Григорьева, Надежда Адольфовна

Надежда Григорьева
Имя при рождении:	Надежда Адольфовна Гомберг
Род деятельности:	поэт, переводчик, прозаик, драматург
Язык произведений:	русский
Дебют:	1955

Наде́жда Адо́льфовна Григо́рьева (урождённая Гомберг; 23 сентября 1927, Саратов, СССР — 2001) — советский и российский поэт, переводчик. Мать скульптора Алексея Григорьева.

Биография

После окончания в 1952 году литературного отделения Курского государственного педагогического института преподавала литературу в одной из курских школ.

Печаталась с 1955 года в «Курской правде», «Курском альманахе», альманахе «День поэзии», журнале «Простор». Первая книга стихов вышла в 1957 году. В 1962 году переехала в Обнинск, через несколько лет в Москву. В 1967 году окончила Высшие сценарные курсы.

Переводила поэзию народов СССР, стихи Генриха Гейне, Томаса Мура, Райнера Марии Рильке и др.

Семья

• Сын — Алексей Станиславович Григорьев (1949—2002), советский и российский скульптор, график.

Участие в творческих организациях

• Член Союза писателей СССР (1961—1991)

Библиография

Публикации Надежды Григорьевой

Стихи, проза, драматургия

• Лирический дневник: Стихи. — Курск, 1957.
• О людях простых и хороших. — Курск, 1960.
• Песни под солнцем: Стихи. — Курск, 1961.
• Звёздам не спится: Стихи. — Курск, 1961.
• Стихи. — Калуга, 1964.
• Другая планета: Стихи. — М.: Советский писатель, 1967.
• По небу полуночи: Лирическая драма. — М., 1967.
• Наводнение: Стихи. — Тула, 1968.
• При любой погоде: Стихи. — М.: Советский писатель, 1977.
• Волшебные травы: Рассказы. — М., 1977.
• Дороги за горизонт: Стихи. — М.: Советский писатель, 1981.
• Твёрдое небо: Стихи. — М.: Советский писатель, 1983. — 87 с.
• Беседа: Стихи. — М.: Современник, 1988.
• Открытый звук: Стихи. — М.: Советский писатель, 1991. — 172 с.
• Кураж: Мемуарный роман / Художник А. Григорьев. — М.: Агентство «Олимп», 1992. — 271 с.
• Я жить привыкла… — М.: Рекламная библиотечка поэзии, 1994. — 7 с.

Переводы

• Метахса. В объятиях жизни. — М., 1975.
• Энтип В. Венок дружбы. — Чебоксары, 1977.
• Малитон С. И. Ритмы сердца. — М., 1978.
• Мурадян С. Родные напевы. — М., 1981.

О Надежде Григорьевой

• [www.mke.su/doc/GRIGOREVA%20NA.html Григорьева Надежда Адольфовна] // Малая курская энциклопедия.
• Кривомазов А. Н. [web.archive.org/web/20090105063149/a88.narod.ru/ars00021.htm Встреча с Григорьевой] // Компьютеры в учебном процессе. — 1997. — № 6. — С. 103—166.
• Григорьева Надежда Адольфовна // Писатели Москвы: Биобиблиографический справочник / Сост. Е. П. Ионов, С. П. Колов. — М.: Московский рабочий, 1987. — С. 123.
• Чупринин С. И. Григорьева Надежда Адольфовна // Чупринин С. И. Новая Россия: мир литературы: Энциклопедический словарь-справочник: В 2 т. Т. 1: А—Л. — М.: Вагриус, 2003. — С. 376.

Отрывок, характеризующий Григорьева, Надежда Адольфовна

– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.