Дружинин, Николай Михайлович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Н. М. Дружинин»)
Перейти к: навигация, поиск
Николай Михайлович Дружинин
Научная сфера:

история

Учёная степень:

доктор исторических наук

Учёное звание:

академик АН СССР

Альма-матер:

Московский университет

Научный руководитель:

Р. Ю. Виппер и М. М. Богословский

Награды и премии:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Николай Михайлович Дружи́нин (1 (13) января 1886, Курск, — 8 августа 1986, Москва) — советский историк, специалист по социально-экономической и политической истории XIX века. Академик АН СССР (1953). Лауреат Ленинской (1980) и Сталинской премии второй степени (1947).





Биография

Образование

Учился в Курской гимназии, затем окончил 5-ю московскую гимназию (1904), экономическое отделение юридического факультета (1911; дипломное сочинение: «Охрана женского и детского труда в фабричной промышленности России») и историко-филологический факультет (1918; дипломное сочинение: «Русская крестьянская община в освещении историографии») Московского университета. Ученик Р. Ю. Виппера и М. М. Богословского.

Общественно-политическая деятельность

Во время учёбы в университете участвовал в революционном движении, в 1905 году был арестован, 2,5 месяца пробыл в тюрьме, был исключён из университета (где первоначально обучался на историко-филологическом факультете) и выслан в Саратов. В 1906 году вновь поступил в университет на юридический факультет. В 1916 году был призван в армию, окончил ускоренный курс военного училища и был произведён в прапорщики. После Февральской революции 1917 года был председателем полкового комитета, в августе возглавлял военные отряды противников выступления генерала Л. Г. Корнилова. В 1918 и 1919 годах дважды ненадолго арестовывался большевистскими властями. Во время Гражданской войны был мобилизован в Красную армию, работал в военно-просветительских учреждениях.

Начало научной деятельности

С 1920 года преподавал на гуманитарном факультете Костромского государственного университета, работал в Московском губполитпросвете. В 19241934 годах был сотрудником Музея революции (с 1926 года — его учёный секретарь), занимался проблемами музееведения, методологией и методикой экспозиционной и экскурсионной работы.

В 1920-е годы был научным сотрудником второго разряда (аналог аспиранта) Института истории Российской ассоциации научно-исследовательских институтов по общественным наукам (РАНИОН), где написал свою первую монографию «„Журнал землевладельцев“. 1858—1860», придя к выводу, что это издание является важным источником по истории крепостного хозяйства последних лет его существования. Эта работа вызвала резкую критику со стороны главы школы советских историков-марксистов М. Н. Покровского, который в главной партийной газете «Правда» в 1929 году обвинил исследователя в апологии «крепостнического журнала». В ответном письме Дружинин решительно опроверг обвинения, заявив, что

автор имеет право требовать от оппонентов, чтобы они соблюдали элементарные условия всякой критики: чтобы они правильно передавали его мысли и не приписывали ему таких выводов, которые абсолютно чужды его научным и политическим воззрениям.

В условиях доминирования Покровского в тогдашней советской исторической науке это письмо отказались публиковать. Оно увидело свет только спустя 50 лет. В 1930 году Дружинин был арестован, затем освобождён.

Историк декабристского движения

В 1920—1930-е годы занимался историей декабристского движения в России. Автор монографии «Декабрист Никита Муравьёв» (1933), основанной на научной работе (аналоге кандидатской диссертации), защищённой Дружининым в 1929 году. Это исследование основано на тщательном изучении сочинений и переписки Муравьёва, на сопоставлении его конституционного проекта с современными ему актами зарубежных государств. Также был автором статей о П. И. Пестеле, С. П. Трубецком, З. Г. Чернышёве, И. Д. Якушкине, программе Северного общества.

