О’Брайан, Патрик

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) <tr><th style="">Род деятельности:</th><td class="note" style=""> прозаик, переводчик </td></tr><tr><th style="">Годы творчества:</th><td class="" style=""> 1930—2000 </td></tr><tr><th style="">Направление:</th><td class="" style=""> Беллетристика </td></tr><tr><th style="">Жанр:</th><td class="" style=""> Исторический роман, приключения </td></tr><tr><th style="">Язык произведений:</th><td class="" style=""> Английский </td></tr><tr><th style="">Дебют:</th><td class="" style=""> Caesar, 1930 </td></tr><tr><th style="">Премии:</th><td class="" style=""> литературная премия Хэйвуд Хилл</span>^ru_en </td></tr><tr><th style="">Награды:</th><td class="" style="">

Патрик О'Брайан
Patrick O'Brian
Имя при рождении:	Ричард Патрик Расс
Место рождения:	Чалфонт Сент-Питер</span>ruen, Бакингемшир, Великобритания

</td></tr><tr><td colspan="2" class="" style="text-align:center; border-top:1px solid #DDD; background:#eaeaea;">© Произведения этого автора несвободны</td></tr> </table>

Па́трик О’Бра́йан (англ. Patrick O'Brian), урожд. Ри́чард Па́трик Расс (Richard Patrick Russ; 12 декабря 1914 года — 2 января 2000 года) — английский писатель и переводчик. Автор 20-томной эпопеи о капитане Джеке Обри и докторе Стивене Мэтьюрине, биограф Джозефа Бэнкса и Пикассо. Перевёл с французского на английский множество трудов, среди которых романы и мемуары Симоны Де Бовуар и первый том биографии де Голля пера Жана Лякутюра. В 1995 году он первым получил награду Хэйвуд Хилл за вклад в литературу. В том же году он был награждён орденом Британской империи. В 1997 году ему было присвоено звание почётного доктора литературы Тринити-Колледжа в Дублине.

По мотивам произведений его цикла о Джеке Обри и Стивене Мэтьюрине снят фильм «Хозяин морей: На краю Земли».

Биография

Детство, начало карьеры и первый брак

Ричард Патрик Расс родился 12 декабря 1914 года в деревне Чалфонт Сент-Питер в графстве Бакингемшир в семье врача немецкого происхождения и англичанки ирландского происхождения. Будучи восьмым из девяти детей, он остался без матери в возрасте трёх лет. Биографы отмечают его крайне изолированное детство, с нерегулярной учёбой в школе и продолжительными периодами, проведёнными дома с отцом и мачехой, в течение которых и началась его карьера писателя. В 1934 году он в течение короткого времени учился на пилота Королевских ВВС, но без особого успеха. К 1935 году он уже находился в Лондоне, где и женился в 1936 году на своей первой жене, Элизабет. У них было двое детей; их младший ребёнок, дочь, страдала от расщепления позвоночника и умерла в 1942 году в возрасте трёх лет, хотя к этому времени Патрик уже ушёл из семьи, проживавшей в их отдалённом загородном домике, и вернулся в Лондон, где и проработал в течение всей войны. Комментаторы, в числе которых Дин Кинг, утверждали, что в период войны О’Брайан был вовлечён в работу разведки и даже, возможно, принимал участие в спецоперациях за рубежом. Говорилось, что именно приобретённые им тогда знания позволили возникнуть близкому ему по характеру персонажу Стивену Мэтьюрину, разведчику. Однако пасынок О’Брайана Николай Толстой с этим не согласенК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан), хотя и подтверждает, что во время бомбардировок Лондона германской авиацией он работал добровольным водителем кареты скорой помощи, благодаря чему и познакомился с Мэри, бывшей женой знатного по происхождению юриста-россиянина графа Дмитрия Толстого. Они прожили вместе до конца войны и, после того как оба развелись со своими прежними супругами, поженились в июле 1945 года. В следующем месяце он изменил имя на Патрик О’Брайан.

