Иваницкий, Николай Иванович

К:Википедия:Страницы на КУЛ (тип: не указан)

Никола́й Ива́нович Ивани́цкий (2 [14] января 1816, деревня Ширгорье Вологодского уезда — 23 июля [4 августа] 1858, Псков) — русский писатель и педагог.

Брат изобретателя и писателя А. И. Иваницкого. Его племянником был писатель, поэт, этнограф Н. А. Иваницкий (1847—1899).

В 1834 году окончил Вологодскую гимназию. В 1838 году со степенью кандидата окончил Санкт-Петербургский университет по 1-му отделению философского факультета и поступил учителем русского языка в Псковскую гимназию, а в 1843 году был переведён в Вологду. В 1846 году ему было предложено занять место старшего учителя 5-й Петербургской гимназии. В 1852 он был уже её инспектором, а в 1853—1858 годах — директором Псковской гимназии.

Помещал этнографические статьи в «Вологодских Губернских Ведомостях» («Осада Пскова Баторием», 1840, № 8) и «Москвитянине» («Причитанья невесты в Вологодской губернии», 1841, кн. 12), критические статьи в «Маяке» (Оригинальные и переводные стихотворения из Шиллера и Кернера, 1842—1844); сотрудничал в «Современнике» («Г. Ф. Пухта, знаменитый берлинский правовед», 1846, т. 42; Из записок Гёте, 1846, т. 43), в «Отечественных записках» (рассказ «Натальин день», 1849, том 63; 2 статьи о Гоголе, 1852—1853, [revizor.net/bio_mat/bio_mat_vospominaniya/ivanickij.php тома 81 и 86]). Его драма «За короля» была представлена в Санкт-Петербурге в 1852. Отдельно издал «Исследования о времени основания Пскова» (Псков, 1856). Оставил «Воспоминания о виденном и пережитом», в которых описана Вологда.

Иваницкий — автор дневника и воспоминаний о Пушкине

Литература

• Иваницкий, Николай Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Иваницкий, Николай Иванович

Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.