Н’Думбу, Александр

Александр Н’Думбу
Общая информация
Полное имя	Александр А. Н’Думбу
Родился	4 января 1992(1992-01-04) (32 года) Либревиль, Габон
Гражданство	Габон
Рост	177 см
Вес	67 кг
Позиция	полузащитник
Информация о клубе
Клуб	Дендер
Карьера
Молодёжные клубы
2006—2010	Марсель
Клубная карьера*
2010—2015	Марсель	2 (0)
2011—2012	→  Орлеан	35 (4)
2016—н.в.	Дендер	0 (0)
Национальная сборная**
2011—2012	Габон (до 23)	8 (0)
2011—2015	Габона	8 (0)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 27 июля 2016. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах, откорректировано по состоянию на 5 марта 2014.

Александр А. Н’Думбу (фр. Alexander A. N'Doumbou; 4 января 1992, Порт-Жантиль, Габон) — габонский футболист китайского происхождения, полузащитник клуба «Дендер». Участник Олимпийских игр 2012 года.

Н’Думбу родился в Порт-Жантиль китайца и габончанки. В 12 лет переехал во Францию.

Клубная карьера

Н’Думбу - воспитанник клуба «Марсель». 10 февраля 2010 года в матче Кубка Франции против «Ланса» он дебютировал в за «Олимпик». Несмотря на то, что больше ему шанса не предоставлялось он выиграл чемпионат и дважды стал обладателем национального кубка. Из-за высокой конкуренции Александр на правах аренды выступал за «Орлеан» на протяжении сезона.

Международная карьера

9 февраля 2011 года в товарищеском матче против Демократической Республики Конго Н’Думбу дебютировал за сборную Габона. В 2012 году Александр принял участие в Олимпийских играх в Лондоне. На турнире он сыграл в поединках против команд Швейцарии, Мексики и Южной Кореи.

В начале 2015 года Н’Думбу был включен в заявку на участие в Кубке африканских наций в Экваториальной Гвинее.

Ссылки

• [int.soccerway.com/players/alexander-ndoumbou/95814 Профиль на сайте soccerway.com] (англ.)
• [www.om.net/en/Teams/201002/Effectif_pro/1756/A_N_DOUMBOU Alexander N'Doumbou profile] at [www.om.net/ om.net]

</div>

Отрывок, характеризующий Н’Думбу, Александр

– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»