Оборона Крыма (начало 1920)

Защита Крыма
Основной конфликт: Гражданская война в России
Дата	январь — март 1920 года
Место	Крым
Итог	Победа белых
Противники
3-й армейский корпус ВСЮР 13-я армия 14-я армия РККА
Командующие
Я.А. Слащёв А.И. Геккер И.Х. Паука И.П. Уборевич
Силы сторон
4 тыс. бойцов 40 тыс. бойцов
Потери
неизвестно неизвестно

Оборона Крыма в начале 1920 года — защита полуострова силами 4 тыс. бойцов Крымского корпуса генерала Я. А. Слащёва от многочисленных попыток захватить Крым со стороны двух советских армий общей численностью в 40 тыс. бойцов в январе — марте 1920 года.

Военно-политическая обстановка накануне кампании

Обширное отступление ВСЮР осенью 1919 года, ставшее следствием неудачи под Москвой, повлияло на обстановку на всем Южном фронте. Основные силы генерал А. И. Деникин, стараясь воспрепятствовать планам наступавших большевиков отсечь Добровольческую армию от казачьих областей Кубани и Дона, отводил в направлении на Северный Кавказ — через Дон и Кубань к Новороссийску. А Слащёв в конце 1919 года получил от Главнокомандующего приказ отступить за Днепр и организовать защиту Крыма и Северной Таврии, пока части генералов Бредова и Шиллинга откатывались на юго-запад, к Одессе. На то, что Слащёв сможет удержать Крым, в штабе Деникина особо не рассчитывали. Как писал позднее в своих воспоминаниях сам Слащёв:

26 декабря я получил приказ Деникина… отходить в Крым… Командование, видимо, смотрело на Крым, как на приговоренную к сдаче территорию, рассчитывая задерживать натиск красных на Дону или где-нибудь в его районе и около Буга с тем, чтобы оттуда вновь перейти в наступление, действуя по внешним операционным линиям и одним своим движением заставляя красных бросить осаду Крыма или очистить его, если они его займут. Руководствуясь, очевидно, этим, Деникин и назначил на Крым столь ничтожные силы, потому что даже назначенный сперва туда же 2-й армейский корпус Промтова получил приказ отходить на Одессу. Между тем если бы отводить главные силы Новороссии не на Одессу, а на Крым, то, опираясь на него, эти более крупные силы могли бы действовать активно против армии красных, шедших на Кавказ.

Красное же командование, рассчитывая, что основные силы ВСЮР будут отступать в Крым, именно в этом направлении и нацелило свои главные удары.

Слащёв — незадолго до этого заставивший капитулировать и влиться в ряды белых петлюровскую Галицийскую армию и взявший Екатеринослав, нанесший батьке Махно настолько серьёзное поражение, что тот так и не смог от него оправиться — как военный специалист столкнулся с Крымом уже не в первый раз: он уже имел большой опыт боевых действий на полуострове. Еще летом 1919 года он был одним из тех командиров, чьи части отстояли Крым от красных войск П. Е. Дыбенко — в то время, когда полуостров был полностью Советским. Небольшой белый отряд Слащёва намертво вцепился в крошечный плацдарм под Керчью, отбил все атаки красноармейцев и затем его командир неожиданно организовал десант под Коктебель, получил подкрепление, ударил на Феодосию, выбил красных из Крыма и преследовал их до самого Днепра. Затем, уже на пути к Перекопу, с весьма незначительными силами, отбросил 8-ю кавалерийскую дивизию «Червонного казачества» видного краскома В. М. Примакова.

Ход сражения

Получив приказ Деникина, к 5 января 1920 года Слащёв отвёл свои части к Мелитополю. Оценив текущую ситуацию, он не стал задерживаться в степях Таврии, а сразу отошел в Крым. Приближавшиеся с севера 13-я и 14-я красные армии не смогли отсечь белых от перешейков. Слащёв, заняв Крым, отдал приказ: «Вступил в командование войсками, защищающими Крым. Объявляю всем, что пока я командую войсками — из Крыма не уйду и ставлю защиту Крыма вопросом не только долга, но и чести».

На пути двух армий большевиков, насчитывавших более 40 тысяч штыков и сабель, на Перекопе стояли всего лишь 4 тысячи белых защитников Крыма. Поэтому командующему приходилось рассчитывать лишь на применение нестандартной тактики, чтобы попытаться компенсировать десятикратное превосходство противника. И Слащёв нашел такой тактический приём, отказавшись вообще от позиционной обороны. Его план обороны Чонгарского полуострова и Перекопского перешейка многие считали абсурдным, так как оставив на перекопских фортификационных укреплениях лишь небольшие заслоны, основные свои силы командующий разместил южнее, в крестьянских отапливаемых домах, где его немногочисленные бойцы были укрыты от холодов и ветра. В Крыму стояла необыкновенно лютая для тех мест зима, жилья на крымских перешейках не было. Красным предстояло в условиях 20-градусных морозов на своем пути вглубь полуострова преодолеть голое пространство плоского Перекопского перешейка, после чего их войска, не имеющие возможности развернуться, изрядно замерзшие и измученные ночевками в открытой степи, встречали свежие отдохнувшие в тепле силы Слащёва, окружали с флангов и уничтожали, либо выбивали обратно в степи. Конечно, его тактика вызывала возмущение у крымской «общественности» и тыловиков, сидевших, как на иголках. Их нервировало, что красные то и дело оказываются в Крыму.

