Облик грядущего

Облик грядущего
H.G.Wells' Things to Come
Жанр	фантастика
Режиссёр	Уильям Кэмерон Мензис
Продюсер	Александр Корда
Автор сценария	Герберт Уэллс
В главных ролях	Рэймонд Мэсси Эдвард Чепмен Ральф Ричардсон Маргаретта Скотт
Композитор	Артур Блисс
Кинокомпания	London Film Productions
Длительность	100 мин.
Бюджет	£300 тыс.
Страна	Великобритания Великобритания
Год	1936
IMDb	ID 0028358
Выход фильма «Облик грядущего» (оригинальное название — H.G.Wells' Things to Come)

К:Фильмы 1936 года

«Облик грядущего» (англ. H.G.Wells' Things to Come, 1936) — английский философско-фантастический художественный фильм Уильяма Кэмерона Мензиса по сценарию Герберта Уэллса.

«Облик грядущего» стал значимой вехой в истории кинофантастики. Хотя история этого направления к моменту создания фильма насчитывала более 30 лет (традиционно первым фантастическим фильмом считается комедия Жоржа Мельеса «Путешествие на Луну», снятая в 1902 году), прежде проблемы развития цивилизации редко становились предметом серьёзного рассмотрения в фантастических фильмах. Среди немногих исключений были немецкие фильмы «Метрополис» (1927) и «Триумф воли» (1935), со многими идеями последнего создатели «Облика грядущего» впрямую полемизируют.

«Облик грядущего» также можно считать одним из первых примеров реализации постапокалиптической темы в кинематографе.

Сюжет

Город Эвритаун, 1940 год. Канун Рождества. Люди готовятся к празднику, на улицах много гуляющих, звучат песни. Но в то же время повсюду рядом с надписями в честь Рождества — на плакатах, расклеенных на стенах, на трамваях, в крупных газетных заголовках — слово «война», «угроза войны», «мир на пороге войны», «европейский ультиматум». Постепенно эти плакаты занимают все поле зрения.

В уютной мирной квартире Джона Кэбела (Рэймонд Мэсси) трое мужчин, в том числе Пиппа Пассуорти (Эдвард Чэпмен), обсуждают последние события. Дети возле рождественской ёлки катают игрушечные танки. Один из мужчин, развлекаясь, надевает на голову пехотный шлем, потом отдаёт его маленькому мальчику.

Взрослые говорят о прогрессе. Прогресс — великое благо, но он делает оружие всё более ужасным, и новая война может уничтожить и прогресс, и цивилизацию — такую, какой мы её знаем. С войной нужно покончить, говорит Кэбел, иначе война покончит с нами. Но что же мы можем сделать? — возражают ему.

Звон рождественских колоколов вдруг разбивается отдалёнными разрывами. Ночное небо перечёркивают лучи прожекторов. Учения? На Рождество? Звонок телефона. Мобилизация! По радио объявляют, что флот и города подверглись нападению неопознанных самолётов. Потери незначительны, сохраняйте спокойствие.

Мужчины уходят на мобилизационные пункты. Мальчик в пехотном шлеме и с барабаном провожает отца. Над ним строем проходят огромные силуэты солдат.

Война волной накатывается на не успевший погасить праздничную иллюминацию город. С грузовиков раздают противогазы. Зенитки, установленные посреди площадей, пытаются отогнать вражеские самолёты, разрывы снарядов и бомб обрушивают здания прямо на людей.

Город разрушен. Война победила. Но она продолжается — идёт в атаку пехота, танки сносят заграждения, флот выходит в море, над белыми прибрежными скалами Дувра проходят тысячи бомбардировщиков. Бомбы с ядовитым газом падают на города.

Рядом со сбитым самолётом приземляется другой. Пилот (это Джон Кэбел) помогает раненному вражескому лётчику, машину которого он только что сбил, выбраться из-под обломков. Ветер гонит к ним облака отравленного газа. Лётчики достают противогазы, но в это время к ним подбегает девочка — и раненый вражеский пилот отдаёт ей свою маску. Перед смертью он ещё успевает посмеяться над тем, что погибнет от газа, который сам же и сбросил.

В дыму и копоти сражений на фоне неба появляется дата «1945». Затем её сменяет дата «1955».

Война продолжается. Танков и самолётов уже нет. По дорогам Европы идут караваны фургонов, солдаты, одетые в обноски, вооружены охотничьими ружьями и саблями. На заграждениях из колючей проволоки истлевают тела.

1960 год. Заросшие травой и кустами развалины. Заголовок листовки: «Победа уже близка!.. бродячая лихорадка… отравленные бомбы… заражённая вода…»

1966 год. Эвритаун разрушен, но развалины обитаемы. Люди живут в подвалах и на первых этажах. На исходе войны бактериологическая атака вызвала эпидемию «бродячей лихорадки», загадочной болезни, которая бесконтрольно распространяется среди выживших. Единственный известный людям способ сдержать лихорадку — немедленно убивать каждого заболевшего. Запасы лекарств давно истощены. Почти все врачи погибли. Цивилизация отброшена на столетия в прошлое.

