О’Брайан, Хью
| Хью О’Брайан |
Хью О’Брайан (англ. Hugh O'Brian; урождённый Хью Чарльз Крамп; 19 апреля 1925, Рочестер, штат Нью-Йорк, США — 5 сентября 2016, Беверли-Хиллз, штат Калифорния, США) — американский актёр. Известен по ролям в телевизионном сериале ABC «Жизнь и легенда Уайетта Эрпа» (1955—1961) и NBC «Поиск» (1972—1973), а также фильмам «Человек из Аламо» (1953), «Десять негритят» (1965); «Самый меткий» (1976). Лауреат премии «Золотой глобус». Создатель некоммерческой организации Hugh O’Brian Youth Leadership Foundation, занятой помощью талантливым и одарённым студентам. С 1958 года, когда был открыт фонд, помощь получили уже свыше 400 тысяч учащихся.
Содержание
Ранние годы
Хью Чарльз Крамп родился 19 апреля 1925 года в Рочестере, штат Нью-Йорк, в семье Хью и Эдит Крамп (девичья фамилия Маркс). Родители его отца были немецкими иммигрантами, по линии матери Хью имел немецких, английских и шотландских предков[1]. Хью-старший был офицером морской пехоты США, после выхода в отставку занимался продажами, поэтому семья часто переезжала. Из-за частых переездов Хью-младший сменил несколько школ, в частности, учился в старшей школе Нью-Трира в Уиннетке, штат Иллинойс, и двух военных академия — Рузвельта, в Алидо, штат Иллинойс, и Кемпера, в Бунвилле, штат Миссури. Один семестр Крамп проучился в Университете Цинциннати, оставил учёбу, чтобы записаться добровольцем в морскую пехоту. Он служил с 1943 по 1947 год, во время Второй мировой войны он в возрасте 17 лет стал одним из самых молодых инструкторов в истории морской пехоты США[1][2][3].
Актёрская карьера
В 1947 году Хью Крамп демобилизовался и приехал в Лос-Анджелес. Он не планировал делать карьеру в шоу-бизнесе, хотел лишь заработать денег, чтобы поступить на юридический факультет Йельского университета. В актёрскую профессию Хью попал благодаря своей девушке, которая была занята на сцене театра Уилшир Эбелл в постановке пьесы Соммерсета Моэма «Дом и красота». Вскоре Хью, который был хорошо сложен и отличался высоким ростом, позвали заменить заболевшего исполнителя главной мужской роли[2]. Когда на афише спектакля его фамилию неверно записали как Крап, Хью решил использовать псевдоним О’Брайен, это была фамилия его родственников по материнской линии. Однако, на афише вновь сделали ошибку в написании фамилии, которую Хью решил оставить, став О’Брайаном. Театральная карьера начинающего актёра продолжилась на сценах Лос-Анджелеса и Санта-Барбары. В кино О’Брайан дебютировал в 1948 году в фильме «Похищенный», где исполнил небольшую роль моряка, также доставшуюся ему благодаря атлетичному сложению. В 1949 году актёр исполнил более заметную роль в фильме Айды Лупино «Никогда не бойся». Вскоре Хью заключил контракт со студией Universal International, по которому он в период между 1951 по 1954 годами должен был играть роли второго плана в 18 фильмах[1]. Многие из этих фильмов были вестернами, роль в одном из них («Человек из Аламо») принесла О’Брайану в 1954 году премию «Золотой глобус» как самому многообещающему актёру[3].
Широкая известность пришла к О’Брайану в 1955 году, когда он получил главную роль, знаменитого законника Уайетта Эрпа, в телевизионном сериале «Жизнь и легенда Уайетта Эрпа», который транслировался ABC в 1955—1961 годы. За это время сериал стал одним из самых популярных представителей жанра вестерн на телевидении[2]. О’Брайан снялся в 221 серии этого сериала и в своё время являлся одним из главных секс-символов среди актёров американского телевидения[3]. Хью неплохо зарабатывал, получая проценты от доходов телесериала, и вложил деньги в строительство торгового дома, отеля, создал компанию по аренде оружия. После закрытия телесериала О’Брайан ещё несколько раз возвращался к образу Уайетта Эрпа, в последний раз сыграв этого героя в телефильме 1994 года «Уайетт Эрп: Возвращение в Тумстоун»[1].
