Минский, Николай Максимович

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Минский и Виленкин

Никола́й Ми́нский
Имя при рождении:	Никола́й Макси́мович Виле́нкин
Псевдонимы:	Николай Ми́нский
Место рождения:	Глубокое, Виленская губерния
Род деятельности:	поэт, писатель-мистик
Направление:	Символизм

Ми́нский Никола́й Макси́мович (настоящая фамилия Виле́нкин; 15 (27) января 1855, с. Глубокое, Виленская губерния, Российская империя — 2 июля 1937, Париж, Франция) — русский поэт и писатель-мистик, адвокат.

Биография

Родился в бедной еврейской семье. В 1875 году окончил Минскую мужскую гимназию, в 1879 — юридический факультет Петербургского университета. В дальнейшем занимался литературной деятельностью. Его первые стихотворения были написаны на «гражданские темы». В 1882 г. Минский перед заключением брака с писательницей Ю. Яковлевой принял православие. С 3.04.1886 стал присяжным поверенным в Санкт-Петербурге. В 1889 Минский выпустил книгу «При свете совести», где изложена его «теория» мэонизма, провозглашающая, что самое главное для человека «небытие», «вне жизненная правда», «вне существующее и непостижимое» (мэ он значит по-гречески не сущий).

В 1900 Мережковский, Минский, Гиппиус, В. Розанов и другие основывают в Петербурге Религиозно-Философское Общество, ставившее целью сблизить русскую интеллигенцию с церковью.

В 1905 Минский, как и большинство интеллигентов, сочувствовал революции и социал-демократии. Вместе с М. Горьким возглавлял легальную большевистскую газету «Новая Жизнь», в которой, в частности, в тот период была напечатана известная статья В. И. Ленина «Партийная организация и партийная литература». Минский как редактор и издатель был арестован, однако затем выпущен под залог. С 1906 жил за границей в Париже, став одним из вождей русского декадентства и символизма, проповедовавшим культ красоты и наслаждения и объявившим войну общественным тенденциям в искусстве, как наносящим вред «чистоте» художественного творчества.

Вернулся в Россию в 1913 после амнистии, но с началом Первой мировой войны в 1914 эмигрировал окончательно. В начале 20-х годов жил в Берлине, основал там в 1921 «Дом искусств», затем переселился в Лондон, где был сотрудником советского полпредства. С 1927 жил в Париже.

Развивал учение о двух путях добра — эмпирико-рациональном и мистическом. Религиозно-философская концепция изложена в трактатах «При свете совести» (1890) и «Религия будущего» (1905).

Стихи Минского отражают коле­бания и противоречия его жизненного пути. Лучшее в них (благодаря чему он, испыты­вавший влияние С. Надсона и Метерлинка, считается предшественником символи­стов) показывает глубину поисков смысла жизни и желание обрести опору в Боге.

Творчество Минского в оценке современников

Раннее творчество Минского (киевский период), наряду с романами Иеронима Ясинского, Виктора Бибикова относят к неоромантической ветви предсимволизма. Об эстетике предсимволизма см.: Владимир Соловьев, «Иллюзия поэтического творчества».

Дмитрий Мережковский оценивал поэзию Минского как пролагающую пути в будущее. Его философские и мистические воззрения он возводил к герметически-гностической традиции. Характеристика поэзии Минского Мережковским выявляет в ней именно те черты, которые вообще типичны для «декадентства» (пессимизм, патология, тоска по смерти, ирония, склонность к рефлексии и др.)

Валерий Брюсов возводил Минского в ранг основного, хотя и не первоклассного представителя раннего символизма. Особенно высоко он оценивал стихотворение «Город смерти», в котором сконцентрированы все существующие признаки «диаволического» мира.

Поэзия Минского, по мнению Александра Блока, сильнее всего там, где она выражает жизнеощущение «декадентской музы» в аллегорической форме. Минский как бы преподносит «рецепт» поэтики и мировоззрения предсимволизма. Выше всего Блок оценивал стихотворение Минского «О двух путях добра».

Семья

Был женат трижды.

• Первый раз — на писательнице Ю. И. Яковлевой, публиковавшейся под псевдонимом «Юлия Безродная». Перед бракосочетанием, состоявшимся в сентябре 1882 года, принял православие.

• Второй — на поэтессе, писательнице и переводчице Л. Н. Вилькиной, родственнице семьи Венгеровых — близких друзей Минского. Их фактический союз начался в 1896 году, официальный брак был заключен в 1905 году и продолжался до кончины Вилькиной в 1920 году.

• Третий — на писательнице, переводчице и литературном критике З. А. Венгеровой, приходившейся теткой второй жене писателя. Брак был заключён в Париже в 1925 году и продолжался до кончины Минского.

Публикации

• Стихотворения (1877-1882). - СПб., 1883. - запрещено цензурой.
• При свете совести. Мысли и мечты о цели жизни. — СПб.,1890.
• Стихотворения.(3 изд.) — СПб.,1896.
• Религия будущего: (Философские разговоры). — СПб,1905.
• О свободе религиозной совести. — СПб.,1905.
• Полное собрание стихотворений. Т.1-4. — СПб.,1907.
• На общественные темы. — СПб.,1909.
• От Данте к Блоку. — Берлин,1922.
• Из мрака к свету. — Берлин,1922.

Литература

• Философы России XIX—XX столетий. Биографии, идеи, труды. 2-е изд. — М.,1995. — С.389.
• Русская философия: Энциклопедия / Под общей редакцией М. А. Маслина. Сост. П. П. Апрышко, А. П. Поляков. — М.: Алгоритм, 2007. — С.339-340.
• Сапожков С. Поэзия и судьба Николая Минского // Ранние символисты: Н.Минский, А. Добролюбов. — СПб., 2005. — С. 7-87.
• Хангулян С. А., Серебряный век русской поэзии. Книга первая. Модернизм: символизм, акмеизм. М.: — Новая газета, 2009. С. 528, ISBN 978-5-91147-006-7
• [terme.ru/dictionary/198/word/meonizm Меонизм] // Русская философия: словарь. — М.: Республика. Под общ. ред. М. А. Маслина / В. В. Сапов. 1995.
• Три ипостаси и три жены Николая Минского. Анатолий Аврутин. — Петербург: Невский альманах, № 1 (26), 2006 год.

Ссылки

• [stroki.net/content/blogcategory/65/54/ Минский Николай. Избранные стихи]
• [www.khangulian-silverage.ru/ Серебряный век русской поэзии. Модернизм: символизм, акмеизм]

Отрывок, характеризующий Минский, Николай Максимович

– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.