Имбер, Нафтали Герц
| Нафтали Герц Имбер | |
| ивр. נפתלי הערץ אימבער | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Годы творчества: |
1868—1905 |
| Жанр: |
поэзия |
| Язык произведений: | |
Нафтали Герц Имбер (1856, Золочев, Королевство Галиции и Лодомерии, Австро-Венгрия — 8 октября 1909, Нью-Йорк) — еврейский поэт, автор текста «Ха-Тиквы» — гимна сионистского движения, а с 1948 года государственного гимна Израиля.
Биография
Родился в Галиции, в Золочеве, тогда принадлежавшем Австро-Венгрии, ныне Львовской области, Украина. Писал стихи с десятилетнего возраста. За поэму, посвящённую столетию присоединения Буковины к Австро-Венгрии, получил награду от императора Франца-Иосифа. В молодости путешествовал по Венгрии, Сербии, Румынии.
В 1882 переехал в Палестину в качестве секретаря лорда Лоуренса Олифанта по еврейским вопросам. В первый сборник стихов, изданный в Иерусалиме в 1886 под названием «Утренняя звезда» (ивр. ברקאי, Баркаи), вошло стихотворение «Наша надежда» («Тикватейну», תקוותנו), первый набросок которого был сделан в Яссах (Румыния) в 1877 (по др. источникам, в 1876 или 1878). Это стихотворение и стало текстом будущего гимна сионистского движения и государства Израиль.
В 1887 вернулся в Европу, жил в Лондоне, затем снова путешествовал, побывал в Индии, в 1892 переехал в США. Скончался в Нью-Йорке в 1909; в 1953 его прах был перевезён в Иерусалим.
Внучатый племянник Н.-Г. Имбера — писавший на идише и на польском языке галицийский еврейский поэт и публицист Шмуэл-Янкев Имбер (1889—1942); его отец — Шмарья Имбер, литератор.[1]
Напишите отзыв о статье "Имбер, Нафтали Герц"
Примечания
- ↑ [www.yivoencyclopedia.org/article.aspx/Imber_Shmuel_Yankev YIVO Encyclopedia]
Ссылки
- [www.eleven.co.il/article/11781 Имбер Нафтали Херц] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
- [vcisch.hotbox.ru/IMBER/imber.html Скиталец, подаривший евреям «Надежду»]
- [berkovich-zametki.com/Nomer45/Yanovskay1.htm Наша «Надежда» не сгинет]
|
Это заготовка статьи о писателе Израиля. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Имбер, Нафтали Герц
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