1967 год. Подобно средневековой Чёрной Чуме, «бродячая лихорадка» выкосила более половины населения Европы.

1970 год. Смерти от лихорадки прекратились. Эпидемия закончилась, и люди начали постепенно создавать новое социальное устройство. Энергии, топлива и средств связи больше нет. Отдельные островки цивилизации становятся самостоятельными княжествами, постоянно воюющими друг с другом.

Эвритаун — одно из таких княжеств, во главе которого стоит решительный и властолюбивый Вождь (Ральф Ричардсон) в пехотном шлеме с петушиными перьями. По улицам города ходят коровы и свиньи и ездят автомобили, запряженные лошадьми. Молодой механик в кожаном лётном костюме пытается восстановить и поднять в воздух старые самолёты. Вождь поддерживает его усилия, мечтая о возрождении боевой авиации.

В это время раздаётся звук мотора. В небе над городом появляется удивительный чёрный самолет с коротким фюзеляжем и идет на посадку. Из кабины выходит седой человек в скафандре — это постаревший на тридцать лет Джон Кэбел. Вождь приказывает арестовать его, но Кэбел не обращает внимания на назойливого стражника и ведет себя в городе как хозяин. Он находит механика и своего старого знакомого, доктора Хардинга (Морис Брэддел), и рассказывает им, что во время войны он и его единомышленники, пытаясь противостоять всеобщей катастрофе, объединились в организацию «Крылья над миром» и создали в районе Персидского залива анклав цивилизации, собрали там учёных и инженеров. Они не могли противостоять войне и лихорадке, но за тридцать лет анклав вырос, накопил силы, создал новые удивительные машины. Теперь, когда война закончена, настало время снова объединить мир и под руководством «Крыльев» повести его вперёд.

Кэбела все-таки арестовывают и приводят к Вождю. Вождь не собирается становиться вассалом технократов, он готов к любому их вторжению. Посадив Кэбела в подвал, он проводит для самоутверждения маленькую победоносную войну и захватывает у соседей крепость (бывшую фабрику). Вождь требует у механика ускорить ремонт самолетов, а доктора Хардинга пытается заставить сделать отравляющие газы. Ученый отказывается: он хочет остаться цивилизованным человеком и не будет помогать человечеству скатываться к варварству.

Вскоре над Эвритауном появляются гигантские чёрные самолеты «Крыльев над миром». Они сбрасывают газовые бомбы, а затем высаживают десант. В бомбах не ядовитый, а усыпляющий газ — горожане уснули, чтобы проснуться уже в новом мире. Умер только Вождь — он был человеком из прошлого, в прошлом и остался.

Начинается возрождение цивилизации. Огромные машины дробят горные породы, строят дома, возрождается производство. Эта часть фильма — настоящий гимн прогрессу и человеку-созидателю. Новый город создаётся под землей, он идеально спланирован, в нём всё будет подчинено разуму и целесообразности.

Настаёт 2036 год. Сменились поколения, Эвритаун — блистательный город будущего. Побеждены болезни, человеческая жизнь длится как никогда долго. Но и здесь прогресс не воспринимается как нечто однозначно положительное, у него есть противники, недовольные упорядоченностью и запланированным счастьем. Готовится полёт вокруг Луны, для чего построена гигантская пушка. Но у планов космической экспансии есть мощная оппозиция в лице антипрогрессистов во главе со скульптором Теотокопулосом (Седрик Хардвик). Они пытаются воспрепятствовать старту, но молодые энтузиасты не отступают и старт осуществляется до того, как толпа антипрогрессистов добирается до управляющей космической пушкой аппаратуры.

В финале фильма внук Джон Кэбела, Освальд Кэбел (Рэймонд Мэсси), на фоне звёздного неба беседует с Рэймондом Пассуорти (Эдвард, Чэпмен). Сын Рэймонда и дочь Кэбела отправились в космос, и Рэймонд преисполнен страха.

— То, что сделали наши дети, потрясающе, но вернутся ли они?

— Вернутся, — отвечает Кэбел, — вернутся и снова отправятся в космос — до тех пор, пока посадка на Луну не будет осуществлена. И это будет только начало.

— Но вдруг они не вернутся?

— Тогда по их стопам пойдут другие.

— Боже, настанут ли когда-нибудь счастливые времена? Или покой недостижим?

— Каждого из нас ждет покой, и имя ему — смерть. Но для Человечества нет ни смерти, ни покоя. Оно должно идти вперед, свершая одно завоевание за другим. Сначала мы выйдем за пределы нашей маленькой планетки, а затем познаем все законы духа и материи, которые привязывают нас к ней. Затем — планеты. Затем — звёзды…

— Но человек так хрупок, так слаб…

— Если мы не более, чем слабые животные, то должны довольствоваться толикой счастья, что нам отмерена, страдать и исчезать, как и другие животные. Но нам дан выбор, Пассуорти: Вселенная — или ничто. Что мы предпочтем? Что предпочтет Человечество?..

