Няньхуа

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Нянь-хуа»)
Перейти к: навигация, поиск

Няньхуа (年画, букв. «новогодняя картина») — китайские народные лубочные картины[1]. В нескольких городах Китая — Вэйфане (пров. Шаньдун), Уцяне (пров. Хэбэй) и Мяньчжу (пров. Сычуань) — функционируют музеи няньхуа[2]. Крупнейшая зарубежная коллекция няньхуа находится в «Эрмитаже»: около двух тысяч листов из этой коллекции было собрано синологом Василием Алексеевым[3][комм 1].



Название

Впервые слово «няньхуа» («новогодняя картина») упоминается в написанной Ли Гуантином (李光廷, 1812—1880, цзиньши 1852) в 1849 году книге «Сян янь цзе и» 鄉言解頤 (букв. «Сельские речи с улыбкой»), но как термин оно вошло в употребление только в 20-30-х годах XX века[1]. Название обусловлено тем, что основная часть картин продавалась в преддверии Китайского Нового года по лунному календарю и использовалась в качестве подарков (два типа лубков — лубочные иконы чжи-ма и наклеиваемые по случаю торжественных событий в доме си-хуа — продавались круглый год; кроме того, небольшое количество няньхуа продавалось перед праздниками Начала лета (дуань-у) и Середины осени (чжун-цю)[1][4]. До этого в разных районах Китая для их обозначения использовались другие названия: вэй-хуа («тяньцзиньские картины»; Вэй — одно из названий города Тяньцзинь), хуаньлэ-ту («увеселительные картины», хуа-чжан («картинные листы»), хуар («картинки»)[1].

История няньхуа

Точных сведений о том, когда появились няньхуа, нет, однако известно, что своё распространение картины получили при династии Сун (960—1279)[1]. По мнению большинства исследователей, истоки няньхуа относятся к культовому буддийскому искусству — изготовлению бумажных икон с изображениями буддийских божеств и молитвенными текстами — уже существовавшему при династии Тан (618—907). Прототипом няньхуа также являются картины-гравюры чжихуа, массово изготовлявшиеся в X—XI веках[4].

Первоначально няньхуа изготавливались из деревянных резных досок путём эстампажа, когда деревянные клише поочерёдно накладывались на один и тот же лист. Первое клише давало контур рисунка, а другие — красочное покрытие. Вплоть до конца эпохи Мин (1368—1644) няньхуа сохраняли в себе множество элементов классической живописи и профессиональной гравюры. Рост популярности няньхуа в цинскую эпоху (1616—1912) среди сельского населения привёл к тому, что необходимость выпуска большого количества картин изменило состав производителей: их создание перешло в руки ремесленников, освоивших лишь азы художественного мастерства, что привело к упрощению техники изготовления[5]. Ранее сложная резьба свелась к контурному рисунку с его последующей раскраской от руки. Типичным для няньхуа стало использование орнаментальных, прежде всего цветочных, мотивов и введение декоративных обрамлений[6].

В XIX веке начался активный поиск способов удешевления изготовления няньхуа; вместо использования высокосортной, мягкой белой бумаги[7], мастерские вначале перешли на фабричную японскую тонкую бумагу желтоватого оттенка с глянцем на одной стороне, а затем и на низкосортные местные сорта с шероховатой поверхностью. Ухудшилось качество красок; из употребления исчезли карминно-красная и зелёная, в практику вошло использование дешёвых привозных европейских красок, к которым подмешивались белые квасцы. В конце XIX — начале XX веков няньхуа, не выдержав конкуренции с литографией и гравюрой на меди, перешли на олеографический способ исполнения[8]. Кроме того, по одной из версий, в данный период некоторые няньхуа создавались с применением техники шелкографии[9]. В это же время наметился интерес к простонародной картинке со стороны профессиональных художников, представителей «новой» живописи, таких как Е Цяньюй. В период войн 1930-х — 1940-х няньхуа использовалась для выпуска агитационных материалов, что привело к её новому расцвету. Ксилографический способ исполнения сменился типографским[8].

Виды няньхуа

Из-за использования в различных художественных контекстах одних и тех же мотивов и образов няньхуа с трудом поддаются жанрово-тематической классификации; таковая в научной литературе носит условный характер[10]. Согласно энциклопедии «Духовная культура Китая», по темам и объектам изображения няньхуа подразделяются на две группы — повествовательные и неповествовательные. К первой относятся лубки на литературно-фольклорные и театральные сюжеты, а ко второй — различные охранительные, календарные, заклинательные, благопожелательные, бытовые и пейзажные картины, изображения птиц, цветов, орнаментов[11]. Китаевед М. Кравцова выделяет 8 жанрово-тематических групп[10]:

  1. картины на религиозные темы;
  2. картины благопожелательного содержания;
  3. картины на историко-литературные темы;
  4. «театральные» картины;
  5. картины познавательно-назидательного характера;
  6. картины бытописательного характера;
  7. видовые картины;
  8. картины на политические темы.

