Коляда, Николай Владимирович
Поделись знанием:
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.
Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».
Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»
Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.
Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
(перенаправлено с «Н. В. Коляда»)
| Николай Коляда | |
| Имя при рождении: |
Николай Владимирович Коляда |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Профессия: | |
| Театр: |
Свердловский государственный академический театр драмы, |
| Награды: |
|
Никола́й Влади́мирович Коляда́ — советский и российский актёр, прозаик, драматург, сценарист, театральный режиссёр, заслуженный деятель искусств Российской Федерации (2003)[1], лауреат международной премии им. К. С. Станиславского[2].
 |
Эта статья или раздел нуждается в переработке. Пожалуйста, улучшите статью в соответствии с правилами написания статей.
|
Содержание
- 1 Биография
- 2 Творчество
- 2.1 Актёр
- 2.2 Режиссёр
- 2.2.1 Свердловский экспериментальный театр-студия «Галёрка»
- 2.2.2 Свердловский государственный академический театр драмы
- 2.2.3 Театр «Бенефис»
- 2.2.4 «Коляда-театр»
- 2.2.5 Екатеринбургский театр кукол
- 2.2.6 Московский театр «Современник»
- 2.2.7 театр «Casa Nova — Junges Schauspiel Essen», Эссен, Германия
- 3 Перечень произведений
- 4 Постановки пьес Коляды
- 5 Награды
- 6 Библиография
- 7 Примечания
- 8 Ссылки
Биография
Николай Коляда родился 4 декабря 1957 года в селе Пресногорьковка Кустанайской области Ленинского района (Казахская ССР) в семье работников совхоза.
1973—1977 — учился в Свердловском театральном училище на курсе В. М. Николаева.
1977—1983 — в труппе Свердловского академического театра драмы.
1978—1980 — служба в войсках связи УрВО.
1982 — первая публикация: рассказ «Склизко!» в газете «Уральский рабочий». Печатался в газетах «Вечерний Свердловск» и «Уральский рабочий», в журнале «Урал», в сборниках молодых уральских писателей Средне-Уральского книжного издательства «Начало лета» и «Ожидание».
1982 — написана первая пьеса «Дом в центре города»[3]
1983—1989 — учился заочно на отделении прозы в московском Литературном институте им. А. М. Горького (семинар В. М. Шугаева), работал руководителем агитбригады во Дворце культуры им. Горького Домостроительного комбината, был литсотрудником газеты «Калининец» на заводе им. Калинина.
1987 — первая публикация: пьеса «Играем в фанты».
В 1989 году на Всесоюзном совещании молодых писателей принят в члены Союза писателей СССР и в члены Литературного фонда РФ, в 1990 году — в члены Союза театральных деятелей РФ.
1992—1993 — Коляда жил в Германии, куда был приглашён на стипендию в Академию Шлёсс Солитюде (Штутгарт), работал актёром в немецком театре «Дойче Шаушпиль Хаус» (Гамбург).
1994 — проводит в Екатеринбурге уникальный фестиваль пьес одного драматурга «Коляда-Plays». Участники — 18 театров России и дальнего зарубежья.
С 1994 года преподаёт в Екатеринбургском государственном театральном институте на курсе «Драматургия». Среди студентов Коляды Олег Богаев, Татьяна Гарбар, Наталья Малашенко, Татьяна Филатова, Александр Найдёнов, Василий Сигарев, Татьяна Ширяева, Надежда Колтышева.
С 7 июля 1999 года по август 2010 года — главный редактор журнала «Урал»[4][5].
4 декабря 2001 года Коляда официально зарегистрировал свой театр Некоммерческое Партнерство «Коляда-театр». Работа в собственном помещении — подвале здания на пр. Ленина, 69, началась в 2004 году. В 2006-м театр лишают помещения, труппа переезжает в старинный дом на ул. Тургенева, 20.
2002 — впервые проводит Международный конкурс молодых драматургов «Евразия».
2003—2004 — работает в Малом драматическом театре «Театрон».
2006 и 2008 — большие гастроли «Коляда-Театра» в Москве на сценах театра «Современник» и Центра им. В. Э. Мейерхольда.
Весной 2010 года под руководством Н. В. Коляды прошли гастроли «Коляда-театра» во Франции.
Николай Коляда — автор 93[3] пьес. 38 пьес поставлено в разное время в театрах России, ближнего и дальнего зарубежья. В собственном театре как режиссёр поставил 20 спектаклей, из которых два получили премию губернатора Свердловской области.
Пьесы Коляды переведены на немецкий (15 пьес), английский, французский, итальянский, испанский, шведский, финский, болгарский, латышский, греческий, словенский, сербский, турецкий, украинский, белорусский, венгерский, литовский языки и многие другие языки. Поставлены на сценах театров Англии, Швеции, Германии, США, Италии, Франции, Финляндии, Канады, Австралии, Югославии, Словении, Македонии, Латвии, Литвы и во многих других странах.
