Обнажённая в солнечном свете

Пьер Огюст Ренуар

Обнажённая в солнечном свете. ок. 1876

Torse, effet de soleil

Холст, масло. 81 × 65 см

Музей Орсе, Париж

К:Картины 1876 года

«Обнажённая в солнечном свете» (фр. Torse, effet de soleil) — картина французского художника Пьера Огюста Ренуара.

Это совершенно импрессионистская картина, в которой используются преимущественно основные и дополнительные цвета и совершенно отсутствует чёрный цвет. Цветовые пятна, полученные при помощи мелких цветных мазков, дают характерный эффект слияния, когда мы несколько отдаляемся от картины. Впервые показана на Второй выставке импрессионистов в 1876 году, где получила очень резкие отзывы критиков. В частности, Альбер Вольф писал в «Le Figaro»: «Внушите господину Ренуару, что женское тело — это не нагромождение разлагающейся плоти с зелеными и фиолетовыми пятнами, которые свидетельствуют о том, что труп уже гниет полным ходом!». Использование зелёного, жёлтого, охры, розового и красного тонов для изображения кожи шокировало публику. Далеко не все оказались готовыми к восприятию того факта, что тени должны быть цветными, наполненными светом.

Картину купил маршан и художник Гюстав Кайботт, который позже купит «Качели» и «Бал в Мулен де ла Галетт», представленные Ренуаром на Третьей выставке импрессионистов в 1877 году. После смерти Кайботта в 1894 году эти три картины перейдут в государственные собрания.

Для картины позировала Анна Лебер, вскоре после этого умершая от оспы.

Источники

• Ines Janet Engelmann. Impressionism: 50 Paintings You Should Know. — Munich, Berlin, London, New York: Prestel, 2007. — С. 62—63. — 144 с. — ISBN 978-3-7913-3843-9.
• Лебедянский М. С. Портреты Ренуара. — М.: Изобразительное искусство, 1998. — 176 с.

Ссылки

• [www.musee-orsay.fr/en/collections/index-of-works/notice.html?nnumid=001094 «Обнажённая в солнечном свете»] в базе данных музея Орсе (фр.)

Отрывок, характеризующий Обнажённая в солнечном свете

– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.