Среди других работ О’Брайана в кино комедия 1963 года «Летим со мной», детектив 1965 года «Десять негритят», военная драма «По методу Харма», комедии 1988 года «Близнецы». В 1976 году Хью снялся в последнем фильме знаменитого актёра вестернов и своего хорошего друга Джона Уэйна, «Самый меткий». Его персонаж в этом фильме был последним, кого герой в исполнении Джона Уэйна застрелил на экране[3]. В 1972 году О’Брайан вернулся на телевидение с главной ролью в научно-фантастическом телесериале «Поиск», в котором он играл элитного спецагента. Сериал транслировался на NBC один сезон[1]. Кроме съёмок в кино и телесериалах О’Брайан участвовал в театральных постановках на Бродвее. В 1960 году он недолго исполнял роль Энди Гриффита в мюзикле «Дестри снова в седле», через год играл роль писателя Ромена Гари в постановке его мемуаров «Первая любовь». О’Брайан появлялся на сценах театров и вне Бродвея[2].
Благотворительность
В 1958 году О’Брайан девять дней провёл в Габоне, где посетил гуманитарную миссию доктора Альберта Швейцера. После этого визита он решил посвятить значительную часть своей жизни благотворительности. В 1958 году Хью вместе с братом Доном создал некоммерческую организацию Hugh O’Brian Youth Leadership Foundation, которая занималась помощью старшеклассникам с развитием лидерских качеств. Организация ежегодно спонсирует программы обучения для 10 тыс. школьников из 20 стран[2]. За время своего существования фонд помог более чем 400 тыс. учеников в возрасте 15-16 лет. В 1955 году О’Брайан был одним из голливудских актёров, учредивших благотворительный фонд Thalians для сбора средств на лечение психических проблем у детей. Кроме того, в 1964 году была учреждена премия имени Хью О’Брайана, присуждаемая выдающимся студентам Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе[1].
Личная жизнь
В 2006 году в возрасте 81 года О’Брайан женился на Вирджинии Барбер, с которой жил уже 18 лет. Свадебную церемонию он решил провести на кладбище, которое по мнению О’Брайана символизировало, что этот брак для него был не только первым, но и последним[2]. В 1969 году суд признал О’Брайана отцом 16-летнего Хью Крампа-младшего, матерью которого была фотограф из Лос-Анджелеса Адина Эткес[1].
Напишите отзыв о статье "О’Брайан, Хью"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Hayward, Anthony. [www.theguardian.com/tv-and-radio/2016/sep/11/hugh-o-brian-obituary Hugh O’Brian obituary] (англ.). The Guardian (11 September 2016). Проверено 1 октября 2016.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Endrst, James. [www.nytimes.com/2016/09/06/arts/television/hugh-obrian-dies-dashing-tv-star-of-wyatt-earp-was-91.html Hugh O’Brian Dies; Dashing TV Star of ‘Wyatt Earp’ Was 91] (англ.). The New York Times (5 September 2016). Проверено 1 октября 2016.
- ↑ 1 2 3 4 Dagan, Carmel. [variety.com/2016/film/news/hugh-obrian-dead-the-life-and-legend-of-wyatt-earp-1201852383/ Hugh O’Brian, Star of TV’s ‘The Life and Legend of Wyatt Earp,’ Dies at 91] (англ.). Variety (5 September 2016). Проверено 1 октября 2016.
Ссылки
- [www.hoby.org Hugh O’Brian Youth Leadership Foundation] (официальный сайт)
Отрывок, характеризующий О’Брайан, Хью
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
