Павлов, Николай Михайлович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Н. Бицын»)
Перейти к: навигация, поиск
Николай Михайлович Павлов
Псевдонимы:

Н. Бицын

Дата рождения:

30 октября (11 ноября) 1835(1835-11-11)

Место рождения:

Московская губерния

Дата смерти:

7 (20) марта 1906(1906-03-20) (70 лет)

Род деятельности:

публицист, историк, прозаик, поэт

Дебют:

7 стихотворений в журнале «Русский вестник»,1856, т. 2, № 3.

Никола́й Миха́йлович Па́влов (30 октября [11 ноября18357 [20] марта 1906) — русский писатель, историк, публицист.





Биография

Родился в дворянской семье в Московской губернии. Образование получал в 4-й московской гимназии (1852) и на юридическом факультете Московского университета (1856).

На сочинительском поприще дебютировал, опубликовав семь стихотворений в журнале «Русский вестник» (1856, Т. 2, № 3). Вскоре за этим последовала автобиографическая повесть «Годы в школе» и другие произведения в прозе. Павлов с юных лет был близок к кругу славянофилов (его крёстным отцом был С. Т. Аксаков), что оказало влияние на его мировоззрение. Он сотрудничал со славянофилами, публикуя статьи в их изданиях, участвуя в полемике. Павлов под псевдонимом Н. Бицын печатался в «Русском вестнике», «Московских ведомостях», «Дне», «Москве» и «Руси». В 1888 году публицистические и критические статьи Павлова были изданы в книге «Наше переходное время», в качестве приложения к «Русскому архиву».

Николай Павлов считал в корне ошибочными преобразования Петра I и видел многие беды современной ему России в них. Воздавая должное появлению в результате реформ Петра общественных деятелей — «истинного плода образованности», он критиковал отход от традиционного уклада жизни, привнесение в русскую жизнь чуждого и наносного. Его взгляд на историю часто противоречил официальной теории, позиция по некоторым вопросам вызывала споры, но его масштабные исторические труды «Русская история от древнейших времен. Первые пять веков родной старины (862—1362)» и «Русская история до новейших времен. Вторые пять веков первого тысячелетия (1362—1862)» были по достоинству оценены общественностью, получили признание со стороны научного сообщества. По указу Николая II Павлову было назначено пособие от Министерства финансов на продолжение издания.

По мнению Павлова преобладающий дух времени противодействовал появлению глубоких, всеобъемлющих по мысли произведений, вызывал к жизни публицистические однодневки. Так Павлов оценивал романы В. П. Клюшникова, А. Ф. Писемского, «Отцы и дети» И. С. Тургенева (делая исключение для фигуры Базарова). Он считал, что даже Пушкин и Гоголь были бессильны воплотить тот искомый идеал («русский мир и быт как положительное в Божьем мире явление»), который Павлов ставил в основание оценки явлений литературы и который, в его понимании, имманентен живой действительности. А вот «Семейной хронике» С. Аксакова Павлов отводил особое место, считая её началом нового периода русской литературы. Как и многие славянофилы, Павлов высоко оценивал творчество Н. С. Кохановской.

В 1905 году Павлов занялся политической деятельностью. Совместно с В. О. Ключевским он принимал участие в составлении проекта созыва Государственной думы, выступил одним из инициаторов создания монархической организации «Союз русских людей», публиковал статьи со своей оценкой происходящих в стране событий.

Сочинения

  • Правда о Лжедимитрии — М.: Университетская типография (М. Катков), 1886.
  • Наше переходное время. М., 1888.
  • Русская история от древнейших времен. 862—1362. Т. 1—3. СПб., 1896—1900.
  • Слово о полку Игореве. М., 1902.
  • Русская история до новейших времен. 1362—1862. Т. 1—2. СПб., 1902—04.
  • В начале XX в. М., 1905.
  • Ломка крестьянского быта. Харьков, 1905.
  • О значении «выборных» по русскому народному воззрению. Харьков, 1905.
  • Правда о современной неправде. М., 1905.
  • [ukrstor.com/ukrstor/pavlov-ocerkgrusevskogo.html Ученый труд проф. Грушевского «Очерк истории украинского народа». (Рецензия). Харьков, 1905.]
  • О нашем современном положении. М., 1906.

Напишите отзыв о статье "Павлов, Николай Михайлович"

Литература

Ссылки


Отрывок, характеризующий Павлов, Николай Михайлович

– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.