Оборин, Степан Ильич

Степан Ильич Оборин
Генерал-майор С. И. Оборин
Дата рождения	15 августа 1892(1892-08-15)
Место рождения	Кувшиново
Дата смерти	16 октября 1941(1941-10-16) (49 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Годы службы	1913 — 1917 1918 — 1922, 1923 — 1941
Звание
Командовал	14-й механизированный корпус
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России, Советско-финская война 1939—1940 гг., Великая Отечественная война
Награды и премии

Степа́н Ильи́ч Обо́рин (15 августа 1892 — 16 октября 1941, Москва) — советский военачальник, генерал-майор.

Биография

В 1914 году окончил учебную команду. Участник Первой мировой войны, младший фейерверкер. В РККА — с 1918 года. Участник гражданской войны — красноармеец, командир взвода, помощник командира батареи, командир батареи. С 1923 по 1930 годы — командир батареи, врид (временно исполняющий должность) командира 48-го гаубичного дивизиона, начальник школы МКС 30-го артполка, командир артдивизиона, врид начальника штаба полка, начальник школы 30-го артполка, помощник командира артполка. В 1926 г. прошёл курсы усовершенствования среднего комсостава. Начальник артиллерии 2-й отдельной механизированной бригады. Командир и военком 73-го артполка с ноября 1933 года. С августа 1934-го — в распоряжении ГУ Красной Армии. С марта 1935-го — командир-распорядитель артиллерийских КУКС. С 1938 года — начальник артиллерии 11-й стрелковой дивизии. Участник советско-финской войны — начальник артиллерии 19-го стрелкового корпуса. Командир 136-й стрелковой дивизии — с мая 1940 г. С лета 1940 - генерал-майор. Командир 14-го механизированного корпуса (11.03.1941 — 30.06.1941).

25 июня 1941 года генерал Оборин в боях получил тяжёлое ранение и был эвакуирован в тыл. По другой версии «утром 25 июня генерал-майор С. И. Оборин после лёгкого ранения „эвакуировался“ в тыл; затем он самовольно покинул фронт и 6 июля прибыл в Москву, где через два дня был арестован в своей квартире».

Арестован 8 июля 1941 г. Приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР 13 августа 1941 г. к высшей мере наказания. Расстрелян 16 октября 1941 г. на Коммунарке. Реабилитирован 11 января 1957 г. Данных о месте захоронения нет.

Награды

• Орден Красного Знамени
• Медаль «ХХ лет РККА».

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 2. — С. 239—240. — ISBN 5-901679-08-3.
• Черушев Н. С., Черушев Ю. Н. Расстрелянная элита РККА (командармы 1-го и 2-го рангов, комкоры, комдивы и им равные): 1937—1941. Биографический словарь. — М.: Кучково поле; Мегаполис, 2012. — С. 465. — 496 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-9950-0217-8.

Ссылки

• [mechcorps.rkka.ru/files/spravochnik/personalii/biograf_o.htm Биография С. И. Оборина на сайте «Механизированные корпуса РККА»]

Отрывок, характеризующий Оборин, Степан Ильич

– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.