Несколько лет вел свою телевизионную авторскую программу под названием «Чёрная касса» на Свердловской государственной телерадиокомпании. В 2002 году вёл программу «Мой мир» на телеканале «Культура».
Николай Коляда живёт и работает в Екатеринбурге.
Творчество
Актёр
- «Дни Турбиных» М. Булгакова — Лариосик
- «Остановите Малахова!» В. Аграновского — Малахов (премия Свердловского Обкома ВЛКСМ)
- «Записки сумасшедшего» Н. В. Гоголя — Поприщин
- «Плоды просвещения» Л. Н. Толстого — Семён
Свердловский государственный академический театр драмы
- 1977 — «Проделки Ханумы» по пьесе «Ханума» А. Цагарели, режиссёр Г. Г. Черкезишвили — Кинто
- 1983 — «Женитьба Бальзаминова» А. Островского, режиссёр Александр Попов — Бальзаминов
- 1983 — «Чайка» А. Чехова, режиссёр Феликс Григорьян — Медведенко
Коляда-театр
- 2005 — «Ревизор» Н. Гоголя — Антон Антонович Сквозник-Дмухановский
- 2007 — «Король Лир» У. Шекспира — Лир, король Британии
- 2007 — «Гамлет» У. Шекспира — призрак отца Гамлета
Режиссёр
Свердловский экспериментальный театр-студия «Галёрка»
- 1988 «Девять белых хризантем»
Свердловский государственный академический театр драмы
- 1994 «Полонез Огинского»
- 1995 «Канотье»
- 1996 «Нелюдимо наше море… или Корабль дураков»
- 1997 «Куриная слепота», «Русская народная почта» Олега Богаева
- 1999 «Уйди-уйди»
- 2001 «Ромео и Джульетта» Уильяма Шекспира
- 2002 «Персидская сирень»
Театр «Бенефис»
- 1997 «Театр»
«Коляда-театр»
Екатеринбургский театр кукол
- 2008 «Башмачкин» Олега Богаева
Московский театр «Современник»
театр «Casa Nova — Junges Schauspiel Essen», Эссен, Германия
- «Полонез Огинского»
Перечень произведений
Пьесы[3]
1980-е годы
- «Дом в центре города». 1982. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Старая зайчиха» и другие старые пьесы"
- «Как достать два билета на „Лебединое озеро“?». 1984. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Старая зайчиха» и другие старые пьесы"
- «Суд». 1985. Утеряна. Не поставлена. Не опубликована
- «Дощатовские трагедии». 1985. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Старая зайчиха» и другие старые пьесы"
- «Играем в фанты». 1986. Первая постановка: 1987 г. Театр юного зрителя, Томск, режиссёр Вениамин Сливкин. Пьеса была поставлена более чем в 90 театрах России. Переведена на немецкий («Pfanderspiel», переводчик — Александер Каль, поставлена в Ханс Отто театр, Потсдам, 1993, режиссёр Axel Troger), английский («Game of forfeigts», поставлена в Wall-theater, Мельбурн, Австралия, 1995). Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Кармен жива»
- «Нелюдимо наше море… или Корабль дураков». 1986. — см. Нелюдимо наше море… или Корабль дураков (пьеса)
- «Девять белых хризантем». 1986. Первая постановка: 1988 г. Свердловский экспериментальный Театр-Студия «Галёрка», режиссёр Николай Коляда. Утеряна. Не опубликована
- «Скоморошина». Не опубликована.
- «Провинциалки». 1986. Не поставлена. Не опубликована
- «Прощание». 1987. Не поставлена. Не опубликована
- «Кашкалдак». 1987. Первая постановка: 1990 г. Областной драматический театр, Курган. В 1989 г. инсценирована на Свердловском радио. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Старая зайчиха» и другие старые пьесы"
- «Родительский день». 1987. Первая постановка: 1990 г. Городской драматический театр, Лысьва, режиссёр Анатолий Савин. Не опубликована.
- «Сорок второй километр». Написана в соавторстве. Утеряна. Не опубликована.
- «Барак». Первая постановка: 1988 г. Драматический театр им. Луначарского, Калуга, режиссёр Александр Баранников. Была инсценирована на Свердловском радио в 1990 году. Опубликована: журнал «Современная драматургия», 1988, № 5, с предисловием Леонида Зорина; книга пьес Николая Коляды «Старая зайчиха» и другие старые пьесы"
- «Письмо Фёдора Раскольникова». Пьеса-монолог. Утеряна. Не опубликована.
- «Горбун». 1988. Не опубликована.
