Обелиск в Буэнос-Айресе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 34°36′13″ ю. ш. 58°22′54″ з. д. / 34.60361° ю. ш. 58.38167° з. д. / -34.60361; -58.38167 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=-34.60361&mlon=-58.38167&zoom=12 (O)] (Я)
Обелиск в Буэнос-Айресе
Местонахождение Буэнос-Айрес,Сан-Николас, Аргентина
Строительство 23 мая 1936 года
Высота
Крыша 67.5
Технические параметры
Архитектор Alberto Prebisch

Обелиск в Буэнос-Айресе (исп. Obelisco de Buenos Aires) — современный монумент, построенный в центре Буэнос-Айреса. Сами горожане называют его просто Обелиск (El Obelisco).

Обелиск был построен в мае 1936 года в ознаменование 400-й годовщины основания города. Он находится в центре Площади Республики, в том месте, где впервые в городe был вывешен аргентинский флаг, на пересечении проспекта 9 июля и проспекта Авениды Корриентес. Высота 67 метров, площадь основания 49 квадратных метров. Спроектированный архитектором Альберто Пребишем (Alberto_Prebisch), он был построен всего за 4 недели.

Обелиск — один из главных культовых мест города и место проведения многих культурных мероприятий (обычно на деньги города), а также неформальных мероприятий. Здесь по традиции собираются спортивные болельщики, чтобы отпраздновать победу своей команды, особенно сборной Аргентины по футболу, часто устраивая красочные празднества, привлекающие внимание прессы. Здесь акробатические группы демонстрировали своё искусство высотной акробатики.

На протяжении своей истории обелиск неоднократно подвергался вандализму, особенно политически ориентированному (граффити). В 1980-е годы группа активистов ворвалась в обелиск и начала брызгать краской из его верхних окон, что заставило городские власти построить ограду вокруг основания обелиска. Это решение вызвало споры, но в итоге оказалось эффективным для снижения количества инцидентов.

В течение некоторого времени в 1970-х годах, во время нахождения у власти Изабель Мартинес де Перон, на обелиске висел кольцеобразный знак с лозунгом El silencio es salud (молчание — это здоровье). Хотя лозунг был предположительно направлен против водителей транспорта, производящих излишний шум, его часто интерпретировали как совет аргентинцам не высказывать свои политические взгляды.

1 ноября 2005 было объявлено[1], что закончена тщательная реставрация Обелиска, финансировавшаяся Объединением аргентинских художников и реставраторов ([www.ceprara.org.ar/home.php Ceprara]). Монумент был выкрашен 90-микронной акриловой краской цвета «парижский камень», более приятного для глаза, чем ранее использовавшийся белый.

1 декабря 2005 в ознаменование Международного Дня борьбы со СПИДом (World AIDS Day) обелиск был одет в розовый презерватив.

16 сентября 2006 года, в 30-ю годовщину Ночи карандашей (Noche de los lápices) монумент был превращён в огромный карандаш[2].

Линии B, C, D метрополитена Буэнос-Айреса (Subte de Buenos Aires) имеют станции возле обелиска, соеднияющиеся с коммерческими галереями через подземные переходы.

Напишите отзыв о статье "Обелиск в Буэнос-Айресе"



Примечания

  1. [www.lanacion.com.ar/EdicionImpresa/informaciongeneral/nota.asp?nota_id=752686 La Nación]
  2. [www.lanacion.com.ar/politica/nota.asp?nota_id=841037 La Nación]

Ссылки

  • [www.lanacion.com.ar/EdicionImpresa/informaciongeneral/nota.asp?nota_id=752686 Статья о реставрации обелиска] (исп.)

Отрывок, характеризующий Обелиск в Буэнос-Айресе

Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.