Преподаватель и академик

В 19291948 годах преподавал в МГУ имени М. В. Ломоносова, в 19461948 годах — в Академии общественных наук при ЦК ВКП(б). С 1946 — член-корреспондент АН СССР, с 1953 — действительный член АН СССР. Автор проблемно-методологических статей «О периодизации истории капиталистических отношений в России» («Вопросы истории», 1949, № 11; 1951, № 1), «Конфликт между производительными силами и феодальными отношениями накануне реформы 1861 г.» (там же, 1954, № 7), в которых выступал в качестве сторонника марксистского направления в исторической науке. Автор неоднократно переиздававшейся автобиографической книги «Воспоминания и мысли историка» (1967).

Историк российского крестьянства

В капитальной работе «Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселёва» (её первый том вышел в 1946 году и в следующем году был удостоен Сталинской премии второй степени; второй том опубликован в 1958 году) тщательно проанализировал историю государственных крестьян (это первое фундаментальное исследование, посвящённое этой категории сельского населения России). Выявил связь реформы Киселёва с крестьянской реформой 1861 года (считал реформу Киселёва «генеральной репетицией» освобождения крестьян). Первый том исследования посвящён экономическим и политическим предпосылкам реформы, второй — реализации основ реформы и характеристике её последствий.

В 1958 году начал исследование пореформенной деревни и происходивших в ней процессов, итогом которого стала монография «Русская деревня на переломе. 1861—1880», изданная в 1978 году и удостоенная Ленинской премии. Сдержанно относился к крестьянской реформе 1861 года, концентрируя внимание на её негативных сторонах для российского крестьянства. Тщательно проанализировал групповые и региональные различия развития пореформенной деревни, основные тенденции складывавшегося по итогам реформы крестьянского хозяйства.

До 1964 года руководил деятельностью Комиссии по истории сельского хозяйства и крестьянства, изданием многотомной документальной серии «Крестьянское движение в России».

Умер 8 августа 1986 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 10).

Награды

Труды

  • Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселёва. Т. 1. М., 1946; Т. 2. М., 1958.
  • Русская деревня на переломе. 1861—1880. М., 1978.
  • Избранные труды. Революционное движение в России в XIX веке. М., 1985
  • Избранные труды. Социально-экономическая история России. М., 1987.
  • Избранные труды. Внешняя политика России. История Москвы. Музейное дело. М., 1988.
  • Избранные труды. Воспоминания, мысли, опыт историка. М., 1990.
  • [www.museum-rogwu.ru/PDF/10002.pdf Охрана женского и детского труда в фабричной промышленности России. Дипломное сочинение.] — М., 2005.

Напишите отзыв о статье "Дружинин, Николай Михайлович"

Литература

Примечания

Ссылки

  • Дружинин Николай Михайлович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50387.ln-ru Профиль Николая Михайловича Дружинина] на официальном сайте РАН
  • [hrono.ru/biograf/druzhinin.html Биография] на сайте «Хронос»
  • [about-msu.ru/next.asp?m1=person1&type=aka&fio=%C4%F0%F3%E6%E8%ED%E8%ED%20%CD%E8%EA%EE%EB%E0%E9%20%CC%E8%F5%E0%E9%EB%EE%E2%E8%F7 Статья] на сайте «Всё о Московском университете»
  • [old-kursk.ru/book/zemlaki/druzinin.html Статья] на сайте «Курск дореволюционный»
  • [isaran.ru/?q=ru/fund&guid=6AF6E4A0-2134-272F-81CD-5B405FC06DC0&ida=1 Историческая справка] на сайте Архива РАН
  • [www.ras.ru/publishing/rasherald/rasherald_articleinfo.aspx?articleid=7268008a-d0d6-43cd-8a44-11055b3d84c5 Николай Михайлович Дружинин (некролог)] // «Вестник АН СССР», 1986, т. 56, № 11, с. 76
  • Друговская А. [gazetakursk.ru/gost-nomera/6720-nravstvennyj-kodeks-akademika-nikolaya-druzhinina.html Нравственный кодекс академика Николая Дружинина]
  • [ihst.ru/projects/sohist/document/abr00vr.htm «Правда всегда одна!» (письма Н. М. Дружинина Ю. Г. Оксману)]
  • [scepsis.net/library/id_974.html О трёх участницах революционной борьбы]

Отрывок, характеризующий Дружинин, Николай Михайлович

Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.