводах шихтмейстер Горного правления Подоксенов, приемку готовых артиллерийских снарядов для армии перед отправкой их на Нязепетровскую пристань производил артиллерии подпорутчик Фан дер Венде.

Нязепетровск (первоначально — село «Нязе-Петровский завод») являлся центром Нязе-Петровской волости Красноуфимского уезда.

Завод был разрушен сначала при Емельяне Пугачеве, а затем в годы гражданской войны, его восстановление продолжалось до 1929 года. В годы Великой отечественной войны завод выпускал военную продукцию.

27 июня 1944 года получил статус города районного подчинения.

Население

Численность населения
1939	1959	1967	1970	1979	1989	1992
13 000	↗22 497	↘22 000	↘18 584	↘17 736	↘17 133	↘16 900
1996	1998	2000	2001	2002	2003	2005
↘15 500	↘15 100	↘14 500	↘14 100	↘13 405	↘13 400	↘13 000
2006	2007	2008	2009	2010	2011	2012
→13 000	→13 000	→13 000	↗13 061	↘12 451	↘12 403	↘12 305
2013	2014	2015	2016
↘12 153	↘12 067	↘12 061	↘11 901

5000

10 000

15 000

20 000

25 000

30 000

1979

2000

2006

2011

2016

Экономика

Градообразующим предприятием является ООО «Литейно-механический завод» выпускающий башенные краны TDK-10.215, TDK-10.180, TDK-8.180, SMK-10.200, SMK-10.180 и SMK-5.66. Вблизи завода расположен заводской пруд на реке Нязя.

В городе существует уникальное предприятие по перекачке питьевой воды из Нязепетровского водохранилища на реке Уфа в город Екатеринбург, с водозабором и несколькими насосными подстанциями-СПЭСВТВ.

Действуют также предприятия деревообрабатывающей промышленности. В скором времени, по уверениям чиновников должны были начаться работы по освоению и разработке Суроямского железорудного месторождения и строительства Суроямского горно-обогатительного комбината, но в связи со сложной экономической ситуацией, этот проект отложен на неопределенный срок. Предприятие должно было быть построено на промышленной площадке Ураим, что находится в нескольких километрах от города.

В городе отмечается более высокий, по сравнению со средним по области, уровень безработицы.

Органы правопорядка

Отделение МВД России по Нязепетровскому району

Адрес: г. Нязепетровск, ул. Пушкина, 1. Телефоны: (8-35156) 3-11-51 приемная, (8-35156) 3-13-36, 02 дежурная часть, (8-35156) 3-36-43 телефон доверия.

Образование

[uo-nzp.ucoz.ru/ Управление образования Администрации Нязепетровского муниципального района] возглавляет Лаврова Раиса Владимировна. В городе действует пять муниципальных дошкольных учреждений:

1. Детский сад № 1 «Улыбка» (ул. Ползунова, 18/А),
2. Детский сад № 2 "Березка (ул. Клубная, 25),
3. Детский сад № 3 «Дюймовочка» (ул. Кирова,6)
4. Детский сад № 5 «Малышок» (ул. Розы Люксембург, 2),
5. Детский сад № 7 «Рябинушка» (ул. Зотова, 23);

Работают четыре муниципальные общеобразовательные школы:

1. Средняя школа № 1 (ул. Свердлова, 5а),
2. Средняя школа № 2 (ул. Бархатова, 15),
3. Средняя школа № 3 (ул. Колина,96),
4. Средняя школа № 27 (ул. Ползунова, 7);

Четыре учреждения дополнительного образования:

1. Дом учащейся молодёжи(ул. Свердлова, 23),
2. Станция юных техников (ул. Коммунаров, 8),
3. Станция юных натуралистов (ул. Карла Маркса, 9),
4. Спортивная детско-юношеская школа (ул. Мира, 5).

Среди профессиональных учреждений:

1. Филиал Каслинского промышленно-гуманитарного техникума (ул. Ленина, 97),
2. Филиал Южно-Уральского государственного университета (ул. Советская, 5)
3. Филиал (Представительство) Челябинского государственного университета (ул. Бархатова, 15).

Транспорт

В городе расположена железнодорожная станция и дистанция пути «Нязепетровская» направления ст. Бердяуш (ЮУЖД) — ст. Дружинино (СвЖД). Поезд Бердяуш — Михайловский завод отменен с 5 сентября 2012 года, Михайловский завод — Дружинино по выходным в летнее время.

Через город проходит автодорога 75К-011 (Красноуфимск-Арти-Нязепетровск-Верхний Уфалей-Касли). Также есть прямое сообщение по региональным автодорогам до г. Куса и с. Новобелокатай. Действует автостанция. Автобусы ходят по четырём междугородним направлениям: Нязепетровск-Екатеринбург (через г. Верхний Уфалей, г. Полевской), Нязепетровск-Челябинск (через г. Верхний Уфалей, г. Касли), Нязепетровск-Миасс (через г. Верхний Уфалей, г. Касли), Нязепетровск-Первоуральск (через с. Тюльгаш, г. Михайловск, г. Нижние Серги, г. Ревда). Действуют пригородные маршруты до сельских населённых пунктов района. В городе, по состоянию на 1.01.2015 насчитывается 7 городских автобусных маршрутов, причем в выходные дни курсируют только два № 11,22 по маршруту «Площадь-Ж.д. вокзал»

СМИ

В городе выпускается газета «Нязепетровские вести». По пятницам есть выпуски местных новостей «Нязепетровский контур» на Челябинском ТВ канале «ОТВ». Также в городе принимается сигнал радиостанций «Радио Дача» и «Радио ОТВ» на частоте 101,1 МГц, сигнал принимается из населённого пункта Новобурино.

Известные уроженцы

• Колин, Иван Николаевич — Герой Советского Союза.

См. также

• Флаг Нязепетровска

Литература

• Брагин, С. Г. Нязепетровский завод и его жители в документах XVIII—XX вв. — Екатеринбург : АсПУр, 2014. — С. 305. — ISBN 978-904900-18-2.
• Челябинская область: энциклопедия / [редкол.: К. Н. Бочкарев (пред., гл. ред.) и др.]. — [Испр. и доп. изд.]. — Челябинск : Камен. пояс, 2008. Т. 4 : М — О. — 858 с. : ил., карты, пл., портр., [12] л. ил., карт.

Ссылки

• [www.nzpr.ru Официальный сайт Нязепетровского района Челябинской области]
• [nzprayadmin.uu.ru/ Официальный сайт Администрации Нязепетровского муниципального района]
• [np-vesti.ru/ Официальный сайт газеты «Нязепетровские вести»]
• [www.nzp74.ru/ Неофициальный сайт города Нязепетровска района Челябинской области]
• [heraldicum.ru/russia/subjects/towns/nazepetr.htm История герба Нязепетровска]
• [www.mojgorod.ru/cheljab_obl/njazpetrvsk/index.html Нязепетровск в энциклопедии «Мой город»]
• [pochel.ru/c/article/4435-nyazepetrovsk-zheleznodorozhnyij/ «Нязепетровск железнодорожный» (иллюстрированная статья про железнодорожный район города. 16.09.2014 г.)]
• [pochel.ru/c/article/4436-nyazepetrovsk---feniks-gornozavodskogo-kraya/ «Нязепетровск — феникс Горнозаводского края» (Фотоблог). 18.09.2014 г.]
• [fotoohotnikrw.blogspot.ru/2012/03/blog-post.html Фотоблог про г. Нязепетровск и участок железной дороги Бердяуш-Нязепетровская. 25.03.2012 г.]

Отрывок, характеризующий Нязепетровск

В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.