Обербаумбрюкке

Обербаумбрюкке
Координаты: 52°30′07″ с. ш. 13°26′45″ в. д.52.50194° с. ш. 13.44583° в. д. / 52.50194; 13.44583
Официальное название	Oberbaumbrücke
Область применения	автомобильный, железнодорожный, пешеходный
Пересекает	река Шпрее
Место расположения	Берлин, Фридрихсхайн-Кройцберг
Конструкция
Материал	камень
Число пролётов	7
Общая длина	150 м
Ширина моста	27,9 м
Эксплуатация
Конструктор, архитектор	Отто Штан; реставрация в 1992 году — Сантьяго Калатрава
Стоимость	ок. 2 млн. золотых марок
Начало строительства	1894
Окончание строительства	1895
Закрытие на реконструкцию	1992-1995

Обербаумбрюкке (нем. Oberbaumbrücke — от нем. Oberbaum — «верхнее дерево» и нем. Brücke — «мост») — мост через Шпрее в Берлине, соединяющий районы Кройцберг и Фридрихсхайн, символ административного округа Фридрихсхайн-Кройцберг.

Первый деревянный мост находился на высоте городской стены южнее Шпрееинзель. Здесь работала берлинская таможня, и река была перегорожена сваями до узкого прохода. На ночь этот проход закрывался массивным стволом с железными гвоздями, так называемым «Верхним деревом». «Верхним деревом» в 30-е гг. XVIII в. называлась и городская стена Берлина, служившая таможенным барьером. «Нижнее дерево» находилось в западной части города.

Современный неоготический мост Обербаумбрюкке был построен в 1894—1896 годах по проекту архитектора Отто Штана и заменил старый деревянный мост. Башни высотой 34 м с выступающими валгангами построены по образцу центральной башни городской стены в Пренцлау в Уккермарке. По идее архитектора башни должны были напоминать об исторической роли моста, служившего «водными воротами» Берлина.

Мост построен в два уровня. На верхнем уровне проходят пути запущенного в 1902 г. берлинского метрополитена (линия U1).

Во время Второй мировой войны Обербаумбрюкке получил значительные повреждения и 23 апреля 1945 г. был частично подорван по приказу Гитлера (так называемому «Приказу Нерона»), чтобы воспрепятствовать продвижению советских войск.

После строительства Берлинской стены 13 августа 1961 года кое-как восстановленный мост был закрыт для прохода до 1963 года, когда на нём открылся пешеходный пропускной пункт. После объединения Германии мост был отреставрирован. Центральная часть была заменена на новую по проекту Сантьяго Калатравы. В 1995 году по мосту открыто движение автотранспорта и метрополитена. В будущем планируется восстановить движение трамвая.

С 1998 г. один раз в год Обербаумбрюкке становится сценой шуточных водных баталий между жителями Фридрихсхайна и Кройцберга.

Изображения

• Oberbaumbrücke, Berlin 1900.png

  Обербаумбрюкке со станцией метрополитена «Штралауэр-Тор». Ок. 1900

• 1966-04-14.Berlin-Oberbaumbruecke.jpg

  Обербаумбрюкке в 1966 г. — граница между Западным и Восточным Берлином

• Berlin - Oberbaumbrücke-edited.jpg

  Поезд берлинской подземки на мосту Обербаумбрюкке

• Berlin Oberbaumbruecke Wasserschlacht 2005.JPG

  Водные баталии на мосту Обербаумбрюкке

• Oberb.jpg

  Подсветка Обербаумбрюкке во время Фестиваля света в Берлине

Отрывок, характеризующий Обербаумбрюкке

– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.