Обергруппенфюрер
Поделись знанием:
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.
Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
Обергруппенфюрер (нем. Obergruppenführer) — звание в СС, СА, НСКК и НСФК. Фактически (условно) соответствовало званию генерала рода войск (General der) в вермахте.
- SS Obergruppenführer (Varainte 1).png
- SS-Obergruppenführer collar until1942.jpg
Петлицы до 1942г. - HH-SS-Obergruppenfuhrer-Collar.png
после 1942г. - Gend-obgf.png
Введено в ноябре 1926 года, первоначально — в качестве высшего звания в структуре организации СС. Первым звание обергруппенфюрера получил Йозеф Берхтольд. В период с 1926 года по 1936 год использовалось в качестве звания высших руководителей СС.
В СА данное звание носили руководители «обергрупп» (отсюда и название) — крупнейших соединений, по численности приближавшихся к «группам армий» в военное время. В каждую «обергруппу» входило несколько «групп» (по численности приближавшихся к армиям). Первыми данное звание в СА получили Адольф Хюнляйн, Эдмунд Хайнес (заместитель Э. Рёма), Фриц фон Крауссер, Карл Литцман и Виктор Лутце. В 1934 звание получили Август Шнайдхубер и Герман Решны. В ходе «Ночи длинных ножей» многие члены высшего руководства СА (кроме А. Хюнляйна, В. Лутце и К. Лицмана) были казнены, и звание не присваивалось в СА в течение нескольких лет, новая волна присвоений звания последовала в годы Второй мировой войны.
С появлением войск СС данное звание можно лишь условно приравнять к более позднему советскому званию генерал-полковника, поскольку в Красной Армии данное воинское звание соответствует должности командующего армией, а промежуточных званий между генерал-лейтенантом и генерал-полковником нет. Однако войска СС до 1944 года не имели формирований крупнее дивизии. Поэтому данное звание носили либо командиры дивизий, либо высшие руководители центрального аппарата СС. Например, обергруппенфюрером СС был Эрнст Кальтенбруннер.
До 1942 г. обергруппенфюреры СА и СС носили на петлицах три дубовых листа и одну звезду. С 1942 г. в СС вместо одной ввели две звезды (в СА знак различия остался прежним). Изменение знаков различия высших фюреров (генералов) СС в апреле 1942 года было вызвано введением звания оберстгруппенфюрер и желанием унифицировать количество звёздочек на петлицах и на погонах, которые носились на всех других видах формы, кроме партийной, поскольку с увеличением количества частей войск СС все чаще возникали проблемы с корректным распознаванием званий СС обычными военнослужащими Вермахта.
В случае назначения обладателя этого звания на должность военной (с 1939 года) или полицейской (с 1933 года) службы он получал дублирующее звание в соответствии с характером службы:
- обергруппенфюрер СС и генерал полиции — нем. SS Obergruppenführer und General der Polizei
- обергруппенфюрер СС и генерал войск СС — нем. SS Obergruppenführer und General der Waffen-SS
В частности, упомянутый Э. Кальтенбруннер носил дублирующее звание генерала полиции. В силу резкого расширения войск СС в 1941—1942 годах некоторые группенфюреры и обергруппенфюреры перешли в структуру войск СС с полицейскими дублирующими званиями.
Звание обергруппенфюрера получили 109 человек, в том числе 2 венгра (Фекетехалми и Рускаи). Хелльдорф[1] был разжалован и казнен за участие в заговоре против Гитлера, 5 человек (Шварц, Далюге, Дитрих, Хауссер и Вольф)[2][3] были повышены до оберстгруппенфюрера.
