Обяляй

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Обеляй»)
Перейти к: навигация, поиск
Город
Обяляй
лит. Obeliai
Герб
Страна
Литва
Уезд
Паневежский уезд
Район
Координаты
Первое упоминание
Прежние названия
до 1917Абели
Город с
Население
1074 человека (2011)
Часовой пояс
Телефонный код
+370 458
Почтовый индекс
LT–42222
Показать/скрыть карты

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Обя́ляй (лит. Obeliai) — город в Рокишкском районе Паневежского уезда Литвы, центр Обеляйского городского староства. Население 1074 человек (2011 год).





География

Расположен в 15 км от города Рокишкис и в 8 км от литовско-латвийской границы на берегу озера Обеляй. Для этого района характерно большое количество озёр. Железнодорожная станция на линии Рокишкис — Шапеляй.

История

Первое упоминание Обяляй относится к 1519 году. В 1629 году был построен первый костёл. При третьем разделе Польши в 1795 году отошёл к Российской империи. До 1843 года входил в состав Виленской губернии. С 1843 году в составе Новоалександровского уезда Ковенской губернии. С 1861 года — центр волости. Во время Первой мировой войны с лета 1915 года был оккупирован немецкой армией. В 1915 году был построен участок узкоколейной дороги Калдабруна — Субате — Обеляй (в 1972 году он был закрыт, линия разобрана)[1]. До 1917 года носил название Абели[2].

После Первой мировой войны до 1940 года в составе Литвы.

C 1940 года по 1991 года находился в составе Литовской ССР. Во время Второй мировой войны в июне 1941 года был оккупирован немецкой армией. Освобожден в июле 1944 года войсками Первого Прибалтийского фронта в ходе Шяуляйской операции. С 1950 года районный центр. В 1956 году стал городом.

С 1991 года находится в составе Литвы. Является центром Обяляйского городского староства (с 1994 года). 8 сентября 1993 года был утверждён герб города (автор Юозас Галкус). В гербе синяя перевязь символизирует реку Кряуну, а серебряное поле — озеро Обеляй. Три цветка яблони — «говорящие» элементы герба («обелис» — по-литовски «яблоня»). В 1998 году в Обяляе открылся исторический музей.

До Второй мировой войны в Обеляй была многочисленная еврейская община. В августе 1941 года евреи из Обяляя и окрестных сёл были согнаны нацистами в лес Антанаше, где были расстреляны. В официальном сообщении немецкой армии говорилось о расстреле 25 августа 1941 года 1160 евреев[3].

Население

Динамика населения Обеляй
Год 1970 1979 1989 2001 2011
жителей 1681 1648 1804 1371 1074

Культура

В городе работают гимназия и библиотека. С 2005 года в Обяляе совместно с Рокишкисом проводится летний фестиваль театров[4].

Достопримечательности

  • Костёл Святой Анны (Šv. Onos bažnyčia), построен в 1868 году.
  • Исторический музей, открытый в 1998 году.
  • Мельница

См. также

  • [www.shtetlinks.jewishgen.org/obeliai/obelmain1.htm Shtetlinks Obeliai]
  • [www.ngw.nl/ International Civic Arms].

Напишите отзыв о статье "Обяляй"

Примечания

  1. [narrow.parovoz.com/emb/?ID=1355 ЭМБ]. [archive.is/HzSc Архивировано из первоисточника 14 июля 2012].
  2. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc3p/217806 БСЭ]
  3. [www.remember.org/docss.html (англ.)]
  4. [www.moles.ee/08/Sep/05/12-2.php газета «Молодёжь Эстонии»]


Отрывок, характеризующий Обяляй

Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.