Оболенский, Александр Петрович

Александр Петрович Оболенский
Дата рождения	13 декабря 1780(1780-12-13)
Место рождения	Москва
Дата смерти	18 апреля 1855(1855-04-18) (74 года)
Место смерти	Москва
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Звание	полковник
Командовал	тверским временным егерским батальоном её Высочества Екатерины Павловны
Сражения/войны	Отечественная война 1812 года
Награды и премии	Пруссии:: Австрии:: Русская награда

Князь Александр Петрович Оболенский (31 декабря 1780 года, Москва, Российская империя — 18 апреля 1855 года, Москва, Российская империя) — сенатор, калужский губернатор (1825—31), участник Наполеоновских войн.

Биография

Сын князя Петра Александровича Оболенского (1742—1822) от его брака с княжной Екатериной Андреевной Вяземской (1741—1811). Родной брат князя В. П. Оболенского, двоюродный брат князя А. И. Вяземского. Детство и юность провел в родительском доме и получил прекрасное домашнее воспитание. В 1798 году был привезен отцом в Петербург.

Несмотря на желание юного князя поступить на военную службу, отец записал сына в иностранную коллегию. Но не прошло и несколько месяцев, вспоминает князь, как императору показалось, что дворяне избегают военной службы. А потому, приказав подать себе список служащих по иностранной коллегии, собственноручно наметил из числившихся в ней 12 человек к определению штандарт-юнкерами в конную гвардию. И князь Оболенский таким образом поступил в Лейб-гвардии Конный полк, где в 1801 году был произведен в корнеты, а в сентябре следующего года в поручики.

В декабре того же года князь по личным соображениям вышел в отставку и не состоял ни на какой службе в течение пяти лет, проживая почти безвыездно в деревне отца. В 1807 году, с чином капитана, вновь определился на военную службу и был зачислен в Ингерманландский драгунский полк, находившийся тогда в Пруссии.

Генерал Дохтуров назначил Оболенского своим адъютантом. С этим полком князь 24 мая 1807 года принял участие в занятии Ломитена. За тот бой ему была пожалована золотая шпага с надписью: «за храбрость».

Не менее отваги выказал князь и в сражениях под Гейльсбергом и под Фридландом, за участие в которых был награждён орденом Святого Владимира 4 степени и произведен в майоры.

По окончании военных действий Оболенский в феврале 1809 года вышел опять в отставку с чином подполковника, а в следующем месяце повенчался с Аграфеной Юрьевной — старшей дочерью Ю. А. Нелединского. Тогда же был определен ко двору вел. кн. Екатерины Павловны в звании камер-юнкера, с переименованием в чин надворного советника и с причислением к ведомству путей сообщения, в котором состоял и супруг великой княгини — принц Ольденбургский.

Приказом от 1 сентября 1809 года князь снова был определен в лейб-гвардии Конный полк штабс-ротмистром с назначением адъютантом к принцу Ольденбургскому, занимавшему в то время пост генерал-губернатора тверского, новгородского и ярославского, и князю таким образом с конца 1809 до начала 1812 года прошлось прожить в Твери.

Пребывание в Твери, хотя и недолговременное, было одним из наиболее приятных моментов жизни князя: ласки и внимание августейших особ и тихая жизнь во дворце тверского генерал-губернатора, куда не раз съезжалось лучшее общество обеих столиц и где нередко бывал сам Александр I, оставили в душе князя неизгладимое впечатление.

Война 1812 года, отозвавшая принца Ольденбургского в действующую армию, заставила и князя проситься на театр военных действий. В качестве адъютанта принца он получил разрешение приехать в Вильну, где находился его высокий покровитель, но государь отправил его обратно в Петербург ко двору её высочества.

Однако это не удержало князя сделать ещё ряд попыток стать с оружием в руках на борьбу с Наполеоном. Желание князя скоро осуществилось. Великая княгиня Екатерина Павловна решила на собственные средства сформировать батальон и поручила дело сформирования его и командования им князю А. П. Оболенскому.

1 ноября 1812 года егерский батальон её высочества был уже в Ярославле, откуда после смотра отправился в Тверь. Оттуда батальон под командой князя, только что произведенного в полковники, двинулся к действующей армий, которая тогда уже преследовала Наполеона. Достигнув Витебска, где предположена была встреча с принцем Ольденбургским, князь узнал о смерти принца, последовавшей в Твери (15 декабря 1812 года).

Из Витебска батальон прибыл в Мариенвердер, где получено было приказание от графа Витгенштейна идти немедленно на соединение с ним в Берлин.

Из Берлина в апреле 1813 года князь с батальоном прибыл в Дессау, где находилась в то время главная квартира главнокомандующего. Здесь князь получил письмо великой княгини Екатерины Павловны, из которого узнал, что по ходатайству сестры император, во внимание к памяти усопшего принца Ольденбургского, повелел зачислить князя А. П. Оболенского со дня кончины принца в свои флигель-адъютанты, с оставлением его командиром батальона.

