О’Флаэрти, Лайам
| Лайам О’Флаэрти |
Лайам О’Фла́эрти[1] (англ. Liam O'Flaherty, ирл. Liam Ó Flaitheartaigh, 28 августа 1896 — 7 сентября 1984) — англо-ирландский писатель-новеллист, один из ярких представителей «кельтского возрождения».
Биография
Родился в бедной крестьянской семье. В 1908 г. поступил одновременно в три колледжа. Среди предметов его интересовала теология и он собирался стать клириком. Однако в 1914 г. он поступил в Дублинский университет, но вскоре записался в Ирландский гвардейский пехотный полк. В 1917 г. О’Флаэрти отправляется солдатом на Первую мировую войну, где его тяжело ранят и в 1918 году увольняют в запас. После войны много путешествует по странам Средиземного моря, США, Канаде, Южной Америке и Ближнему Востоку. Работал матросом на торговых судах, шахтёром, официантом, бродячим рабочим.
В Бостоне он встретился со своим братом, который активно участвовал в социалистическом движении, что пробудило у О’Флаэрти ещё больший интерес к коммунизму. А уже в 1920 г., вернувшись на родину, он вступает в Социалистическую партию Ирландии (в 1921 принявшую название Коммунистическая партия Ирландии) и участвует в уличных столкновениях вместе с левым крылом ИРА.
Вслед за провозглашением 12 января 1922 г. Ирландского Свободного государства, он и группа коммунистов и безработных 18 января захватывают городскую ратушу в Дублине и вывешивают красный флаг, призывая к социалистической революции.
Однако их не поддерживают даже товарищи из левого крыла ИРА, и восставшим приходится скрыться и эмигрировать. После этого он отходит от политики и посвящает себя литературе, много путешествует по Европе, но более всего любит Францию и русскую культуру.
О’Флаэрти до конца своей жизни считал себя коммунистом и даже перед самой смертью не прекращал читать работы Сартра.
Творчество
Разочарованный в поражении восстания, О’Флаэрти пишет романы «Осведомитель» (англ. The Informer, 1925 г.) и «Убийца» (англ. The Assassin, 1927 г.) в которых изображает революционеров как оторванных от масс, внутренне опустошенных людей, в среде которых истинных борцов нельзя отделить от маньяков и провокаторов.
В 1937 г. пишет роман «Голод» (англ. Famine) об ужасах и страданиях ирландского народа.
См. также
Напишите отзыв о статье "О’Флаэрти, Лайам"
Примечания
- ↑ [bigenc.ru/text/2699668 О’Флаэрти] / Е. В. Пиняева // Океанариум — Оясио. — М. : Большая Российская энциклопедия, 2014. — С. 714. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—, т. 24). — ISBN 978-5-85270-361-3.</span>
</ol>
Литература
- Ю. Фогерти, Революционная литература Запада, Лиэм О’Флагерти, «На литературном посту», 1928 г.
- В. Гоффеншефер, Лиам О’Флагерти, «Молодая гвардия», 1927 г.
- С. Динамов, Л. О’Флагерти, «Осведомитель», «Печать и революция», 1927 г.
- Я. Локс, Лиэм О’Флагерти, «Горная таверна», «Новый мир», 1932 г.
- Troy N., The Position of L. O’Flaherty, «Bookman», N. Y., 1929 г.
- Warren H. C., L. O’Flaherty, «Bookman», L., 1930 г.
- Mc Donald J., O’Flaherty, «Revolution», «New Masses», 1932 г.
- Doyle, Paul A. Liam O’Flaherty. New York: Twayne Publishers, 1971 г.
Ссылки
- [www.bookrags.com/biography/liam-oflaherty-dlb/ Liam O’Flaherty Biography] (англ.)
- [www.bookconsult.com/LiamOFlaherty/rotunda.htm Capturing the Rotunda, 1922] (англ.)
Отрывок, характеризующий О’Флаэрти, Лайам
– Ах да, – сказал Пьер.Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