- «Шерочка с машерочкой» (две одноактные пьесы на одну тему: «Шерочка с машерочкой». Монолог. «Половики и валенки»). 1988. Первая постановка: 1993 г. антреприза театра «Современник», актрисы Лия Ахеджакова и Алла Покровская. В 1997 г. одноактная пьеса «Шерочка с машерочкой» поставлена на Всероссийском телевидении, в главной роли — Римма Маркова. В 2010 поставлена Саратовским театром драмы в составе спектакля «Играем Коляду», режиссёр Римма Белякова. Опубликована: журнал «Театр», 1993, № 3; книга пьес Николая Коляды «Персидская сирень» и другие пьесы"
- «Всегда ваша». Написана в соавторстве. Утеряна. Не опубликована
- «Страна слепых» (по мотивам рассказа Герберта Уэллса). Рок-опера в двух действиях. 1988. Музыка В. Галактионова. Стихи А. Мясникова и А. Ирванец. Не поставлена. Не опубликована
- «Очередь». 1988. Не поставлена и не опубликована
- «Вперёд, к коммунизму!» (две одноактные пьесы: «Вперёд, к коммунизму!» и «Вино … вино отравлено!!!»). 1988. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Старая зайчиха» и другие старые пьесы"
- «Бенефис». Два монолога для одного актёра: «Вовка-морковка», или «Где ты, товарищ из ЦК?!» и «Кликуша». 1989. Первая постановка: Театр юного зрителя, Свердловск, режиссёр Сергей Белов. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Носферату»
- «Ловец перед Господом» («Красавчик»). Комедия. 1989. Не поставлена. Не опубликована
- «Рогатка». 1989. Первая постановка: 1989 г. San Diego repertory theater, США, режиссёр Роман Виктюк. Первая постановка в России: 1989 г. Ленинградский государственный театр им. Ленинского Комсомола, режиссёр Юрий Николаев, в главной роли Николай Овсянников. Переведена на английский («Slingshot» и «The Catapult»), немецкий («Die Schleuder», переводчик — Александер Каль, поставлена в Jungen Theater Casa Nova, Эссен, Германия, 1993, режиссёр Sylvia Richter; также в театрах Дрездена, Лейпцига, Штутгарта, Берлина и др.), французский («Le lance-pierre»), итальянский («La Fionda», поставлена на радио RAI, Италия; напечатана в книге пьес русских авторов «Teatro della perestrojka», Милан, издательство edizioni costa & nolan, 1991; поставлена в Падуе, Италия, режиссёр Роман Виктюк, в главной роли Коррадо Пани, 1991; также в театрах Флоренции, Рима, Милана и др.), литовский (поставлена в Академическом драматическом театре, Каунас, Литва, 1992, режиссёр Viktoras Sinkariukas), шведский («Slangblgen», поставлена в Stadteater Stockholm, Швеция, 1995, режиссёр Carl Kjellgren), испанский («Tiragomas»), сербский (поставлена в Ужице, Югославия, 1997), болгарский (поставлена в Варне, Болгария), на турецкий, японский языки. Опубликована: журнал «Советский театр», 1990, № 3 (впервые); журнал «Современная драматургия», 1990, № 6, с предисловием Романа Виктюка и Юрия Николаева; книга пьес Николая Коляды «Пьесы для любимого театра»
- «Чайка спела…» («Безнадёга»). 1989. Первая постановка: Театр юного зрителя, Екатеринбург, режиссёр Сергей Белов. Транслировалась по Свердловскому телевидению. Опубликована: отделом распространения ВААП-Информ под названием «Не той породы…»: A-04450, 18/04-19904 книга пьес Николая Коляды «Пьесы для любимого театра»
- «Мурлин Мурло» 1989.
- «Курица». Комедия. 1989. Первая постановка: 1991 г. Академический театр драмы им. Горького, Ростов-на-Дону, режиссёр Александр Иешин. Переведена на сербский язык. В 1991 г. на киностудии ОРФ (Объединение развлекательных фильмов) при «Мосфильме» снят художественный фильм «Курица», автор сценария Николай Коляда, режиссёр Валентин Ховенко, в главных ролях Наталья Гундарева, Светлана Крючкова, Александр Пашутин, Михаил Данилов и др. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Персидская сирень» и другие пьесы"
- «Вор». 1989. Первая постановка: 1991 г. Actors Guild of Lexington, Inc., USA, режиссёр Sergej GrabTenko. Первая постановка в России: 1994 г. Театр на Волхонке, Екатеринбург, режиссёр Ростислав Бальмонт. Переведена на немецкий («Der Dieb», перевод — Александер Каль, поставлена в Городском театре, Котбус, Германия, 1994, режиссёр Райнер Флат), английский («The thief»). Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Носферату»
1990-е годы
- «Манекен». 1990. В 2007 г. поставлена в театре Дмитрова (Московская область). Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Пьесы для любимого театра»
- «Сказка о мёртвой царевне». 1990. Первая постановка: Московский академический театр имени Владимира Маяковского под названием «Фарс только для взрослых, или Сказка о мёртвой царевне», режиссёр Сергей Арцибашев. В 1996 году сыграна на «Бонн-Беннналле» в Германии. Переведена на немецкий, перевод — Александер Каль, («Das Märchen von der toten Zarentochter»), сербский (поставлена в городе Баня-Лука, Босния). В 1993 г. по пьесе снят художественный фильм. На экраны не вышел. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Пьесы для любимого театра»
