Облонская, Раиса Ефимовна

Раиса Ефимовна Облонская
Дата рождения:	14 января 1924(1924-01-14)
Место рождения:	Москва
Дата смерти:	31 марта 2010(2010-03-31) (86 лет)
Место смерти:	Москва
Гражданство:	СССР → Россия
Род деятельности:	переводчик, прозаик
Годы творчества:	с 1947
Направление:	перевод с английского языка
Язык произведений:	русский
Премии:	Премия журнала «Огонёк»

Раиса Ефимовна Облонская (полная фамилия Вольшонок-Облонская; 14 января 1924, Москва — 31 марта 2010, там же) — русская писательница, переводчица с английского языка. Член Союза писателей СССР (1964). Премия журнала «Огонёк» (1976).

Биография

Окончила редакционно-издательский факультет Московского полиграфического института (1946), где в течение года училась у Норы Галь. Это знакомство переросло в многолетнее творческое содружество, не ограничившееся рядом совместных работ (романы Харпер Ли «Убить пересмешника», Томаса Вулфа «Домой возврата нет», Джеймса Олдриджа «Последний изгнанник»). До 1948 г. работала редактором в издательстве «Молодая гвардия», эпизодически печаталась как литературный критик. Затем обратилась к художественному переводу. Опубликовала также повесть «Октябрина» о детстве и юности советской девушки в 1920-30-е гг., основанную на реальных событиях, в том числе автобиографических.

Творчество

Проза

• Октябрина: Повесть. — М., 1957.

Основные переводы

• роман Джека Лондона «Мартин Иден» (1984)
• роман Д. Г. Лоуренса «Сыновья и любовники» (1990)
• роман Джеймса Олдриджа «Джули отрешённый» (1976, премия журнала «Огонёк»)
• роман Джона Голсуорси «Патриций» (1962)
• роман Патрика Уайта «Женская рука» (1986)
• роман Роберта Луиса Стивенсона «Сент-Ив» (1967)
• роман Джозефа Хеллера «Что-то случилось» (1988)
• роман Джейн Остин «Мэнсфилд-парк» (1988)
• роман Артура Конан Дойла «Родни Стоун» (1996)
• повесть Уильяма Теккерея «История Сэмюэла Титмарша и знаменитого бриллианта Хоггарти» (1974)
• повесть Сомерсета Моэма «Рождественские каникулы» (1992)
• повести Герберта Уэллса «Киппс» и «Самовластие мистера Парэма» (1983)
• повесть Алана Силлитоу «Начало пути» (1994)
• повесть Фарли Моуэта «Проклятие могилы викинга» (1988)
• повесть Марганиты Ласки «Малыш пропал» (2008)
• пьеса Шона О’Кейси «Пурпурный прах»
• рассказы Эдгара По («Метценгерштейн», «Вильям Вильсон»), Роберта Луиса Стивенсона, Гилберта Кийта Честертона, Уильяма Теккерея, Трумена Капоте, Шервуда Андерсона, Рэя Брэдбери, Артура Конан Дойла, Ивлина Во и др., а также романы Томаса Майн Рида, Э. Л. Войнич, Ч. П. Сноу, переведённые в соавторстве.

Литература

• Облонская Р. Курс у нас был небольшой: [Мемуарный очерк] // Мы из МПИ. — М.: МГУП, 2005. — Кн.1. — С.68-73.

Ссылки

• [www.vavilon.ru/noragal/ng6.jpg Фото] (Фрида Вигдорова, Раиса Облонская, Нора Галь)
• Илья Крупник. [www.stengazeta.net/article.html?article=7154 Памяти Раисы Облонской] («Книжное обозрение» / «Стенгазета»)

Отрывок, характеризующий Облонская, Раиса Ефимовна

На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.