Романов, Никита Иванович

Никита Иванович Романов (ок. 1607 — 21 декабря 1654) — сын Ивана Никитича Романова, двоюродный брат первого царя из рода Романовых Михаила Фёдоровича. Последний боярин нецарственной линии Романовых. Был стольником в 1644 году, боярином в 1645 году.

Биография

С воцарением Алексея Михайловича Никита Иванович посчитал себя оскорбленным тем, что положенное по его представлению место при молодом государе досталось не ему, двоюродному дяде, а «дядьке» Морозову. В итоге вокруг него сформировалась оппозиционная правительству Б. И. Морозова боярская группировка, своего рода «фронда» (князья Я. К. Черкасский, С. В. Прозоровский, Шереметевы, и др.). Участник Смоленского похода в 1654 году. Крупнейший собственник и богатейший человек своего времени (его имущество перешло к царю, так как он не имел детей). По списку 1647—1648 годов за Никитой Романовым числилось более 7000 дворов, в том числе 2 вотчинных города: Скопин и Романово городище.

Во время Соляного бунта 1648 года Никита Романов воспользовался своей популярностью среди москвичей, чтобы устранить Морозова и прийти к власти, но уже через несколько месяцев Морозов вернулся, и Никита Иванович вернулся к роли фрондера.

Он был человеком самостоятельным и амбициозным, способным не оглядываться на общественное мнение. Секретарь Голштинского посольства Адам Олеарий рассказывает о пристрастии Никиты Ивановича ко всему иноземному: боярин был большим поклонником «немецкой музыки», охотно общался с «немцами» и даже сам ходил в иноземном платье. Больше того, он одел слуг в европейские ливреи, чем вызвал бурное негодование самого патриарха, которое гордый боярин игнорировал.

Именно Никите Ивановичу потомки обязаны появлением пресловутого «ботика Петра Великого»: до того, как молодой царь Петр нашел его гниющим на хозяйственном дворе в селе Измайлове, ботик был приобретен Никитой Ивановичем для речных прогулок.

Сохранились некоторые сведения о круге чтения Романова. Из принадлежавших ему книг известна сборная рукопись, содержащая в себе части Степенной и Родословной книг, летописные сказания, послания Ивана Грозного к Курбскому, Житие митрополита Филиппа. В «немецкой шкатуле» боярин хранил у себя «перевод с польскаго письма, как женился Владислав король на цесаревне, да с курантов перевод»

Прапор

С момента прихода к власти (1613 год) династия Романовых пользовалась государственным гербом, то есть двуглавым орлом, как личным. Во второй половине XIX века императорская семья пожелала обзавестись собственным родовым гербом. Б. В. Кёне, взяв за основу романовское предание и рисунок на прапоре (хранившемся в Оружейной палате) боярина Никиты Ивановича Романова создаёт герб, который получил Высочайшее утверждение 8 декабря 1856 г. Б. В. Кёне заменил золотой цвет грифона с прапора на червлёный в серебряном поле в гербе.

Описание прапора Н. И. Романова:

«Прапор середина тафта белая, вшит гриф тафта желтая, с мечом, в левой лапе держит клеймо, повыше клейма писан орлик чёрный, опушка вшита в червчатую тафту, тафта жёлтая. Откоски объярь черная, писаны главы львовы золотом и серебром, опушка тафта разных цветов».

— «ПСЗ. Т.32. 1857. № 31720»

Литература

• Андреев И. Алексей Михайлович. М., 2003

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Романов, Никита Иванович

В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,