- «Букет». 1990. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Кармен жива»
- «Не смотри». 1990. Не поставлена. Не опубликована
- «Чёрный принц». 1990. Не поставлена. Не опубликована
- «Для тебя» (две одноактных пьесы для актёра и актрисы «Венский стул» и «Черепаха Маня»). 1991. Первая постановка: Театр юного зрителя, Екатеринбург, режиссёр Sylvia Richter. Переведена на немецкий, перевод — Александер Каль, («Für Dich» (Wiener Stuhl, Schildkröte Manja), поставлена в Prinzregent-Theater, Bochum, Германия, 1996). В 1996 г. по пьесе «Венский стул» сделан радиоспектакль на РТР с участием Ильзе Лиепа и Андрея Соколова. Опубликована: журнал «Die Deutsche Bühne», 1994, № 10 («Венский стул»); книга пьес Николая Коляды «Персидская сирень» и другие пьесы"
- «Американка». Монолог в одном действии. 1991. Первая постановка: 1991 г. Академический театр, Пермь, в главной роли Ольга Битюцкая. Переведена на немецкий, перевод — Александер Каль, («Die Amerikanerin», поставлена в Staatstheater Kassel, Германия, 1994, режиссёр Michael Leinert, в главной роли Карин Неннеман), французский («La americaine», поставлена в Teatre obligatoire Париж, Франция, 1995). Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Пьесы для любимого театра»; книга пьес русских авторов «Theatre Russe Contemporain» (Франция)
- «Колдовка». 1991. Переведена на немецкий («Die Hexerin»), итальянский («La strega», поставлена в Teatro Tordinona, Rom, Италия, 1993, режиссёр Bruno Giordano). В 2005 г. поставлена в театре Пскова. В 2010 поставлена Саратовским театром драмы в составе спектакля «Играем Коляду», режиссёр Римма Белякова. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Старая зайчиха» и другие старые пьесы"
- «Канотье». 1992, Штутгарт, ФРГ. Первая постановка (в сокращённом варианте): 1993 г. Театр имени Моссовета, режиссёр Борис Щедрин, в главной роли Александр Леньков. Первая постановка полного варианта: 1994 г. Серовский театр драмы им. Чехова, режиссёр и исполнитель главной роли Виктор Узун. В 1995 г. поставлена в Академическом театре драмы Екатеринбурга, режиссёр Николай Коляда, в главной роли Вячеслав Кириличев (Премия Свердловской организации СТД за лучшую мужскую роль и премия за лучшую режиссуру.) Переведена на немецкий, перевод — Александер Каль, («Der Canotier»), украинский (поставлена в театре Ровно, и в Тернопольском областном академическом украинском драматическом театре Т. Г. Шевченко, режиссёр народным артист Украины Олегом Мосийчук под названием «За шаг до тебя»)
Опубликована: журнал «Современная драматургия», 1993, № 1; книга пьес Николая Коляды «Пьесы для любимого театра»
- «Пиявка» (первый вариант). 1992, Штутгарт. Не поставлена. Не опубликована
- «…Америка России подарила пароход…». 1992, Штутгарт. В 2005 г. поставлена в театре Костромы. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Старая зайчиха» и другие старые пьесы"
- «Полонез Огинского». 1993, Гамбург. Первая постановка: 1994 г. Театр на Малой Бронной, режиссёр Лев Дуров, в главных ролях Екатерина Дурова и Кирилл Казаков. Вторая постановка: 1994 г. Театр Романа Виктюка, Москва, режиссёр Роман Виктюк, в главной роли Людмила Максакова и Сергей Маковецкий. В 1994 г. поставлена в Академическом театре драмы, Екатеринбург, режиссёр Николай Коляда, в главной роли Татьяна Малягина (приз за лучшую женскую роль Свердловской организации СТД РФ за 1994 год.) Этот спектакль был отмечен как лучший на фестивале «Коляда-Plays». Переведена на немецкий, перевод — Александер Каль, («Die Polonaise von Oginski», поставлена в Stadttheater Konstanz, Германия, 1994, режиссёр Alexander Brill; также в театрах Эссена (режиссёр Николай Коляда), Йена, Гера и др.), английский («Oginsky’s Polonaise», постановка в Gate theatre, Лондон, 1996 года), сербский (поставлена в Юголосвенско Драмско Позориште, Белград, Югославия, 1996). Опубликована: журнал «Драматург» 1994, № 3; книга пьес Николая Коляды «Пьесы для любимого театра»
- «Ключи от Лёрраха». 1993, Гамбург. Первая постановка: 1999 г. ТЮЗ, город Советск (Калининградская область). Опубликована: журнал «Современная драматургия», 1994, № 2, с предисловием Леонида Зорина; книга пьес Николая Коляды «Старая зайчиха» и другие старые пьесы"
- «Нюня» (цикл «Хрущёвка»). 1993. Первая постановка: Кировский государственный театр юного зрителя на Спасской, режиссёр Александр Клоков. Переведена на немецкий, перевод — Александер Каль, («Katzenjammer»). Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Пьесы для любимого театра»; журнал «Арт-Лайн», 1997 (на украинском языке)
- «Сирокко». 1994. Не поставлена. Не опубликована
- «Я у мамы дурочка». 1994. Не поставлена. Не опубликована
- «Персидская сирень» (цикл «Хрущёвка»). 1995. — см. Персидская сирень (пьеса)