В апреле того же года князь с батальоном успел отличиться в сражении под Люценом, овладев деревней Грос-Гертен; за этот подвиг Оболенский был награждён орденом Святого Георгия 4 степени.

Весь остаток 1813 года князь с своим батальоном провел в военных операциях и не раз принимал деятельное участие в боях и наиболее отличился в Кульмском сражении, давшем ему орден Святой Анны 2 степени, и в деле под Лейпцигом, за каковое князь получил орден Святой Анны 2 степени с алмазными украшениями.

Из Лейпцига батальон, которым командовал князь, прибыл вместе с действующей армией в Эрфурт, оттуда — во Франкфурт-на-Майне. Здесь государь, заметив князя, изволил выразить ему своё удовольствие по поводу удачных действий батальона и приказал причислить последний, для сбережения значительно уменьшившихся ратников оного, к Гренадерскому Корпусу, в составе которого он и принимал участие в походах 1814 года.

В марте этого года расстроенное здоровье князя принудило его испросить отпуск в Россию, куда он и поспешил, не дождавшись даже торжественного занятия русскими Парижа. В мае того же года князь вернулся в полк, который находился в то время в Вюрцбурге. Между тем, Государь 25 июня 1814 года прибыл в Брюссель, куда явился и князь А. П. Оболенский, которому приказано было представиться путешествовавшей за границей великой княгине Екатерине Павловне.

Князь встретил её высочество в Миннерштадте, где и представил ей свой батальон. Здесь же была объявлена воля Государя о распущении батальона. Батальон двинулся в обратный поход в Россию, а князь временно остался при великой княгине, которую сопровождал в Вену, куда прибыл и император.

В Вене князь выхлопотал себе отпуск и в декабре 1813 года прибыл в Тверь, где отдал последний приказ батальону, вернувшемуся на родину в числе 418 человек и потерявшему в походах 294. В марте 1815 года князь был вызван в Вену в Императорскую Главную квартиру, где получил назначение состоять при великой княгине до её возвращения в Россию.

17 мая её высочество оставила Вену и князю было поручено сопровождать её в её заграничных путешествиях. Наконец, в сентябре того же года князь получил отпуск и вернулся в Москву с горячим желанием оставить блестящую, но не дававшую ему нравственного удовлетворения карьеру и поступить на гражданскую службу.

В декабре он вышел в отставку, но неудачи по приисканию подходящей должности заставили его отказаться от всяких исканий и князь уехал в свою деревню, где и предался тихой семейной жизни.

Впрочем, мало обеспеченное положение и заботы о большой семье, состоявшей к тому времени из 10 детей, заставили князя вновь хлопотать о службе. В феврале 1825 года состоялся Высочайший указ об определении князя, в чине статского советника, гражданским губернатором в Калугу.

В этой должности князь пробыл около семи лет и успел снискать себе неоднократно высочайшее благоволение, а также «глубокое уважение подчинённых и сограждан за обходительность, тактичные и умелые административные распоряжения и сердечные отношения к прибегавшим за его помощью».

В 1826 году князь был произведен в действительные статские советники, а в 1831 году в тайные; кроме того в 1829 году был награждён орденом Святой Анны 1 степени 1 октября 1831 года князь А. П. Оболенский оставил пост калужского губернатора, так как получил назначение в Москву, к присутствованию, в 1-м отделении 6-го департамента Сената, а в ноябре того же года состоялось назначение его почетным опекуном Московского Опекунского Совета.

В 1832 году князь был перемещен к присутствованию в гражданском 8-м департаменте Сената, и кроме того на него было возложено управление учрежденным от Воспитательного Дома Военно-сиротским училищем; в октябре того же года был утвержден совестным судьей московского совестного суда. В январе 1833 года Оболенский был назначен членом совета, учреждённого при московском училище ордена Святой Екатерины, и управляющим Александровским женским училищем.

В воздаяние отлично-ревностной службы за этот период времени князь в 1835 году был награждён орденом Святой Анны 1-й степени с Императорской короной, а в 1838 году орденом Святого князя Владимира 2-й степени.

В 1839 году по высочайшему повелению князь А. П. Оболенский был перемещён к заседанию из 8-го в 7-й департамент Сената, а в 1845 году к присутствованию в 8-й департамент. Наконец в 1852 году, ввиду преклонных лет и ослабевающих сил он был включен в число сенаторов неприсутствующих.

За отлично ревностную службу в звании сенатора и почетного опекуна князь был произведен в действительные тайные советники и жалован орденами до ордена Святого Владимира 1 степени включительно и знаком беспорочной службы за 30 лет.

В 1854 году во время сбора ополчения по случаю начавшихся военных действий на юге России, калужское дворянство, помня и чтя прошлые заслуги князя, избрало его начальником губернского ополчения, но возраст лишил князя возможности принять на себя эту обязанность.

18 апреля 1855 года князь Оболенский скончался в Москве. Погребен на кладбище Лаврентьева монастыря, близ Калуги.

