Обжа
О́бжа — единица площади для поземельного налога в Новгородской земле в XV—XVI веках[1].
На вопрос Ивана III новгородцам[2]: что их соха? они отвечали:
|
3 обжа соха, а обжа один человек на одной лошади орет | 
|
Обжами — называли держальни (рукояти плужные или сошные) укрепляемые ко градилю или к рассохе[3], то есть этимология сходна подобным единицам поземельного налога, см. например соха (единица измерения).
В конце XV века новгородская соха равнялась 3 обжам. Московская — 10 новгородским и являлась податным округом разных размеров в различных районах государства.
В 1556 году поместье в 16 обеж заменено 300 московскими четвертями, что составило по 20 четвертей на обжу — в 1593 году 7 обеж без трети равнялись 67 четверям без трети; здесь на обжу приходится 10 четвертей. От 1568 года имеем пример зачета обжи вдвое: один участок в Осначевской деревне значится по оброчной сотной в треть обжи, а по купчей в три четверти обжи. Межевыми инструкциями 1754 и 1766 годов велено мерить на обжу по 10 четвертей или 5 десятин в поле. В XVI веке также существовала ещё малая обежка[2].
Русская земледельческая пословица[3]:
|
|
обжа мокра — во ржи метла[4] |
|
Напишите отзыв о статье "Обжа"
Примечания
- ↑ Обжа — статья из Большой советской энциклопедии.
- ↑ 1 2 Обжа // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ 1 2 Обжинать // Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. / авт.-сост. В. И. Даль. — 2-е изд. — СПб. : Типография М. О. Вольфа, 1880—1882.</span>
- ↑ посеешь рожь в мокрую погоду — не уродится
</ol>
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Обжа
– В Цнайме ночуем.– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