- «Родимое пятно» (цикл «Хрущёвка»). 1995 года. Переведена на немецкий язык, перевод — Александер Каль, («Libellenfeuer»). Опубликована: журнал «Урал», 1996, № 5-6; книга пьес Николая Коляды «Персидская сирень» и другие пьесы"
- «Поёт Робертино Лоретти». 1994. Утеряна. Не опубликована
- «Выкрест». 1995. Не поставлена. Не опубликована
- «…Мы едем, едем, едем в далёкие края…». Комедия. 1995. Первая постановка: 1996 г. театр «Современник», Москва, режиссёр Галина Волчек, в главных ролях Авангард Леонтьев, Лия Ахеджакова, Галина Петрова, Елена Яковлева. Спектакль был в репертуаре театра шесть лет. Переведена на немецкий язык, перевод — Александер Каль, («Wenn die bunten Fahnen wehen», поставлена в Schlosstheater Nürnberg, Германия, 1998). Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Персидская сирень» и другие пьесы"
- «Бином Ньютона» (цикл «Хрущёвка»). 1995. Не поставлена. Переведена на немецкий язык, перевод — Александер Каль, («Das Newtonsche Binom»). Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Персидская сирень» и другие пьесы"
- «Девушка моей мечты» (цикл «Хрущёвка»). 1995. Переведена на немецкий язык, перевод — Александер Каль, («Die Frau meiner Traume»). В 1998 году по пьесе поставлен радиоспектакль на немецкой радиостанции ORB. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Персидская сирень» и другие пьесы"
- «Затмение» (цикл «Хрущёвка»). 1996. Первая постановка: ТЮЗ, Заречный (Орловская обл.). Опубликована: журнал «Драматург» (год?), № 7; книга пьес Николая Коляды «Персидская сирень» и другие пьесы"
- «Театр» (цикл «Хрущёвка»). 1996. Первая постановка: 1997 г., театр «Бенефис», Екатеринбург (спектакль назывался «Дурак и дурнушка»), режиссёр Николай Коляда. Опубликована: журнал «Драматург» (год?), № 7, под названием «Театральный роман-с»; книга пьес Николая Коляды «Персидская сирень» и другие пьесы"
- «Картина» (цикл «Хрущёвка»). 1996. Не поставлена. Переведена на немецкий, перевод — Александер Каль, («Das Bild»). Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Персидская сирень» и другие пьесы"
- «Царица ночи» (цикл «Хрущёвка»). 1996. Не поставлена. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Персидская сирень» и другие пьесы"
- «Сглаз» (цикл «Хрущёвка»). 1996. Первая постановка: 1997 г. театр «Бенефис», Екатеринбург, режиссёр Николай Коляда. Переведена на немецкий, перевод — Александер Каль, («Der Fluch»). Поставлена также в театрах г. Красноярска и др. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Персидская сирень» и другие пьесы"
- «Куриная слепота». 1996. Первая постановка: 1997 г. Академический театр драмы, Екатеринбург, режиссёр Николай Коляда, художник Владимир Кравцев, в главной роли Вероника Белковская. Опубликована: журнал «Современная драматургия», 1996, № 1; книга пьес Николая Коляды «Персидская сирень» и другие пьесы"
- «Моцарт и Сальери» (первый вариант). 1996. Не поставлена. Не опубликована
- «Землемер». 1997. Поставлена: 2000 г. в Скопие, Македония; 2004 г. «Коляда-Театр», Екатеринбург. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Персидская сирень» и другие пьесы"
- «Попугай и веники» (цикл «Хрущёвка»). 1997. Не поставлена. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Уйди-уйди»
- «Зануда» (цикл «Хрущёвка»). 1997. Не поставлена. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Уйди-уйди»
- «Дураков по росту строят». Комедия. 1998. Первая постановка: 1998 г. Театр на Перовской, Москва, режиссёр Кирилл Панченко. Опубликована: книга пьес уральских авторов «Арабески»; книга пьес Николая Коляды «Уйди-уйди»
- «Уйди-уйди». 1998. Первая постановка: 1999 г. Академический театр драмы, Екатеринбург, режиссёр Н. Коляда, художник В. Кравцев. В 2000 г. той же постановочной группой осуществлён спектакль в московском театре «Современник». Опубликована: журнал «Современная драматургия», 1999, № 1; книга пьес Николая Коляды «Уйди-уйди»
- «Старосветские помещики» (фантазия на темы Н. В. Гоголя). 1998. Первая постановка: 2000 г. антреприза Анатолия Воропаева с участием Лии Ахеджаковой и Богдана Ступки, режиссёр Валерий Фокин, под названием «Старосветская любовь». Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Уйди-уйди»
- «Dreisiebenass (Тройкасемеркатуз), или Пиковая дама» (драматическая фантазия на темы повести А. С. Пушкина). 1998. Первая постановка: 1999 г. Московский драматический театр имени А. С. Пушкина, режиссёр Юрий Ерёмин. Опубликована: книга пьес уральских авторов «Метель»; книга пьес Николая Коляды «Уйди-уйди»
- «Три китайца». Современная комедия. 1998. Не поставлена. Опубликована: журнал «Урал», 2000, № 13; книга пьес Николая Коляды «Уйди-уйди»
- «Гараж». 1998. Не поставлена. Не опубликована
