Крашенинников, Николай Александрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Н. А. Крашенинников»)
Перейти к: навигация, поиск
Крашенинников Николай Александрович
Дата рождения:

14 (26) февраля 1878(1878-02-26)

Место рождения:

Илецк

Дата смерти:

11 октября 1941(1941-10-11) (63 года)

Место смерти:

Уфа

Гражданство:

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Годы творчества:

1899—1941

Жанр:

проза

Язык произведений:

русский

Крашени́нников Никола́й Алекса́ндрович (14 (26) февраля 1878 — 11 октября 1941) — русский и советский беллетрист, прозаик, драматург.





Биография

Николай Крашенинников родился в городе Илецк Оренбургского уезда Оренбургской губернии в семье помещика. Его прадед — русский ботаник, этнограф, географ, путешественник, исследователь Сибири и Камчатки Степан Петрович Крашенинников[1][2].

В 1905 году окончил юридический факультет Московского университета. Печатался с 1899 года. С 1905 редактировал еженедельный журнал «Новое Слово», затем сборники того же названия, переименованные в 1909 году в сборники «Слово». В 1941 приехал в Уфу, для того, чтобы написать серию очерков о Башкирии, но не успел в полной мере реализовать свой замысел[3].

Скончался в Уфе 11 октября 1941 года[3]. Похоронен на Сергиевском кладбище. Его могила имеет статус памятника истории местного значения[4].

Творчество

С 1899 года напечатал множество очерков, повестей, пьес и пр. в «Русском Богатстве», «Русской Мысли», «Русских Ведомостях» и других изданиях.

Отдельно изданы:

«Угасающая Башкирия» (М., 1907),
«Из вешнего времени» (М., 1908) — воспоминания детства;

романы:

«Дети» (М., 1908),
«Барышни» (4-е издание, 1912),
«Девственность» (М., 1913),
«Целомудрие» (М., 1925),
«Столп огненный» (Л., 1928);
повесть-сказка «Две жизни» (М., 1908),
«Сказка любви» (2-е издание, 1912);

пьесы:

«Плач Рахили» (Б., 1911),
пастораль «О маленькой Тасе» (М., 1908),
«Первая любовь», по Тургеневу (СПб., 1911) и др.

«Московским Книгоиздательством» издано собрание рассказов Крашенинникова (1911). На немецкий язык переведены его «Morgenrote» (В., 1909) и «Rahels Klage» (В., 1911). На башкирский язык произведения Крашенинникова переводили С. Кулибай, Н. Наджми, Р. Нигмати, А. И. Харисова и другие[3].

Основные мотивы его произведений — идиллическая любовь. Крашенинников уделял большое внимание проблемам пола, которые разрешал в особом «аскетическом» плане («Девственность», «О маленькой Тасе»)[5]. В Очерках «Угасающая Башкирия» (1907) Крашенинников изображал тяжёлое положение башкир, страдающих от колониальной политики российского самодержавия, а также бесправное положение женщин[3]. После Октябрьской революции продолжал разработку проблем половой психологии и морали. В романе «Целомудрие» (1925) затрагивал тему возникновения любви у подростков[1]. В романе «Столп огненный» (1928) попытался изобразить путь интеллигента к революции[5].

Занимался инсценировками классических и современных произведений. В частности, он инсценировал «Вешние воды» И. С. Тургенева (1913), «Капитанскую дочку» А. С. Пушкина (1937), «Войну и мир» Л. Н. Толстого (1938), «Мать» М. Горького (1928), «Разгром» А. А. Фадеева (1934), «Поднятую целину» М. А. Шолохова (1934)[2].

«Литературная энциклопедия» называет Крашенинникова «одним из запоздалых и бесцветных продолжателей тургеневской линии в русской литературе». Литературовед М. О. Гершензон называл его рассказы «Башкирскими записками охотника»[6].

Творчество Н. А. Крашенинникова высоко ценил известный писатель В. А. Солоухин, написавший предисловие к некоторым его книгам. Само название книг Н. А. Крашенинникова («Девственность», «Целомудрие» и т. п.) говорит, по словам Солоухина, «о бережном, сверхбережном обращении со столь сложной и загадочной материей, каковую люди зовут любовью».

Память

Именем Крашенинникова названа улица в Уфе[3].

Сочинения

  • Собрание сочинений, т. I—VIII, М., 1911—1916; т. IX, М., 1926.
  • Под солнцем Башкирии: рассказы. М. 1936
  • К земле обетованной. Рассказы. Уфа, 1963
  • Невозвратное: повести. Уфа, 1987
  • Һайланма әҫәрҙәр. Өфө, 1951  (башк.)

Напишите отзыв о статье "Крашенинников, Николай Александрович"

Литература

  • Кузнецов Л., 40 лет лит. деятельности Н. А. Крашенинникова, «Дружба народов», 1941, № 7.
  • Усманов А., Н. А. Крашенинников, альм. «Лит. Башкирия», в. 3, Уфа, 1951;
  • Узиков Ю.А., Наймушин П.А. Как зовут тебя, улица? Уфа, 1980.

Примечания

  1. 1 2 [rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=4533&tm=5 Крашенинников Николай Александрович] // Большая энциклопедия русского народа
  2. 1 2 [feb-web.ru/feb/kle/Kle-abc/ke3/ke3-8111.htm?cmd=2&istext=1 Крашенинников] // Краткая литературная энциклопедия. Т. 3. — 1966
  3. 1 2 3 4 5 М. Г. Рахимкулов. [www.башкирская-энциклопедия.рф/index.php/info/2-statya/13306-krasheninnikov-nikolaj-aleksandrovich Крашенинников Николай Александрович] // [www.башкирская-энциклопедия.рф/ Башкирская энциклопедия]. — Уфа: НИК «Башкирская энциклопедия», 2013. — ISBN 978-5-88185-143-9.
  4. Министерство культуры РФ. [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=0300077000 № 0300077000] // Сайт «Объекты культурного наследия (памятники истории и культуры) народов Российской Федерации». Проверено 2016-04-30
  5. 1 2 Крашенинников, Николай Александрович // Большая советская энциклопедия: В 66 томах (65 т. и 1 доп.) / Гл. ред. О. Ю. Шмидт. — 1-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1926—1947.
  6. [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/LE5/le5-5471.htm Крашенинников] // Литературная энциклопедия. Т. 5. — 1931

Статья основана на материалах первого издания Большой советской энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Крашенинников, Николай Александрович

Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.