Второй брак и новая карьера

В промежутке между 1946 и 1949 годами О’Брайаны проживали в Кройсоре, отдалённой долине на севере Уэльса, где они поначалу снимали дом у валлийского архитектора сэра Клафа Уильямс-Эллиса. Здесь О’Брайан получил возможность заниматься естествознанием; он рыбачил, наблюдал за птицами, а также принимал участие в местных охотах. Всё это время они жили на небольшой доход Мэри О’Брайан и скудный доход от писательской деятельности О’Брайана.

Сельская местность и люди из глубинки дали вдохновение для многих рассказов, написанных им в то время, а также благосклонно принятого критиками романа «Доказательства» (1952), действие которого происходит в тонко замаскированном Кройсоре. В 1949 году О’Брайан и Мэри переехали в Кольюр, каталонский город на юге Франции. За следующие четыре десятилетия он усовершенствовал своё мастерство, его литературная репутация в Великобритании понемногу росла, кроме того он стал признанным переводчиком работ французских авторов на английский язык. В начале 1990-х серия книг об Обри-Мэтьюрине была успешно перезапущена на американском рынке, и получила признание критиков, резко увеличив продажи книг О’Брайана и принеся ему известность в Великобритании и Америке. В 1995 году ему была присуждена самая первая литературная премия Хэйвуд Хилл за все его литературные произведения, а в 1997 году он был удостоен звания Командора Ордена Британской империи. Он и Мэри прожили вместе в Кольюре до самой её смерти в 1998 году, но О’Брайан продолжил работу над своими военно-морскими романами, проведя зиму 1998—1999 годов в дублинском Тринити-колледже, который удостоил его в 1997 году почётной докторской степени.

Споры в СМИ в последние годы жизни

О’Брайан отчаянно защищал свою частную жизнь и отказывался раскрывать любые подробности о ней и о своём прошлом. Он предпочитал не публиковать биографических сведений о себе на обложках своих книг и предоставлял только самый минимум личной информации когда по-другому не получалось. На протяжении многих лет обозреватели и журналисты считали его ирландцем, а он не предпринимал никаких шагов, чтобы исправить эту неточность. В 1998 году в документальном фильме Би-би-си, снятом по следам опубликованного газетой «Дэйли Телеграф» журналистского расследования, были озвучены факты о его происхождении, его настоящее имя и информация о первом браке, что вызвало огромное количество критических комментариев в прессе. В своём введении к биографии О’Брайана ранее упомянутый пасынок и историк О’Брайана Николай Толстой утверждает, что смог дать более точное и сбалансированное повествование о характере, поступках и мотивах своего покойного отчима, в особенности в том, что касается его первого брака и первой семьи.

Патрик О’Брайан умер в январе 2000 года во время пребывания в Дублине. Его тело было возвращено в Кольюр, где он был похоронен рядом со своей женой.

Библиография

Внесерийные романы

• Caesar (1930)
• Hussein (1938)
• Testimonies (1952) (Three Bear Witness)
• The Catalans (1953) (The Frozen Flame)
• The Road to Samarcand (1954)
• The Golden Ocean (1956)
• The Unknown Shore (1959)
• Richard Temple (1962)

Сборники рассказов

• Beasts Royal (1934)
• The Last Pool and Other Stories (1950)
• The Walker and Other Stories (1955)
• Lying in the Sun and Other Stories (1956)
• The Chian Wine and Other Stories (1974)
• Collected Short Stories (1994; The Rendezvous and Other Stories)

Биографии

• Men-of-War: Life in Nelson’s Navy (1974).
• Picasso (1976).
• Joseph Banks: A Life (1987)

Литература

• Dean King. Patrick O'Brian:A life revealed. — London: Hodder & Stoughton, 2000. — ISBN 0-340-79255-8.

Ссылки

• [lib.aldebaran.ru/author/obraian_patrik/ Три романа об Обри и Мэтьюрине в библиотеке Альдебаран на русском]
• Библиография и[web.archive.org/web/20070507165029/csforester.ru/authors/obrian-patrick.html любительские переводы в русском сообществе почитателей С. С. Форестера]

Отрывок, характеризующий О’Брайан, Патрик

Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.