- «Группа ликования». Новогодняя комедия-пустячок в двух действиях. 1999. Первая постановка: 1999 г. Театр «Волхонка», Екатеринбург. В 2008 г. поставлена в «Коляда-театре». В 2010 поставлена Саратовским театром драмы в составе спектакля «Играем Коляду», режиссёр Римма Белякова Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Уйди-уйди»
2000-е годы
- «Тутанхамон». 2000. Первая постановка: Камерный театр, Челябинск. В 2005 году поставлена в «Коляда-театре». В 2010 поставлена Саратовским театром драмы в составе спектакля «Играем Коляду», режиссёр Римма Белякова. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Кармен жива»
- «Селестина» (по мотивам Фернандо де Рохаса). 2001. В 2002 г. поставлена в театре «Современник», режиссёр Николай Коляда. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Кармен жива»
- «Амиго». 2002. Поставлена впервые в «Коляда-театре» в 2005 году. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Кармен жива»
- «Кармен жива!». 2002. Поставлена в «Коляда-театре» в 2003 году: спектаклем по этой пьесе открылся театр. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Кармен жива»
- «Пиявка» (второй вариант). 2002. Не поставлена. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Кармен жива»
- «Моцарт и Сальери» (второй вариант). 2002. Не поставлена. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Кармен жива»
- «Пишмашка». 2002. Первая постановка: 2006 г. театр «Абажур», Санкт-Петербург. Опубликована в книге пьес «Кармен жива» (Екатеринбург, 2002 год).
- «Нюра Чапай». 2003. Первая постановка: московская антреприза «Дуэт» с участием Ольги Аросевой. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Носферату»
- «Откуда-куда-зачем». 2003. Не поставлена. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Носферату»
- «Носферату». 2003. Поставлена в театре «Ангажемент», Тюмень, и в др. театрах
- «Птица Феникс». Комедия. 2003. Первая постановка: 2003 г. «Коляда-театр», Екатеринбург. Опубликована: журнал «Современная драматургия», 2004; книга пьес Николая Коляды «Носферату»
- «Дудочка». 2003. Опубликована в книге пьес «Носферату»
- «Нежность». 2003. Первая постановка: 2005 г. «Коляда-театр», Екатеринбург. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Носферату»
- «Мадам Роза» («Blumentag») (по мотивам романа Эмиля Ажара «Вся жизнь впереди»). 2004. Первая постановка: 2003 г. «Коляда-театр», Екатеринбург. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Старая зайчиха» и другие старые пьесы"
- «Карлсон вернулся!». Пьеса-сказка. 2004. Поставлена в «Коляда-театре» и в других театрах России и стран СНГ
- «Старик Хоттабыч». Сказка. 2004. Поставлена в «Коляда-театре». Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Коробочка»
- «Золушка». Волшебная сказка. 2004. Поставлена в «Коляда-театре» и в других театрах России и стран СНГ. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Коробочка»
- «Снежная королева». 2005. Поставлена в «Коляда-театре» и в других театрах России и стран СНГ. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Коробочка»
- «Старая зайчиха». 2006. Первая постановка: 2007 г. театр «Современник», режиссёр Галина Волчек. Опубликована: журнал «Современная драматургия»; книга пьес Николая Коляды «Старая зайчиха» и другие старые пьесы"
- «Золотой ключик, или Приключения Буратино». 2006. Поставлена в «Коляда-театре»
- «Морозко». 2007. Поставлена в «Коляда-театре» Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Коробочка»
- «Всеобъемлюще». 2008. Поставлена в 2010 году в Государственном национальном русском театре драмы Кыргызской Республики им. Ч.Айтматова, Бишкек. Поставлена в «Коляда-театре» в 2010 г. Не опубликована
- «Финист Ясный Сокол». 2008. Поставлена в «Коляда-театре». Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Коробочка»
- «Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка» (по мотивам Н. В. Гоголя). 2008. Не поставлена. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Коробочка»
- «Коробочка» (по мотивам Н. В. Гоголя). Январь 2009. Не поставлена. Опубликована: книга пьес Николая Коляды «Коробочка»
Книги пьес Николая Коляды
- «Пьесы для любимого театра». Екатеринбург, «Банк культурной информации», 1994. 400 страниц
- «Персидская сирень» и другие пьесы". Екатеринбург, «Банк культурной информации», 1997. 420 страниц
- «Уйди-уйди». Екатеринбург, «Новое время», 2000. 430 страниц
- «Кармен жива». Екатеринбург, «Уральское издательство», 2002. 370 страниц
- «Носферату». Екатеринбург, «Уральское издательство», 2002. 412 страниц
- «Старая зайчиха» и другие старые пьесы". Екатеринбург, Издательство "Журнал «Урал», 2007. 380 страниц
- «Коробочка». Екатеринбург, Издательство "Журнал «Урал», 2009. 399 страниц
Проза (публикации)
- Журнал «Урал», 1984, № 10. Рассказы «Миллион», «Балерина»
- Сборник рассказов молодых уральских авторов «Начало лета», Средне-Уральское Книжное издательство, 1986, рассказы «Тамара» и др.