Список обергруппенфюреров СС
- 01.01.1933 — Генрих Гиммлер[4]
- 01.07.1933 — Рудольф Гесс[4]
- 01.07.1933 — Франц Шварц[5]
- 26.07.1933 — Франц Зельдте[6]
- 01.07.1934 — Йозеф Дитрих[7]
- 09.09.1934 — Фриц Вайтцель[8]
- 09.09.1934 — Курт Далюге[9]
- 09.11.1934 — Вальтер Бух[8]
- 09.11.1934 — Рихард Дарре (Darre)
- 01.01.1935 — Удо фон Войрш (Woyrsch)
- 25.01.1935 — Фридрих Крюгер (Krüger)[10]
- 30.01.1936 — Карл фон Эберштайн (Eberstein)
- 30.01.1936 — Йозиас Вальдек-Пирмонт (Waldeck-Pyrmont)
- 30.01.1936 — Макс Аманн (Amann)
- 30.01.1936 — Филипп Боулер (Bouhler)
- 13.09.1936 — Фридрих Еккельн (Jeckeln)
- 09.11.1936 — Вернер Лоренц (Lorenz)
- 09.11.1936 — Август Хайссмайер (Heissmeyer)
- 20.04.1937 — Эрнст-Генрих Шмаузер (Schmauser)
- 20.04.1939 — Фридрих фон дер Шуленбург (Schulenburg)
- 20.04.1940 — Мартин Борман (Bormann), также обергруппенфюрер СА
- 20.04.1940 — Ганс Ламмерс (Lammers)
- 20.04.1941 — Отто Дитрих (Dietrich)
- 20.04.1941 — Артур Зейсс-Инкварт (Seyss-Inquart)
- 24.09.1941 — Рейнхард Гейдрих (Heydrich)
- 01.10.1941 — Пауль Хауссер (Hausser)
- 09.11.1941 — Эрих фон дем Бах (Bach)
- 09.11.1941 — Ганс Прютцман (Prützmann)
- 09.11.1941 — Вильгельм Редиес (Redies)
- 09.11.1941 — Вильгельм Рейнгард (Reinhard)
- 31.12.1941 — Альберт Форстер (Forster)
- 30.01.1942 — Фриц Заукель (Sauckel)[11]
- 30.01.1942 — Теодор Беркельман (Berkelmann)
- 30.01.1942 — Йозеф Бюркель (Bürkel)[12]
- 30.01.1942 — Карл Вольф (Wolff)
- 30.01.1942 — Рихард Гильдебрандт (Hildebrandt)
- 30.01.1942 — Фридрих Гильдебрандт (Hildebrandt)
- 30.01.1942 — Вильгельм Карл Кепплер (Keppler)
- 30.01.1942 — Вильгельм Коппе (Koppe)
- 30.01.1942 — Вильгельм Мурр (Murr)
- 30.01.1942 — Карл Филер (Fiehler)
- 30.01.1942 — Дитрих Клаггес (Klagges)
- 30.01.1942 — Артур Грейзер (Greiser)
- 30.01.1942 — Пауль Кёрнер (Körner)
- 20.04.1942 — Теодор Эйке (Eicke)
- 20.04.1942 — Освальд Поль (Pohl)
- 20.04.1942 — Пауль Шарфе (Scharfe)
- 20.04.1942 — Эмиль Мазув (Mazuw)
- 20.04.1942 — Вальтер Шмитт (Schmitt)
- 09.09.1942 — Герберт Бакке (Backe)
- 30.01.1943 — Карл Кауфман (Kaufmann)
- 30.01.1943 — Зигфрид Тауберт (Taubert)
- 21.06.1943 — Фридрих Альперс (Alpers)
- 21.06.1943 — Готтлоб Бергер (Berger)
- 21.06.1943 — Иоахим Эггелинг (Eggeling)
- 21.06.1943 — Эрнст Кальтенбруннер (Kaltenbrunner)
- 21.06.1943 — Конрад Генлейн (Henlein)
- 21.06.1943 — Ганс Юттнер (Jüttner)
- 21.06.1943 — Отто Хофман (Hoffmann)
- 21.06.1943 — Константин фон Нейрат (Neurath)
- 21.06.1943 — Эрнст Боле (Bohle)
- 21.06.1943 — Карл Франк (Frank)
- 21.06.1943 — Артур Флепс (Phleps)
- 21.06.1943 — Рудольф Квернер (Querner)
- 21.06.1943 — Фридрих Райнер (Rainer)
- 21.06.1943 — Ганс Раутер (Rauter)
- 21.06.1943 — Эрнст Закс (Sachs)
- 21.06.1943 — Август Айгрубер (Eigruber),[13]
- 21.06.1943 — Хуго Юри (Jury)
- 01.07.1943 — Феликс Штайнер (Steiner)
- 01.07.1943 — Альфред Вюнненберг (Wünnenberg)
- 09.11.1943 — Карл Пфеффер-Вильденбрух (Pfeffer-Wildenbruch)
- 30.01.1944 — Хартман Лаутербахер (Lauterbacher)
- 30.01.1944 — Ульрих Грейфельт (Greifelt)
- 30.01.1944 — Карл Ханке (Hanke)
- 30.01.1944 — Вильгельм Штуккарт (Stuckart)
- 15.03.1944 — Отто Винкельман (Winkelmann)
- 20.04.1944 — Герман Хёфле (Höfle), также обергруппенфюрер НСКК
- 20.04.1944 — Вернер Бест (Best)
- 20.04.1944 — Эрнст-Роберт Гравиц (Grawitz)
- 20.04.1944 — Франц Брейтхаупт (Breithaupt)
- 20.04.1944 — Максимилиан фон Херфф (Herff)
- 20.04.1944 — Леонардо Конти (Conti)
- 20.04.1944 — Гюнтер Панке (Pancke)
- 20.04.1944 — Георг Кепплер (Keppler)
- 21.06.1944 — Вальтер Крюгер (Krüger)
- 21.06.1944 — Карл Демельхубер (Demelhuber)
- 21.06.1944 — Юлиус Шауб (Schaub)
- 24.06.1944 — Курт Кноблаух (Knoblauch)
