Оборона Севастополя (картина Дейнеки)
| |
| Александр Александрович Дейнека | |
| Оборона Севастополя. 1942 | |
| Холст, масло. 200 × 400 см | |
| Государственный Русский музей, Санкт-Петербург | |
«Оборо́на Севасто́поля» (1942 год) — одна из наиболее знаменитых картин Александра Александровича Дейнеки. Созданная в Москве, в настоящее время находится в Русском музее в Санкт-Петербурге. Картина по праву является одной из самых сильных в творчестве художника и одной из самых драматических работ всего советского искусства военного времени. На картине запечатлён скорбный и величественный подвиг советских бойцов, отдавших свою жизнь при обороне Севастополя в 1942 году.
История создания
В феврале 1942 года Дейнека вместе со своим другом художником Г. Г. Нисским ездил в район боевых действий под Юхнов.[1] По возвращении он побывал в ТАССе, где ему показали напечатанный в одной из немецких газет снимок разрушенного Севастополя. Позднее художник вспоминал:[1]
Шла тяжёлая война. Была жестокая зима, начало наступления с переменным местным успехом, тяжёлыми боями, когда бойцы на снегу оставляли красные следы от ран и снег от взрывов становился чёрным. Но писать всё же решил… «Оборону Севастополя», потому что я этот город любил за весёлых людей, море и самолёты. И вот воочию представил, как всё взлетает на воздух, как женщины перестали смеяться, как даже дети почувствовали, что такое блокада.
Работу над картиной Дейнека начал в конце февраля 1942 года, а закончил к выставке «Великая Отечественная война», которая открылась осенью того же года. Сам он вспоминал впоследствии: «Моя картина и я в работе слились воедино. Этот период моей жизни выпал из моего сознания, он поглотился единым желанием написать картину».[1]
Художественное решение
Картина Дейнеки представляет собой не документальное воспроизведение боевого эпизода, а символическое изображение столкновения двух непримиримых сил на руинах горящего города: богатырские фигуры советских моряков в нарочито белоснежных робах против надвигающейся темно-серой, почти безликой массы захватчиков. Динамику и драматизм композиции определяет центральная фигура матроса в последнем отчаянном броске на геометрически точный ряд вражеских штыков.[1]
В военное время художник не смог найти мужскую натуру для центральной фигуры, и в конце концов пригласил позировать девушку-спортсменку подходящего телосложения, о чём впоследствии писал: «Тогда мне пришла в голову мысль прибегнуть к женской натуре. Одна из моих знакомых спортсменок с подходящими физическими данными согласилась позировать».[1]
Напишите отзыв о статье "Оборона Севастополя (картина Дейнеки)"
Примечания
Литература
- [www.nearyou.ru/100kartin/100karrt_98.html Дейнека А. «Оборона Севастополя»] // Иoнина Н. A. Сто великих картин. — М.: Вече, 2002. — 512 с. — 12 500 экз.
- [www.bibliotekar.ru/istoria-iskusstva-russia/14.htm Советское искусство 1941–1945 годов] // Ильина Т. В. История искусств: Отечественное искусство. Учебник. — 3-е изд., перераб. и доп.. — М.: Высшая школа, 2000. — 407 с. — ISBN 5-06-003705-3.
Отрывок, характеризующий Оборона Севастополя (картина Дейнеки)
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