- Сборник рассказов молодых уральских авторов «Ожидание», рассказы «Лёнька Лаптев» и др.
- «Оскорблённый еврейский мальчик». Картина. / Nikolaj Koljada. «Der gedemütigte jüdische Knabe». Пер. на немецкий Alexander Kahl (Александер Каль). Штутгарт, Edition Solitude, 1993
Книга воспоминаний
- «Главная в жизни роль». Книга воспоминаний ветеранов Великой Отечественной войны. Литературная запись Николая Коляды. Екатеринбург, «Банк культурной информации», 1995
Сборники пьес уральских авторов (редактор-составитель Николай Коляда)
- «Арабески» (1998)
- «Метель» (2000)
- «Репетиция» (2001)
- «Нулевой километр» (2003)
- «Транзит» (2004)
- «Книга судеб» (2004)
- «Всё будет хорошо» (2005)
- «Театр в бойлерной» (2006)
- «За линией» (2008)
- «Третий глаз» (2009)
- «Люби меня сильно» (2010)
- «Я не вернусь» (2011)
Киносценарии
- 1991 — Курица (режиссёр Валентин Ховенко, оператор-постановщик Евгений Гуслинский, в главных ролях Наталья Гундарева и Светлана Крючкова)
Постановки пьес Коляды
В России
- Московский театр «Современник»:
- «Мурлин Мурло», режиссёр Галина Волчек, 1991; режиссёр Сергей Гармаш, 2009
- «Мы едем, едем…», режиссёр Галина Волчек, 1996
- «Уйди-уйди», с участием Валентина Гафта и Елены Яковлевой, режиссёр Николай Коляда, 2000
- Саратовский академический театр драмы имени И. А. Слонова
- «Мы едем, едем…», режиссёр Александр Цодиков, 1996[6]
- Волгоградский театр юного зрителя
- «Уйди-уйди», режиссёр Ирина Зубжицкая, 2007
- Театр Романа Виктюка:
- «Полонез Огинского», режиссёр Роман Виктюк, 1994
- «Рогатка», режиссёр Роман Виктюк, 1993
- Театр им. Маяковского, «Сказка о мёртвой царевне», режиссёр Сергей Арцибашев, 1992
- Театр на Покровке под руководством Сергея Арцибашева, «Курица», режиссёр Сергей Арцибашев, 1994
- Театр на Малой Бронной, «Полонез Огинского», режиссёр Лев Дуров, 1995
- Театр имени Моссовета, «Канотье», режиссёр Борис Щедрин, 1993
- Театр им. Станиславского, «Полонез Огинского», режиссёр Леонид Хейфец, 1998
- Театр на Перовской, «Дураков по росту строят», режиссёр Кирилл Панченко, 1998
- Театр Орлёнок, «Бином Ньютона», режиссёр Юрий Головин, 2012
- Театр «Балтийский дом», Санкт-Петербург:
- «Рогатка», режиссёр Юрий Николаев, 1990
- «Мурлин Мурло», режиссёр Юрий Николаев, 1990
- Каменск-Уральский театр «Драма Номер Три»
- «Старосветские помещики» («Старосветская любовь»), режиссёр Людмила Матис, 2006. Лауреат областного фестиваля «Браво- 2006» з.а. РФ Лариса Комаленкова и н.а. РФ Александр Иванов — «Лучший дуэт в драматическом театре».
