Чуковский, Николай Корнеевич

Николай Чуковский
Дата рождения:	20 мая (2 июня) 1904(1904-06-02)
Место рождения:	Одесса, Херсонская губерния, Российская империя
Дата смерти:	4 ноября 1965(1965-11-04) (61 год)
Место смерти:	Москва, СССР
Гражданство:	СССР СССР
Род деятельности:	прозаик, переводчик
Направление:	социалистический реализм
Жанр:	роман, повесть, рассказ
Язык произведений:	русский
Награды:

Никола́й Корне́евич Чуко́вский (20 мая (2 июня) 1904 года, Одесса — 4 ноября 1965 года, Москва) — русский советский писатель, переводчик прозы и поэзии.

Биография

Николай был первенцем Корнея Чуковского и его жены Марии Борисовны, урождённой Гольдфельд. Сразу после свадьбы в 1903 году Чуковский с женой отправились в Лондон, где Корней Иванович работал корреспондентом газеты «Одесские новости»; в начале 1904 года беременная Мария Борисовна вернулась в Одессу, где и родился Николай-младший.

Детство и юность провёл в Петербурге и Куоккале. Отец ввёл его в литературные круги, он подружился с К. Вагиновым, Л. Добычиным, Н. Заболоцким, В. Кавериным, М. Слонимским, близко видел А. Блока — «добрая и острая память Чуковского запечатлела такие черты поэта, которые ускользнули от внимания других мемуаристов». Лето 1921 года провёл в усадьбе Холомки (в 1920-е годы — дача Литфонда), в окружении отца, В. Ходасевича, О. Мандельштама, Р. Добужинского, Евг. Замятина, В. Милашевского.

В 1921 году окончил Тенишевское училище, занимался (до 1924 года) на общественно-педагогическом (историко-филологическом) факультете Петроградского университета. Окончил Высшие государственные курсы искусствоведения при Ленинградском институте истории искусств (1930).

Начинал как поэт, участвовал в работе литературной студии «Звучащая раковина», которой руководил Николай Гумилёв. В 1921 году сблизился с литературной группой «Серапионовы братья», те в шутку называли Колю и некоторых его товарищей по Тенишевскому училищу и по студии «младшими братьями…» Сам выступил «героем» произведений Зощенко

Однажды, поздней осенью 1921 года, пошёл я с Таней в театр, находившийся в Пассаже… В фойе театра — неслыханная новость! — был буфет… Я подвёл Таню к стойке и предложил съесть по пирожному… Таня съела пирожное с величайшим наслаждением. Облизала пальцы, и сейчас же — цоп — взяла из вазы ещё одно. Я, конечно, не говорил ей: «Ложи взад». Но… пережил несколько страшных минут. Я не знал в точности, сколько у меня денег в кармане… На следующий день был я в Доме искусств, зашёл к Зощенко и рассказал ему о своем вчерашнем переживании в театре… На ближайшем серапионовом сборище он прочитал рассказ «Аристократка».

— Н. Чуковский. «О том, что видел». М.: Молодая гвардия, 2005

В 1922—1928 годах публиковал стихи (иногда под псевдонимом «Николай Радищев»). Стихи получили одобрение Н. С. Гумилёва, В. Ф. Ходасевича, М. Горького. После сборника стихов «Сквозь дикий рай» (Л., 1928) свои оригинальные стихотворения не печатал, публиковал только поэтические переводы.

Через отца познакомился с Максимилианом Волошиным и гостил у того в Коктебеле, где познакомился с Андреем Белым. В июле 1932 поехал в Коктебель по путевке в Дом отдыха Литфонда, застал последние дни жизни М. А. Волошина, скончавшегося 11 августа 1932 года. В числе немногих участвовал в похоронах, к могиле поэта на вершину холма Кучук-Янышар гроб несли на руках.

Имя Н. К. Чуковского неоднократно упоминалось в следственных делах по расследованию «антисоветских групп в среде московских и ленинградских писателей» в период 1937—1938 годы вместе с именами Ю. К. Олеши, Л. В. Никулина, А. Д. Дикого, Б. К. Лифшица, В. Л. Кибальчича, Г. О. Куклина, С. Д. Спасского, В. И. Стенича, ему грозила опасность разделить судьбу Б. Лифшица (тот дал показания на Е. Тагер, Н. Чуковского, Г. Куклина, С. Спасского), Н. Олейникова, В. Стенича, но ареста удалось избежать.

В 1939 году призван в армию, принимал участие в советско-финской войне. С первого дня Великой Отечественной войны — 22 июня 1941 года был военным корреспондентом газеты «Красный Балтийский флот», в июле 1941 года пешком пришёл в Таллин из Палдиски вместе с группой уцелевших политработников 10-й бомбардировочной авиабригады Балтийского флота, полностью уничтоженной в первую неделю войны. Осенью 1941 году под Москвой, возвращаясь из разведки, погиб младший брат Николая — Борис. Николай тяжело переживал эту смерть, в одном из писем к жене у него даже вырвались горькие слова осуждения отца : «но ведь в Бобиной судьбе он не безвинен»

Участник обороны Ленинграда, во время блокады оставался в городе. В это время сдружился с А. Тарасенковым, известным критиком-библиофилом. С октября 1943 года — инструктор Главного политуправления ВМФ СССР, Управления военно-морского издательства. В блокадном Ленинграде однажды чудом остался жив — засидевшись в гостях у Леонида Рахманова, опоздал к разводу мостов, а придя к утром к своему дому, обнаружил, что тот разбомбили. Демобилизовался в 1946 году.