Награды

• Орден Святого Владимира 4-й степени (1807 год)
• Золотая шпага «За храбрость» (18 мая 1808 года)
• Орден Святого Георгия 4-й степени (15 сентября 1813 года)
• Орден Святой Анны 2-й степени (1813 год)
• Орден Святой Анны 2-й степени с алмазами (1813 год)
• Орден Святой Анны 1-й степени (1829 год)
• Орден Святой Анны 1-й степени с Императорской короной (1835 год)
• Орден Святого Владимира 2-й степени (1838 год)
• Знак беспорочной службы за XXX лет

иностранные:

• Австрийский орден Святого Стефана
• Прусский Орден За заслуги (Pour le Merite)
• Прусский Орден Красного Орла

Семья

Первая жена (с 9 апреля 1809 года) — Аграфена Юрьевна Нелединская-Мелецкая (1789—1828), старшая дочь Юрия Александровича Нелединского (1751—1828) от брака его с княжной Екатериной Николаевной Хованской (1762—1813). Сначала сватовство Оболенского шло не очень удачно, Аграфена Юрьевна долго сомневалась, но поддавшись на уговоры друзей и родных, согласилась. По словам князя П. А. Вяземского, она «не была красавицей, роста небольшого, довольно плотная, но глаза и улыбка её были отменно и сочувственно выразительны; в них было много чувства и ума, вообще было много в ней женственной прелести. В уме её было сходство с отцом: смесь простосердечия и веселости, несколько насмешливой. Она очень мило пела; романсы отца её, при её приятном голосе, получали особую выразительность».

Будучи женой губернатора, пользовалась любовью и уважением всех слоев губернского общества. Влияние княгини Оболенской было так сильно, что она в короткое время успела примирить все разнородные слои его. Изгнав всякую роскошь в одежде (сама она носила всегда ситцевые платья), в пище и во всей домашней обстановке, княгиня умела уравнять, так сказать, все состояния и упростить все сложные условия провинциального этикета. Умерла в 1828 году от воспаления легких через два дня после отца, в том же доме в Калуге. Была воспета в стихах Жуковским, Гоголь в 1846 году писал, что никто в городе не может вспомнить о ней без слез, и до сих пор ещё повторяют: «Нет, не будет другой никогда княгини Оболенской». В браке имела детей:

• Софья Александровна (род. и ум. 1810)
• Екатерина Александровна (1811—1843), фрейлина, с 1831 года замужем за графом Валерианом Николаевичем Зубовым (1804—1857), внуком А. В. Суворова.
• Андрей Александрович (1814—1855)
• Елизавета Александровна (1815—1852), замужем за Павлом Александровичем Евреиновым (1805—1857).
• Василий Александрович (1817—1888), женат на княжне Александре Павловне Голицыной (1819—1897), внучке князя С. Ф. Голицына.
• Варвара Александровна (1819—1873), с 1838 года замужем за Алексеем Александровичем Лопухиным (1813—1872).
• Сергей Александрович (1819—1882), шталмейстер, с 1842 года женат на Наталье Владимировне Мезенцевой (1820—1895), дочери В. П. Мезенцева. В 1870 году ему разрешено было принять фамилию Оболенского-Нелединского-Мелецкого.
• Фёдор Александрович(род. и ум. 1820)
• Михаил Александрович (1821—1886), сенатор, тайный советник.
• Дмитрий Александрович (1822—1881), сенатор, писатель и мемуарист.
• Аграфена Александровна (1823—1891), фрейлина.
• Юрий Александрович (1825—1890)
• Владимир Александрович (род. и ум. 1827).

Вторая жена (с 1838 года) — княжна Наталья Петровна Оболенская (1809—1887), дочь князя Петра Николаевича Оболенского (1760—1833) от брака его с Анной Евгеньевной Кашкиной (1778—1810); внучка Е. П. Кашкина. Брак был бездетным.

Литература

• Ив. К. Оболенский, Александр Петрович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Калужские губернаторы: биобиблиографические очерки. Н. И. Андреева. Золотая аллея, 2001.
• Семёнов П. Н. Биографические очерки сенаторов (из домашнего архива П. И. Баранова), принадлежащие Императорскому Историческому Обществу.
• «Хроника недавней старины». Из архива князя Оболенского-Нелединского-Мелецкого. С.-Петерб. 1876 г.
• Языков А. П. Батальон её императорского величества великой княгини Екатерины Павловны, Герцогини Ольденбургской 1812 года. — СПб., 1868.
• Вяземский П. А. Сочинения. — СПб., 1886. — Т. Х. — С. 268.
• «Русский архив». — 1873. — С. 2200; 1877. — С. 305—314.
• «Старина и Новизна». — СПб. 1897. — С. 4, 149, 173, 178, 202.

Ссылки

• [impereur.blogspot.ru/2011/04/1780-1855.html Наполеон и революция]

Отрывок, характеризующий Оболенский, Александр Петрович

– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]