- В антрепризе:
- «Персидская сирень», режиссёр Борис Мильграм, с участием Лии Ахеджаковой и Михаила Жигалова, 1996
- «Старосветские помещики», режиссёр Валерий Фокин, с участием Лии Ахеджаковой и Богдана Ступки. Спектакль выдвинут на Государственную премию России, 2000
В театрах дальнего зарубежья
- США, Сан-Диего, «Сан-Диего Репертори Тиэтр», 1989 — «Рогатка», режиссёр Роман Виктюк; Лексингтон, 1992 — «Вор»; «Чикаго репертори тиэтр», ноябрь 2001 — «Уйди-уйди»
- Швеция, Стокгольм, «Штаатстеатер», 1995 — «Рогатка»
- Англия, Девон — «Мурлин Мурло»; Лондон, «Гейт-Тиэтр» — «Полонез Огинского», «Мурлин Мурло»
- Италия, Рим, «Тординона» — «Колдовка», «Рогатка», режиссёр Роман Виктюк, актёр Коррадо Панни
- Франция, Париж, «Облигатор» — «Американка»; Авиньонский фестиваль — «Полонез Огинского»
- Югославия, Белград — «Полонез Огинского», «Курица»; Нови-Сад — «Мурлин Мурло»; Ужице — «Рогатка»; Ниш — «Полонез Огинского»
- Черногория, Будва — «Курица»
- Австралия, Сидней — «Рогатка», «Игра в фанты»
- Литва, Вильнюс — «Рогатка»
- Канада, Виннипег — «Мурлин Мурло»
- Монголия, Улан-Батор — Государственный драматический театр, 2009 — «Игра» (режиссёр Н. Ганхуяг)
- Венгрия, Капошвар — «Мурлин Мурло»
- Болгария, Варна — «Рогатка»
- Германия, Киль, Штутгарт, Эссен — «Мурлин Мурло»; Эссен, Гёттинген, Штутгарт, Дрезден — «Рогатка»; Потсдам — «Игра в фанты»; Котбус, Хемниц — «Вор»; Бохум — «Для тебя»; Йена, Гера, Эссен — «Полонез Огинского»; Бонн — «Родимое пятно»; Нюрнберг — «Мы едем, едем…»
Награды
- 1988 — лауреат премии журнала «Театральная жизнь» «За лучший дебют в драматургии» (за пьесы «Барак» и «Играем в фанты»)
- 1993 — лауреат премии Екатеринбургского отделения СТД РФ за активную и плодотворную работу в области драматургии
- 1997 — лауреат премии губернатора Свердловской области (за пьесу «Мы едем, едем, едем в далёкие края…»)
- 1997 — лауреат премии Екатеринбургского отделения СТД РФ за лучшую режиссёрскую работу
- 2000 — лауреат премии им. Татищева и де Геннина
- 2002 — Премия имени П. П. Бажова за сборник пьес «Кармен жива»
- 2004 — лауреат Царскосельской художественной премии
- 2010 — лауреат фестиваля «Браво!» в номинации «Лучший постановщик в драматическом театре» за спектакль «Трамвай „Желание“»[7].
Библиография
- Лейдерман Н. Л. «Драматургия Николая Коляды». Каменск-Уральский. Издательство «Калан». 1997
Напишите отзыв о статье "Коляда, Николай Владимирович"
Примечания
- ↑ [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=020129 Награждён указом президента России № 1416 от 29 ноября 2003 года]
- ↑ [www.theatre.ru/stanislavsky_fund/prize/archieve/1998/ Награждён в 1998 году за цикл пьес]
- ↑ 1 2 3 [kolyadanik.livejournal.com/873852.html#cutid1 ЖЖ Николая Коляды]
- ↑ Про журнал «Урал» //
. [kolyadanik.livejournal.com/1257338.html @ 2010-08-09 22:24:00]. — (Проверено 9 августа 2010).
- ↑ Николай Коляда ушёл из журнала «Урал». Его тут же вызвали в минкульт, а Гредин встретился с преемником // РИА «УРА.ру». [ura.ru/content/svrd/09-08-2010/news/1052117815.html Новости. 09.08.2010 18:13]. — (Проверено 9 августа 2010).
- ↑ [www.saratov-kultura.ru/calendar/06-03.html Культура Саратова | Календарь событий культурной жизни | 6 марта]
- ↑ [domaktera.ru/header/85/ Дом Актёра, Официальный Театральный Портал СО]
Ссылки
- www.kolyada-theatre.ru/
- kolyada.ur.ru/
- — Коляда, Николай Владимирович в «Живом Журнале»
- [www.kolyada-theatre.ur.ru/ Сайт «Коляда-театра»]
Отрывок, характеризующий Коляда, Николай Владимирович
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.
Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».
Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»
Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.
Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Узункольском районе
- Драматурги по алфавиту
- Драматурги XX века
- Драматурги СССР
- Драматурги России
- Актёры по алфавиту
- Актёры СССР
- Актёры России
- Актёры XX века
- Актёры XXI века
- Театральные режиссёры по алфавиту
- Театральные режиссёры СССР
- Театральные режиссёры России
- Педагоги по алфавиту
- Театральные педагоги СССР
- Театральные педагоги России
- Заслуженные деятели искусств Российской Федерации
- Писатели по алфавиту
- Писатели Екатеринбурга
- Писатели СССР
- Писатели России XX века
- Лауреаты премии имени П. П. Бажова
- Персоналии:Свердловский государственный академический театр драмы