Интересные факты

• Этот фильм можно считать авторским проектом Герберта Уэллса — он написал сценарий по мотивам своей публицистической книги «Облик грядущего», участвовал в подборе актёров, объяснял им задачи на съёмочной площадке, контролировал работу художников по костюмам, утвердил композитором фильма Артура Блисса.
• Перед началом работы над фильмом всем имеющим отношение к моделированию и выполнению костюмов и декораций для заключительной части фильма был роздан меморандум, в котором обрисовывались основные требования к декорациям и костюмам. В этом меморандуме будущий «Облик грядущего» резко противопоставлялся «Метрополису»: «Галиматью, вроде той, что мы находим в таком фильме, как „Метрополис“ Фрица Ланга с его „роботами“ — механическими рабочими, сверхнебоскребами и пр., и пр. — нужно раз и навсегда выбросить из головы перед тем, как приступить к работе над данным фильмом. Как общее правило вы должны усвоить себе, что то, что сделал Ланг в „Метрополисе“, прямо противоположно тому, чего добиваемся мы.» [starkov-dmitriy.planetaknig.ru/read/25421-3.html]
• Премьера фильма состоялась в Лондоне 20 февраля 1936 года.
• 17 ноября 1936 года фильм был показан в посольстве США в Москве, где его посмотрели Михаил Булгаков с женой. Елена Сергеевна Булгакова записала в дневнике:

«Приём у военного атташе Файмонвилла в доме американского посла. Два фильма. Первый, по Уэллсу, — „Грядущее“ („Future“) — о будущей войне. Начало очень сильное, конец — надуманный, неубедительный…»

• В 1979 году по мотивам «Облика грядущего» в Канаде был снят фильм «Образ грядущего Г. Уэллса» (The Shape of Things to Come), который имеет довольно мало общего с первоначальным фильмом.

За кулисами фильма

• Считается, что Уэллс имел беспрецедентный для сценариста контроль над созданием фильма. Он лично контролировал почти все аспекты постановки. На рекламных плакатах фильма было написано «H. G. Wells' THINGS TO COME» («Облик грядущего» Г. Уэллса), ниже, более мелкими буквами, было написано «an Alexander Korda production» (производство Александра Корды). Однако фактически Уэллс не получил контроля над монтажом. В результате большое количество отснятых сцен включены в фильм не были. Первоначальная версия фильма имела продолжительность в 130 минут; версия, предоставленная британскому совету киноцензоров (British Board of Film Censors) шла 117 минут; вышедшая в прокат в Великобритании версия длилась 108 минут, (позднее она была сокращена до 98 минут), версия для проката в США имела продолжительность в 96 минут. Доступная сейчас версия имеет продолжительность всего 92 минуты, хотя в США, где этот фильм является общественным достоянием, циркулируют варианты, включающие сцены, которые входили в первоначальную прокатную версию для США.
• Первоначально Уэллс хотел, чтобы музыка была записана до съёмок фильма, а фильм, таким образом, должен был быть построен «вокруг» музыки. Но такой подход был признан слишком радикальным, и саундтрек работы композитора Артура Блисса был «наложен» на фильм после съёмок, в соответствии с традиционным способом озвучивания. Концертная сюита на основе музыки к этому фильму сохранила популярность, по состоянию на 2003 год продолжали издаваться около полудюжины различных записей этого произведения.
• Уже после начала съёмок к работе над фильмом был приглашён венгерский художник-абстракционист Ласло Мохой-Надь, который должен был создать эффекты, сопровождающие сцены восстановления Эвритауна. Мохой-Надь создал нужные эффекты в виде абстрактного светового шоу, но только 90 секунд из реализованного им материала вошло в фильм (как просвечивающая проекция, сквозь которую видны работающие строительные машины и возводимые здания). Однако осенью 1975 исследователями были обнаружены четыре ранее неизвестные сцены этого шоу, не вошедшие в окончательный монтаж.

Исторические параллели

Фильм примечателен из-за его предсказания Второй мировой войны. Автор книги Герберт Уэллс угадал место начала войны, но ошибся с датой начала войны всего на четыре месяца в своей книге Облик грядущего (The Shape of Things to Come), опубликованной в сентябре 1933 года. Уэллс написал, что Вторая Мировая война начнется с кровопролитного столкновения немцев и поляков в Данциге в январе 1940 года.

Изображённые в фильме стратегические бомбардировки в сценах, где Эвритаун разрушается воздушными атаками и общество скатывается к варварскому уровню, говорят об опасности бомбардировок. Во многом эти сцены предсказали подлинные события Второй мировой войны. Сам Уэллс был известен своими предсказаниями боевого использования авиации, например, в 1908 году он написал роман «Война в воздухе», а в 1913 году — «Освобожденный мир», где описал атомную войну.

Литература

• Frederik Pohl, Frederik Pohl IV. Science Fiction Studies in Film. — Reissue edition. — Ace Books, 1984. — С. 346. — ISBN 0-441-75434-1.

Ссылки

• [lib.ru/INOFANT/UELS/future.txt Г. Дж. Уэллс. Сценарий фильма «Облик Грядущего» (пер. С. Займовского)]

Отрывок, характеризующий Облик грядущего

В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.