- 30.06.1944 — Курт фон Готтберг (Gottberg)
- 16.07.1944 — Оскар Шверк (Schwerk)
- 19.07.1944 — Генрих фон Маур (Maur)
- 01.08.1944 — Бенно Мартин (Martin)
- 01.08.1944 — Вильгельм Биттрих (Bittrich)
- 01.08.1944 — Карл Валь (Wahl)
- 01.08.1944 — Пауль Вегенер (гауляйтер) (Wegener)
- 01.08.1944 — Карл Гутенбергер (Gutenberger)
- 01.08.1944 — Юрген фон Камптц (Kamptz)
- 01.08.1944 — Карл Оберг (Oberg)
- 01.08.1944 — Эрвин Рёзенер (Rösener)
- 01.08.1944 — Маттиас Кляйнхайстеркамп (Kleinheisterkamp)
- 01.08.1944 — Фриц Вэхтлер (Wächtler)
- 01.08.1944 — Густав Шеель (Scheel)
- 09.10.1944 — Август Франк (Frank)
- 01.11.1944 — Отто Фекетехальми-Чейднер (Feketehalmy-Czeydner)
- 09.11.1944 — Отто Гилле (Gille)
- 09.11.1944 — Фриц Шлессманн (Schlessmann)
- 01.02.1945 — Ени Рускай (Ранценбергер) (Ruszkay)
- 01.03.1945 — Ганс Каммлер (Kammler)
См. также
Напишите отзыв о статье "Обергруппенфюрер"
Примечания
- ↑ Существует ошибочное мнение, что официально Хелльдорф якобы не состоял в СС, но у него было звание генерала полиции, что соответствовало званию обергруппенфюрера СС и петлицы обергруппенфюрера на зелёном фоне (ОРПО). На самом деле с 1933 года Хелльдорф параллельно с отрядами СА возлавлял и отряды СС в Потсдаме, а кроме того, с 1936 года по указу Гиммлера все старшие офицеры полиции порядка (ОРПО) начиная со звания подполковника получили дополнительные аналогичные звания СС. Возможно данное ошибочное мнение объясняется тем, что Хелльдорф не имел дополнительного звания генерала войск СС, но ведь он не был на фронте и не командовал подразделением (дивизией или корпусом) войск СС, а возглавлял полицию порядка в Берлине.
- ↑ Залесский К. А. «СС. Охранные отряды НСДАП». М., Эксмо, 2004. С. 389.
- ↑ «Schutzstaffel der NSDAP. (SS-Oberst-Gruppenführer — SS-Standartenführer). Stand vom 9.November 1944». Herausgegeben vom SS-Personalhauptamt. Berlin 1944. Gedruckt in der Reichsdruckerei. Стр. 7.
- ↑ 1 2 01.01.1933 получил чин обергруппенфюрера СА
- ↑ 20.04.1942 повышен до оберстгруппенфюрера СС
- ↑ 26.07.1933 получил чин обергруппенфюрера СА
- ↑ 01.08.1944 повышен до оберстгруппенфюрера СС
- ↑ 1 2 18.12.1931 получил чин группенфюрера СА
- ↑ 15.03.1932 получил чин группенфюрера СА
- ↑ 27.07.1934 получил чин обергруппенфюрера СА
- ↑ c 9.11.1937 также обергруппенфюрер СА
- ↑ c 1936 также обергруппенфюрер СА
- ↑ с 09.11.1943 также обергруппенфюрер СА
Литература
- [armor.kiev.ua/army/forma/pogon-werm-18.shtml Ю.Веремеев. Войска СС (Waffen-SS).Знаки различия званий высших руководителей (Höhere Führer).]
- [armor.kiev.ua/army/titul/werm_SS1.shtml Ю.Веремеев. Таблицы званий германского вермахта (Die Wehrmacht) 1935-45гг. Войска СС (Waffen-SS).]
- Залесский К.А. СС. Охранные отряды НСДАП.. — М.: Эксмо, 2004. — С. 389. — 656 с. — ISBN 5-699-06944-5.
- Залесский К. А. Кто был кто в Третьем рейхе: Биографический энциклопедический словарь.. — М.: ООО «Издательство АСТ»: ООО «Издательство Астрель», 2002. — 942 [2] с. — ISBN 5-17-015753-3 (ООО «Издательство АСТ»); isbn 5-271-05091-2 (ООО «Издательство Астрель»).
- «Schutzstaffel der NSDAP. (SS-Oberst-Gruppenführer — SS-Standartenführer). Stand vom 9.November 1944». Herausgegeben vom SS-Personalhauptamt. Berlin 1944. Gedruckt in der Reichsdruckerei. Стр. 7-14. (нем.)
Ссылки
- [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Personenregister/Dienstgrade/GdSS-R.htm Obergruppenführer/Generale der SS/Polizei/Waffen-SS]— (нем.)
| Младшее звание Группенфюрер |
Обергруппенфюрер | Старшее звание Оберстгруппенфюрер |
Отрывок, характеризующий Обергруппенфюрер
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.
Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