На рассвете 23 января 1920 года 46-я стрелковая дивизия красных силами примерно 8 тысяч человек пошла в наступление. К ночи советские войска заняли Армянск и двинулись к Юшуню, после чего донесли о победе и заночевали на 16-градусном морозе в открытом поле. Деникин с Кубани направил в Крым обеспокоенную телеграмму: «По сведениям от англичан, Перекоп взят красными, что вы думаете делать дальше?». Слащёв ответил: «Взят не только Перекоп, но и Армянск. Завтра противник будет наказан». На рассвете 24 января красные стали выходить с Перекопского перешейка и попали под фланговый огонь белых. Части Слащёва перешли в контратаку. К обеду Деникину из Белого Крыма ушла ещё одна телеграмма: «Наступление красных ликвидировано. Отход противника превратился в беспорядочное бегство. Захваченные орудия поступили на вооружение артиллерии корпуса».

28 января в повторном штурме вместе с 46-й дивизией красных участвовала 8-я кавалерийская дивизия. Но и она была выбита контратакой слащёвцев и рассеяна.

5 февраля, нарастив силы, большевики вновь предприняли очередную попытку наступления. Пройдя по льду замерзшего Сиваша, снова «овладели» Перекопом. Но не прошло и суток, как Слащев единственной контратакой выбил их с позиций.

24 февраля история вновь повторилась. Теперь красные также прорвались и через Чонгарский перешеек, один из комбригов даже успел получить орден Красного Знамени за взятие Тюп-Джанкоя, после чего большевиков опять разбили во встречной атаке и погнали назад.

К 8 марта красные организовали ударную группировку из частей своих 13-й и 14-й армий и вновь ринулись штурмовать Крым. Как и все предыдущие разы, им удалось «взять» Перекоп, дойти до Юшуни, но затем группировка была разгромлена и изгнана с полуострова. На этот раз отступая, большевики бросили и свои исходные позиции, а понесенные потери заставили красное командование свести 46-ю и Эстонскую дивизии в одну.

После получения в конце марта от генерала П. Н. Врангеля подкреплений, Слащёв предпринял даже попытку самому перейти в наступление, которое было остановлено красными контратакой под прикрытием артиллерии. Слащёв во главе батальона юнкеров в «психической атаке» под звуки военного оркестра лично двинулся в атаку по Чонгарскому мосту, что воодушевило и позволило оправиться белой пехоте, двинувшейся вслед за колонной своего генерала. 2 (15) апреля красные латышские стрелки, 3-я стрелковая и 8 кавалерийская дивизии были опрокинуты в штыковой атаке и спешно отступили.

Итоги

Умелые действия командующего, стойкость офицеров и солдат позволили малочисленному, в 10 раз уступающему красным в численности корпусу Слащёва успешно защищать Крым в январе — марте 1920 года от многочисленных попыток красных прорваться на полуостров, сохранив для Вооруженных Сил Юга России их последнее прибежище — Крым. Позже, уже в эмиграции, Слащёв напишет: «Это я затянул Гражданскую войну на долгих четырнадцать месяцев…». Деникину не удалось удержаться на Кавказе. Зато в удержанном в ходе зимней кампании 1919/1920 гг. Крыму белые получили надежный плацдарм, куда можно было морем эвакуировать войска из Новороссийска. Слащёв берёг этот плацдарм как зеницу ока.

Неудачам красных атак Перекопа во многом способствовали личные боевые качества генерала Слащёва, за что он был отмечен генералом Врангелем присвоением ему титула «Крымский», став Слащевым-Крымским. В боях за Перекоп в начале 1920 умением и храбростью отличились многие малочисленные части корпуса генерала Слащёва. В этой связи примером может служить Гвардейский отряд полковника Петровского, который стойко удерживал отведённый ему участок Перекопских позиций, хотя и нес весьма значительные потери. Такой же пример умения и отваги показал рука об руку со слащёвцами оборонявшийся Конный отряд генерал-майора В. И. Морозова, который, собрав небольшие части отступивших в Крым войск Новороссии, длительное время (начало 1920) отбрасывал войска Красной армии, пытавшиеся ворваться в Крым, прорвав позиции на Перекопском перешейке.

Награда для защитников Крыма

Ещё в апреле 1920 г. командир корпуса генерал Слащёв просил наградить корпус «небольшим восьмиконечным православным крестом на ленточке русских национальных цветов». Этот вариант остался проектом, а первые упоминания о заменившем его знаке относятся лишь к июню, когда Главнокомандующий объявил о награждении некоторых полков знаком отличия на головные уборы с надписью «За защиту» или «За оборону Крыма». Однако острый конфликт между Слащёвым и Главнокомандующим ВСЮР бароном П. Н. Врангелем определил печальную судьбу награды защитникам Крыма. Все известные нам изображения знака «1919. За защиту Крыма. 1920» восходят к фотографии из неопубликованной работы П. П. Кваскова (1978) и не соответствуют по стилю, размещению образцу знаков отличия на головные уборы, принятому в последние десятилетия существования Российской Империи.

Литература

• Гражданская война в России: Энциклопедия катастрофы. М.: «Сибирский цирюльник», 2010. — Научный редактор С. В. Волков — 400 с., 334 ил. ISBN 978-5-903888-14-6
• Белое движение. Поход от Тихого Дона до Тихого океана. — М.: Вече, 2007. — 378 с. — (За веру и верность). — ISBN 978-5-9533-1988-1
• М. Веллер, А. Буровский Гражданская история безумной войны. М. — 2007 — ООО «Издательство АСТ» ISBN 978-5-17-45470-9 (ошибоч.), ООО «Издательство „АСТ Москва“» ISBN 978-5-9713-5930-2
• Слащов-Крымский Я. А. Белый Крым. 1920 г.: Мемуары и документы. — М.: Наука, 1990.— 272 с. ISBN 5-02-008545-6

Ссылки

• [krim1920.narod.ru/Slaschov/nagrada.html А. С. Кручинин К истории награды «За защиту Крыма»]

Отрывок, характеризующий Оборона Крыма (начало 1920)

– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.