К первой группе относятся няньхуа-иконы. Типологически сопоставимые с иконостасом, они включают в себя до ста и более изображений божеств, располагающихся в несколько ярусов в соответствии с иерархией[10]. Картины благопожелательного характера, по мнению китайцев, приносят в дом атмосферу радости и семейного благополучия[12]. Наиболее популярными из них являются няньхуа с пожеланием рождения сыновей[13]. Одной из особенностей (хоть и не обязательных) картин на историко-литературные темы является их разбивка на серию фрагментов, воспроизводящих тот или иной сюжет[12]. В каждом из таких фрагментов создатели пытаются с помощью живописных средств показать ключевые моменты сюжета и раскрыть основные черты характера персонажей[14]. Лубки с изображением театральных сцен (сичу няньхуа) и лубочные театральные афиши появились к концу XIX века[2]. Поскольку в репертуарах китайских театров основное место занимали пьесы на историко-литературные темы, то в няньхуа этой группы изображаются в основном те же персонажи, что и в няньхуа предыдущей группы, однако в них повышенное внимание уделяется изображению костюма, грима и жестов[14].

Картины познавательно-назидательного характера нацелены на пропаганду конфуцианских ценностей и устоев. В рамках картины этого типа изображается тот или иной персонаж, совершающий добродетельный поступок[15]. Значительную часть назидательных картин составляют лубки с изображениями героев цикла «Эр ши сы сяо» («24 примера самоотверженного служения родителям»)[13]. Бытописательные няньхуа отличаются от благопожелательных и назидательных картин бо́льшим разнообразием воспроизводимых сцен[15]. Наиболее специфическим видом таких няньхуа являются картины в стиле «красавицы»: на них изображаются современные авторам женские персонажи — дочери и жёны чиновников, преуспевающих торговцев, промышленников. К видовым картинам относятся пейзажи и изображения архитектурных памятников. Няньхуа на политические темы впервые получили распространение во время восстания тайпинов (1850—1864); его руководители решили, что простонародная картинка сможет доступным способом донести до неграмотного населения любую информацию[16]: чанмао няньхуа («картины длинноволосых»), получившие такое название из-за того, что тайпины в знак неповиновения властям носили распущенные волосы, расходились по всей стране. В следующий раз практика их создания была возобновлена в период Японо-китайской войны (1894—1895)[17].

Напишите отзыв о статье "Няньхуа"

Комментарии

  1. Ещё около тысячи няньхуа, собранных Алексеевым, хранится в Государственном музее истории религии в Санкт-Петербурге[3].

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Рифтин, 2010, с. 681.
  2. 1 2 Рифтин, 2010, с. 685.
  3. 1 2 Рифтин, 2010, с. 505.
  4. 1 2 Кравцова, 2004, с. 656.
  5. Кравцова, 2004, с. 657.
  6. Кравцова, 2004, с. 658.
  7. Кравцова, 2004, с. 660.
  8. 1 2 Кравцова, 2004, с. 661.
  9. Парыгин А. Б. Искусство шелкографии. ХХ век. История, феноменология, техники, имена. — СПб.: СПб ГУТД, 2010. — С. 110. — 304 с. — ISBN 978-5-7937-0490-8.
  10. 1 2 3 Кравцова, 2004, с. 662.
  11. Рифтин, 2010, с. 682.
  12. 1 2 Кравцова, 2004, с. 663.
  13. 1 2 Рифтин, 2010, с. 683.
  14. 1 2 Кравцова, 2004, с. 664.
  15. 1 2 Кравцова, 2004, с. 665.
  16. Кравцова, 2004, с. 666.
  17. Кравцова, 2004, с. 667.

Литература

На русском языке
  • Алексеев В. А. Китайская народная картина, М., 1966
  • Кравцова М. Е. Китайская простонародная картина-няньхуа // Мировая художественная культура. История искусства Китая: Учебное пособие. — СПб.: Издательства «Лань», «ТРИАDА», 2004. — С. 656-667. — 960 с. — (Мир культуры, истории и философии). — 3000 экз. — ISBN 5-8114-0564-2.
  • Рифтин Б. Л. Нянь-хуа // Том 6 (дополнительный). Искусство / ред. Титаренко М. Л. и др.. — М.: Изд. фирма «Восточная литература», 2010. — С. 684—686. — 1031 с. — (Духовная культура Китая : энциклопедия : в 5 т. + доп. том). — 2000 экз. — ISBN 978-5-02-036382-3.
На английском языке
  • Flath J. A. The Cult of Happiness: Nianhua, Art, and History in Rural North China. — University of Washington Press, 2004. — 256 p. — ISBN 978-0-295-98408-7.

Отрывок, характеризующий Няньхуа

Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.