Оболенский, Пётр Николаевич
Поделись знанием:
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.
Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Пётр Николаевич Оболенский<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 6 января — 27 марта 1797 | ||
| ||
| 1795 — 1796 | ||
| Рождение: | 1760 Российская империя | |
| Смерть: | 1833 Москва | |
| Награды: |
| |
Князь Пётр Николаевич Оболенский (1760—1833) — тульский губернатор, действительный статский советник из рода князей Оболенских.
Содержание
Биография
Сын майора князя Николая Петровича Оболенского (1728—1796) от брака его с княжной Марией Алексеевной Белосельской. Получил домашнее образование.
В 1783 году начал службу в лейб-гвардии Конном полку в чине подпоручика. С 1789 лейб-гвардии ротмистр, с 1793 года — бригадир.
В 1793—1795 годах вице-губернатор Тульской губернии. В 1794 году получил свой единственный орден — Св. Владимира III степени.
С 1795 правитель Вознесенского наместничества до его присоединения к Херсонской губернии указом Павла I от 12 декабря 1796 г.
Почти месяц оставался не у дел. 6 января 1797 назначен тульским губернатором и на следующий день из генерал-майора переименован в действительного статского советника. Уже в марте того же года вышел в отставку.
Жил с семьей в Москве, в своем большом доме на Новинском бульваре, где кроме родных и близких, редко кого принимал[1]. В 1811-16 гг. ему принадлежало село Ховрино близ Москвы. Оболенский был вдовцом, поэтому всем хозяйством в доме и воспитанием детей занималась его свояченица Кашкина[2].
По воспоминаниям современников, князь был «среднего роста, с высоким лбом, зачесанными назад, напудренными белыми волосами, умными голубыми глазами, любезный, веселый и резвый»[3]. Главной чертой его характера была искренность, которой он руководился на пути своей жизни. В Москве все его любили и он пользовался особым доверием в обществе[4]. Скончался в 1833 году.
Семья
- жена с 1790 года Александра Фадеевна Тютчева (ум. 1793), дочь богатого помещика Фаддея Петровича Тютчева. Умерла вскоре после родов, оставив троих детей:
- Николай Петрович (1790—1847), подполковник, участник Отечественной войны 1812 года, женат на княжне Наталье Дмитриевне Волконской (ум. 1843), их внук Д. Д. Оболенский.
- Дарья Петровна (ум. 1798)
- Мария Петровна (1793—18..), замужем за Сергеем Борисовичем Леонтьевым (1785— ?).
- жена с 1794 года Анна Евгеньевна Кашкина (1778—1810), дочь генерал-аншефа и тульского генерал-губернатора Е. П. Кашкина. Была самой красивой из всех его дочерей: с карими глазами и чертами лица тонкими, миловидными, по характеру нежная и любящая[5]. Помолвка её с Оболенским, по словам мемуариста А. Т. Болотов (находившего Оболенского «любви и почтения достойным»), была в день Вознесенья в 1794 году в Туле в доме наместника Кашкина, после торжественного обеда был бал, где все тульское дворянство поздравляло молодых[6]. Княгиня Анна Евгеньевна скончалась в 32 года при родах, оставив 8 детей:
- Евгений Петрович (1796—1865), декабрист.
- Константин Петрович (1798—1861), штабс-капитан, за принадлежность к движению декабристов был арестован, но по указу Николая I выпущен и переведен в Егерский полк под надзор. С 1826 года в отставке, с разрешения жил у отца в Москве. В 1841 году женился на богатой помещице Авдотье Матвеевне Чепчуговой, жили отдельно. Она перешла в католичество и умерла в Италии в монастыре.
- Екатерина Петровна (1800—1827), замужем за лейтенантом Андреем Васильевичем Протасьевым (1781—1848).
- Александра Петровна, замужем за Алексеем Ивановичем Михайловским.
- Варвара Петровна (1806—1888), с 1828 года замужем за Алексеем Владимировичем Прончищевым.
- Дмитрий Петрович (1809—1854)
- Наталья Петровна (1809—1887), с 1838 года вторая жена князя Александра Петровича Оболенского.
- Сергей Петрович (1810—1849)
Напишите отзыв о статье "Оболенский, Пётр Николаевич"
Примечания
- ↑ Дом Оболенских находился вблизи Новинского монастыря (Новинский бульвар, д. 13); не сохранился.
- ↑ Александра Евгеньевна Кашкина (1773—1847), фрейлина, замужем не была. В Москве пользовалась большим уважением, и её покровительство в свете имело большое значение для её племянников Оболенских
- ↑ Воспоминания Е. И. Раевской // Исторический Вестник, 1898. — Т. 74.— С.523.
- ↑ Е. А. Сабанеева. Воспоминания о былом. Из семейной хроники. — СПБ., 1914. — 172 с.
- ↑ Н. Н. Кашкин. О роде Кашкиных. — СПб., 1913. — С. 364.
- ↑ Жизнь и приключения Андрея Болотова описанные самим им для своих потомков, 1738-1793//Предисл.: М. Семевский. — СПб., 1873.— Т. 4. — С. 1176—1177 и 1148.
Источники
- [btula.ru/fullgubernator_7.html Петр Николаевич Оболенский, тульский губернатор, 1797 г.]
- [www.tnews.tula.net/articles/society/obolenskiy_gubernator_na_god/ Оболенский — губернатор на год]
Отрывок, характеризующий Оболенский, Пётр Николаевич
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.
Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