Переводил на русский язык произведения Э. Сетон-Томпсона, Р. Л. Стивенсона, М. Твена, Ш. Петёфи, Ю. Тувима. В частности, им выполнен наиболее известный перевод романа «Остров сокровищ» Стивенсона.

С конца 1950-х годов начал писать мемуары.

…Там почти нет его самого, он рисует только других и, пожалуй, с чрезвычайной благожелательностью

— Лев Успенский. По стенограмме выступления в Центральном доме литераторов. 1966 год

В последние годы жизни был членом правлений СП СССР и СП РСФСР, председателем секции переводчиков Союза писателей, членом правления издательства «Советский писатель».

Н. К. Чуковский скончался внезапно во сне 4 ноября 1965 года (по воспоминаниям Лидии Чуковской — прилёг после обеда вздремнуть и не встал), в дневнике К. И. Чуковского 5 ноября 1965 года сделана запись: «Пришла Клара. С нею Митя и Люша. Я дико обрадовался. Кларочка обняла меня сзади и вдруг, покуда я болтал чепуху, сказала: вчера днём умер Николай Кор». Смерть сына стала тяжёлым испытанием для 83-летнего Корнея Ивановича, который возвращался к воспоминаниям о нём в дневниках и письмах.

Н. К. Чуковский был похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 6).

В годовщину кончины «младшего брата» один из старейших «Серапионов» сказал: «Он был писателем 30-х, 40-х, 50-х годов, но человек он был 20-х годов. Что было характерно для литературы тех лет? […] Это ответственность сознания принадлежности великой литературе, во-вторых, мера вкуса и, в-третьих, образность» (цит. по стенограмме из личного архива Д. Н. Чуковского)

Семья

Жена — переводчица Марина Николаевна Чуковская, урождённая Рейнке (1905—1993). Дети:

• Наталья (1925) — в замужестве Костюкова, доктор медицинских наук, профессор, Заслуженный деятель науки России (2004),
• Николай (по прозвищу Гулька, 1933) — инженер-связист, МВТУ им. Н.Баумана,
• Дмитрий (1943) — телевизионный режиссёр, снял, в частности, фильм «Огневой вы человек!» (Главная редакция литературно-драматических программ ЦТ), по сценарию своей двоюродной сестры — Елены Цезаревны Чуковской, к 100-летию со дня рождения знаменитого деда.

Сочинения

• «Беглецы», 1925, с илл. А. Лаховского
• «Танталэна», 1925
• «Приключения профессора Зворыки», 1926
• «Разноцветные моря», 1928
• сборник стихов «Сквозь дикий рай», 1928
• «Русская Америка», 1928
• «Капитан Джеймс Кук», 1927
• «Навстречу гибели: Повесть о плавании и смерти капитана Лаперуза», 1929
• «Один среди людоедов», 1930
• «Путешествие капитана Крузенштерна», 1930
• роман «Юность», 1930 (о жизни бывших гимназистов в послереволюционной России)
• «Слава», 1935 (о Кронштадтском восстании и НЭПе)
• «Княжий угол», 1936 (о подавлении Тамбовского восстания)
• «Ярославль», 1938, 2-я ред. 1949 (об антисоветском восстании в Ярославле в июле 1918)
• «Водители фрегатов: Книга о великих мореплавателях», 1941
• роман «Балтийское небо», 1946—1954, опубл. 1955, одноименный фильм 1960. О лётчиках Балтийского флота, защитниках осажденного Ленинграда.
• «Беринг». 1961. ЖЗЛ
• «Неравный брак», 1963
• Избранное, 1963
• рассказ «Девочка Жизнь», 1965 (о войне)
• «Цвела земляника», 1965
• «Литературные воспоминания», 1989
• «О том, что видел», 2005 ISBN 5-235-02681-0
• Варя, 1933. 
•  Последняя командировка, 1955—1957

Литература

• «Писатели Москвы — участники Великой Отечественной войны.» — М., 1997. — С. 452—453.

Ссылки

• [www.chukfamily.ru/Kornei/Prosa/per_nikchuk.htm «Мы очень разные литераторы» переписка с отцом (1921—1963)]
• [www.lych.ru/online/index.php/0ainmenu-65/40--s32009/356----- Евгений Никитин. Неизвестный поэт — Николай Чуковский]
• [%lib.rus.ec/b/221251/read Николай Чуковский. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ (1964)]

Отрывок, характеризующий Чуковский, Николай Корнеевич

– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы