Оборонительная операция на Орловско-Курском направлении

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Оборонительная операция на Орловско - Курском направлении
Основной конфликт: Вторая мировая война
Великая Отечественная война
Курская битва
Дата

511 июля 1943 года

Место

Орловская область, Курская область

Причина

операция Цитадель

Итог

Срыв Красной армией летнего немецкого наступления на Орловско-Курском направлении.

Противники
СССР Германия
Командующие
Константин Рокоссовский

Николай Пухов
Иван Галанин
Прокофий Романенко
Сергей Руденко

Вальтер Модель

Йоахим Лемельзен
Йозеф Нарпе
Йоханнес Фриснер
Пауль Дайхман

Силы сторон
711575 человек


5282 орудий всех кал.
5637 минометов кал.82 и 120 мм
1694 танка и САУ
1034 самолета

ок. 370 тыс. человек


ок. 6 тыс. орудий и минометов
590 танков
424 САУ
св. ? тыс. самолетов

Потери
33 897 из них

15 336 безвозвратно [1]
? танков и САУ
? орудий и минометов
? боевых самолетов

20 720 [2]


? танков и САУ
? орудий и минометов
? боевых самолетов

 
Великая Отечественная война

Вторжение в СССР Карелия Заполярье Ленинград Ростов Москва Горький Севастополь Барвенково-Лозовая Демянск Ржев Харьков Воронеж-Ворошиловград Сталинград Кавказ Великие Луки Острогожск-Россошь Воронеж-Касторное Курск Смоленск Донбасс Днепр Правобережная Украина Крым Белоруссия Львов-Сандомир Яссы-Кишинёв Восточные Карпаты Прибалтика Курляндия Бухарест-Арад Болгария Белград Дебрецен Гумбиннен-Гольдап Будапешт Апатин-Капошвар Польша Западные Карпаты Восточная Пруссия Нижняя Силезия Восточная Померания Моравска-Острава Верхняя Силезия Балатон Вена Берлин Прага

 
Курская битва
Оборона: Курск (Северный фас: Орёл-Курск; Южный фас: Прохоровка)
Наступление: Орёл (Болхов-Орёл Кромы-Орёл) • Белгород-Харьков

Оборонительная операция на Орловско — Курском направлении (5 — 11 июля 1943 года) — оборонительная часть Сражения на северном фасе Курской дуги (5 — 18 июля 1943 года), являющегося частью Курской битвы. Являлось также составной частью Курской стратегической оборонительной операции (5 — 23 июля 1943 года), спланированной и осуществленной для срыва летнего наступления немецких войск в рамках операции Цитадель.





Содержание

Составы немецкой ударной и обороняющейся советской группировок

Ударная группировка войск В. Моделя

Части 9-я Армии (9 А), командующий Вальтер Модель:

  • ХХХХѴІ танковый корпус генерала пехоты Ханса Цорна (46 тк H. Zorn) 7, 31, 102, 258-я пехотные дивизии
  • ХХХХѴІІ танковый корпус генерала танковых войск Иоахима Лемельзена (47 тк J. Lemelsen) 2, 9, 20 танковые дивизии (тд), 6-я пехотная дивизия (пд)
  • ХХХХІ танковый корпус генерала танковых войск Йо́зефа Харпе (41 тк J. Harpe) 18-я танковая дивизия (тд), 86-я и 292-я пехотные дивизии (пд)
  • XXIII армейский корпус генерал-лейтенанта Йоха́ннеса Фриснера (23 ак J. Freissner) 78 штурмовая, 216, 383 пехотные дивизии (пд)

Резервы и авиация

  • Армейский резерв 4, 12 танковые дивизии (тд), 10-я танковая гренадёрская (моторизованная) дивизия (мд)
  • Резерв группы армий (ГА) «Центр» 5, 8 танковые дивизии (тд), 20-я и 36-я танковые гренадёрские (моторизованные) дивизии (мд)
  • Авиация: 1-я авиадивизия (ад) генерала Пауля Дайхмана (Deichmann Paul) из состава 6-го воздушного флота Роберта фон Грайма (Greim Robert).

Правый фланг ЦФ Рокоссовского К. К.

Состав 16ВА:

  • 3 бак (241, 301 бад)
  • 6 сак (221 бад, 282 иад)
  • 6 иак (273, 279 иад)
  • 2 гв., 299 шад, 1 гв., 283, 286 иад, 271 ибад, 16 рап, 6 санап, 14 каэ.
  • Зенитная артиллерия 1610, 1611, 1612 зенап.

Оперативное построение

Центральный фронт (48, 13, 70, 65, 60А, 2ТА, 9, 19 тк, 16 ВА) занимал полосу обороны: разгранлиния справа Стишь—Змиевка—Верховье, разгранлиния слева Гапоново—Солдатское—Верх. Реутец.

Оперативное построение войск фронта — в два эшелона: в первом эшелоне — 5 общевойсковых армий (48, 13, 70, 65, 60А); во втором эшелоне — 2ТА; в резерве — 9 и 19 тк.

Оперативное построение армий — в два эшелона, на главной и второй полосах обороны фронта. 2ТА (3, 16 тк, 11 гв.тбр) — развернута за боевыми порядками соединений 13А и правого фланга 70А, за первым и вторым фронтовыми оборонительными рубежами на направлении главного удара ;

  • 19 тк — развернут за боевыми порядками соединений 70А;
  • 9 тк — в районе сосредоточения южнее Курска.

Правое крыло Центрального фронта

  • 70А (сд-8) оборонялась в полосе Архангельское — 14 км сев.-вост. нп Черневка, соединения правого фланга — на направлении главного удара 9А;
  • 13А (сд-12) оборонялась в полосе Верх. Гнилуша — иск. Гнилец на направлении главного удара 9А;
  • 48А (сд-7) оборонялась в полосе Туровец — иск. Верх. Гнилуша; ей противостояли пд — 2 противника;[3]

На направлении главного удара (в полосе 40 км) было сосредоточено около 220 тыс. человек, орудий и миномётов — более 3500, танков и САУ — 1120.[4]

Из разведсводки (№ 4374а/43 от 6.7.43 г.) штаба группы армий (ГА) «Центр»[3]:

  • Перед 46 тк: 280 сд (1035 сп) северо-вост. нп Муравль; 132 сд (425 сп, 498 сп, 605 сп); 1-я гв. артдивизия (ап: 169, 201, 203, 205); 12-я зенитная дивизия (977 зп).
  • Перед 47 тк: 15 сд (321 сп).
  • Перед 41 тк: 15 сд (676 сп) в районе Озерки.
  • Перед 23 ак: 81 сд (410 сп), 74 сд со всеми своими полками, 11-я минометная бригада (232 мп), 16-я литовская стрелковая дивизия, 3-я гв. воздушно-десантная дивизия.

Ударная группировка 9А

Ударная группировка 9А была развернута в полосе шириной 40 км для перехода в наступление с рубежа 15 км сев.-зап. г. Малоархангельск—Тросна. В её состав входили:

  • пехотные дивизии — 8, танковые — 6, моторизованные — 1.

Численность группировки составляла: личный состав — 270 тыс. человек, танки и штурмовые орудия — до 1200, орудия и минометы — около 3500. Оперативное построение — в два эшелона; в первом эшелоне:

  • пехотных дивизий — 7, танковых — 2;

во втором эшелоне:

  • танковых — 4, моторизованных — 1, пехотных — 1.[3]

В труде «Курская битва»[4] приводятся (фронт 40 км) похожие цифры и оговаривается: «данные по противнику расчётные». На направлении главного (по фронту 40 км) удара в 15 дивизиях противник имел:

  • 172 тыс. человек, 2395 орудий и миномётов, и 960 танков и САУ.
  • Кроме того в тыловых частях и учреждениях, а также в артиллерийском, противотанковом и танковом резервах находилось до 98 тыс. человек, орудий и миномётов — 1105, танков и САУ — 240.[4]

Захват языка и контрартиллерийская подготовка

В ночь на 5 июля разведчики 15 сд захватили сапёра Бруно Формеля, на допросе показавшего, что немецкие войска после артподготовки в 2 часа по европейскому времени перейдут в наступление в общем направлении на Курск. Одновременно начнётся наступление на курском направлении из района Белгорода. Также был захвачен в плен сапёр в полосе 48 А.

Требовалось принять решение на уровне командующего фронтом и даже Ставки Верховного Главнокомандования (ВГК). К. К. Рокоссовский так описывал этот исторический момент[5]:

«До этого срока [сообщенного Формелем, то есть три часа ночи по московскому времени] оставалось чуть более часа. …Времени на запрос Ставки не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжелым последствиям. Присутствовавший при этом представитель Ставки Г. К. Жуков …доверил решение этого вопроса мне.»

Вопрос о начале запланированной контрартподготовки в штабе ЦФ решался коллегиально, о чём свидетельствует Казаков В. И.[6]:

Павел Трояновский, корреспондент «Красной звезды», который находился тогда в нашем штабе, потом правдиво рассказал о том, что происходило у нас.

«Связываться со Ставкой было уже поздно. И командующий фронтом генерал Рокоссовский принимает решение: обрушить на врага всю мощь запланированных для этой цели огневых средств. Вот что сказали Рокоссовскому другие начальствующие лица штаба фронта. Генерал Телегин: — Решение единственно правильное и единственно возможное. Обеими руками, всем сердцем за него. Генерал Малинин: — Другого решения не может быть. Я за, за и за. Генерал Галаджев: — Партийная совесть человека на стороне вашего решения. Отвечать за него будем все вместе. Генерал Казаков: — Наши мысли не первый раз идут в одном направлении. Разрешите считать ваше решение приказом».

Жуков проявил такт и уважение к своему боевому товарищу, фактически разрешив произвести упреждающий удар по заранее разведанным и изготовившимся первыми открыть огонь батареям противника. Начальник штаба артиллерии ЦФ Надысев Г. С. так описывает этот исторический момент[7]:

Пока у командующего войсками фронта шло обсуждение полученных сведений, штаб артиллерии уже отдал все нужные предварительные распоряжения командующим артиллерией армий и командиру 4-го артиллерийского корпуса прорыва. Артиллерия была приведена в полную готовность для ведения огня по целям артиллерийской контрподготовки. Ждали решения комфронтом. Буквально за 20-25 минут до предполагаемого нами начала вражеской артподготовки это решение сообщил в штаб ген. Казаков. По моему приказанию офицеры штаба артиллерии по всем каналам связи передали командующему артиллерией 13А и командиру 4-го арт. корпуса прорыва команду об открытии огня.

Тщательно готовившаяся операция Цитадель началась … залпами артиллерии Рокоссовского[5]:

« В 2 часа 20 минут 5 июля гром орудий разорвал предрассветную тишину,… на обширном участке фронта южнее Орла. Наша артиллерия открыла огонь в полосе 13-й и частично 48-й армий, где ожидался главный удар, как оказалось, всего за десять минут до начала артподготовки, намеченной противником.»

Результаты контрартподготовки

По воспоминаниям Казакова В. И.[6]:

Контрподготовка длилась 30 минут, и за это время наша артиллерия выпустила на головы врага около 50 тысяч снарядов и мин. Затем ночная степь притихла, и только изредка тишину июльской ночи разрывала… пулеметная очередь. В войсках и штабах ждали, когда же противник начнет свою артиллерийскую подготовку? Время тянулось медленно, нервное напряжение росло. Но ждать пришлось не так уж долго.

В 4:30 противник начал арт. и авиационную подготовку. Ему понадобилось полтора часа, чтобы привести себя в порядок. Огонь его артиллерии начался неорганизованно и был мало эффективен. Мы не замедлили воспользоваться этим. Уже в 4:35 наша артиллерия провела вторую контрподготовку. Она совсем ошеломила врага. Всего было подавлено 90 арт. и минометных батарей, 60 наблюдательных пунктов противника, взорвано 10 больших складов с боеприпасами и горючим. Особенно велики были потери в личном составе вражеских войск. Как показали впоследствии пленные, только одна рота 195-го пехотного полка потеряла убитыми 80 человек. 167-й пехотный полк потерял до 600 солдат и офицеров. 216-й штурмовой истребительно-противотанковый дивизион потерял 12 орудий.

Очень любопытны показания ком. роты 9 тд:
«Эти 30 минут были настоящим кошмаром. Мы не понимали, что случилось. Обезумевшие от страха офицеры спрашивали друг друга: «Кто же собирается наступать — мы или русские?» Рота потеряла 20 человек убитыми и 38 ранеными... Убит командир нашего батальона... Шесть танков вышли из строя, не сделав ни одного выстрела».

Жители освобожденных нами впоследствии сел, а также пленные рассказали, что после нашей контрподготовки по дороге в тыл двинулось множество транспортов с ранеными и убитыми. Взятый в плен ефрейтор одного из артполков пехотной дивизии Ганс Гейне показал[7] :

«От огня русских на рассвете 5 июля 1-й и 3-й дивизионы потеряли шесть 105- и 150-мм орудий и до 150 солдат и офицеров убитыми.» Проведенная нами артиллерийская контрподготовка дала возможность сохранить управление войсками во всех звеньях, сохранить целостность обороны. Авиация противника вместо нанесения ударов по командным пунктам и коммуникациям фронта была вынуждена по возможности решать задачи своей артиллерии, понесшей большие потери.

К пяти часам немцы все же сумели организовать арт. и авиационную подготовку и перейти в наступление.

Ход сражения

5 июля. Начало боёв.

Направление главного удара — Ольховатское

Разведотдел штаба ГА «Центр» сообщал в сводке (№ 4372а/43 от 5 июля), что: «…Разгран-линия между 70-й и 13-й армиями: дорога Верх. Тагино на юг — восточнее Подолян. 15 сд с 47 сп в окрестностях Ясная Поляна — Нов. Хутор — на позиции, 5-я артдивизия с 768 сп (3 дивизиона по 3 батареи, в каждой по 4 орудия 76,2-мм) на позиции в окрестностях Подолян перед 46 тк. Подтверждаются военнопленными: 193 сд (863 сп), 194 сд (712 сп), 1-я гв. артдивизия с 169, 200, 203, 205 гв. артполками (во всех полках орудия 122-мм и более) перед 46 тк. 132 сд (605 сп сев.-вост. нп Гнилец в резерве, 712 сп вост. нп Бодарин — на передовой, от 498 сп только штрафбат. у Подолян)…13-я армия получила приказ удержать позиции несмотря ни на что'[3]

На 15 сд обрушился 47 тк, а на 81 сд — 41 тк. и зацепил 23АК. 46 тк атаковал правый фланг 70 А.

Ожесточенные бои развернулись на ольховатском направлении, на участке 81-й и 15-й стрелковых дивизии 13-й армии. Здесь противник наносил главный удар силами трех пехотных и двух танковых дивизий. Атака поддерживалась большим числом самолетов.

— Рокоссовский К. К. Солдатский долг. — М.: Воениздат, 1988.

Уточняя данные немецкой разведсводки, отметим, что перед 47 тк стоял 47 сп(подп-к Карташов) и левый фланг 676 сп (подп-к Оноприенко), по его остальной части била уже 292 пд 41 тк. Между 47 сп (15 сд, 13А) и соседним 712 сп (132 сд, 70А), то есть по стыку армий прорывалась 20 тд. Соседней с ней 6 пд, шедшей в первом эшелоне против 15 сд, В. Модель придал 505 бат. «Тигров» майора Сованта (есть версия написания фамилии как Сован). Из воспоминаний комдива 15-й Сивашской сд Джанджгава В. Н.[8]:

«Только на узком участке фронта обороны Сивашской и соседней 81 сд, где противник намечал прорвать оборону, было сосредоточено до четырёх пехотных и трех танковых соединений, имевших на вооружении до 500 танков! И все это при поддержке большого числа артиллерии и самолетов. Когда закончилась артиллерийская дуэль, в 5:30 утра противник перешел в атаку. Силами двух пех. полков при поддержке… танков и бомбардировщиков он попытался с ходу пробить брешь на участке обороны 47 сп, перед позициями которого не имелось каких-либо естественных препятствий. Одновременно подвергся атаке и 676 сп.»

После успешно отражённого первого натиска в 6:30 последовала атака ещё большими силами, остриё которой пришлось на 3 бат. капитана Н. Д. Жукова; в 676 сп (подп-к Оноприенко) контратакой 1 и 3 бат-в немцы выбиты из захваченных траншей.

Но главный удар был нанесён в 8:30, бомбардировщики подвергли прицельному удару минные поля, а также овраги, в которых располагалась полковая артиллерия и минометы. Отбомбившись, самолеты едва успевали лечь на обратный курс, как их сменяла новая армада. Часть полковой артиллерии оказалась разбитой, но бой продолжался[8] :

Стрелковые подразделения стояли насмерть. Саперы и гранатометчики под огнём подбирались на близкое расстояние к танкам, подкладывали под них мины, поражали их противотанковыми гранатами. Смертью героев погибали сами, но не давали врагу пробиться вперед. В упор вели огонь по танкам сорокапятки. Когда танкам удавалось проходить через траншеи, наши стрелки, автоматчики, пулеметчики отсекали от них пехоту и истребляли её. То тут, то там завязывались рукопашные схватки. Прорвавшиеся вперед танки подбивали полковые и дивизионное артиллеристы...

Только к 9.30, после четырёх атак, одна боевая группа 20-й тд (до 60 танков и САУ) прорвала оборону русских на левом фланге 15-й стрелковой дивизии, а другая (около 40 танков и САУ) захватила опорный пункт в поселке Ясная Поляна. Немецкие танки ворвались в расположение 47 сп, а когда вслед за танками подтянулась мотопехота 59-го панцергренадерского полка полковника Рудольфа Демме (Rudolf Demme), наступавшим удалось выйти на вторую линию траншей главной полосы обороны[9].

Труднее всего досталось 47 сп, на его участке умолкло более половины огневых точек и противотанковых средств. Танки противника ворвались в расположение 2 бат. полка и стали утюжить его траншеи. Когда вслед за танками появилась пехота, комбат кап. Н. А. Ракитский поднял батальон на ближний огневой и штыковой бой. И все же противник вышел на второй рубеж обороны полка. Контратака 1 бат. успеха не принесла, комдив констатирует[8] :

«Случилось то, чего я больше всего опасался. Левый фланг дивизии с каждой минутой все больше обнажался. Локтевая связь с соседом нарушилась. В стык между дивизиями прорвалась пехота противника на бронетранспортерах и часть танков.»

Комбат-3 капитан Н. Д. Жуков не знал, что слева его уже обходят, вскоре батальон оказался в окружении. Прервалась и связь с комполка, тогда комбат решил — прорвать кольцо окружения в напр. Подолянь. Батальон вновь соединился с основными силами полка.

Тем не менее к 11 часам 6 пд удалось овладеть опорными пунктами и в Озерках (18-й гренадерский полк подп-ка Стефана Хоке), и в Новом Хуторе (58-й гренад. полк п-ка Гейнца Фурбаха (Heinz Furbach), а «Тигры» продолжили наступление вместе с пехотой на опорный пункт противника в пос. Бутырки (дорогу через минные поля «Тиграм» проложили телеуправляемые машины «Голиаф»).

Однако на участке 292 пд командир 654-го танкоистребительного бат. майор Карл Ноак (Karl Noak), встретив упорное сопротивление противника, решил обойти минные поля и повернул две роты установок «Фердинанд» в западном направлении. Это соответствовало задаче командования прикрыть с фланга наступление 47 тк. Сопровождаемые пехотой, боевые машины прорвались на 3 км вдоль линии обороны и вышли к с. Александровка в километре восточнее пос. Бутырки, на соединение с 6-й пд 47 тк. В Александровке находился сильный опорный пункт, занимаемый частями 15 сд, поэтому здесь завязались тяжелые бои[9]. С востока к Бутыркам около 14 часов подошли «Фердинанды» бат. майора Ноака и части 292 пд. В результате в р-не Архангельское, Бутырки остался в окружении весь 676-й сп 15 сд. Полк со средствами усиления занял круговую оборону на площади около четырёх кв. км. и продолжал бой[9].

На КП дивизии прибыл зам. командарма ген.-майор М. И. Глухов, сообщивший о помощи — идут на два дивизиона «катюш», танковый и танко-самоходный полки, с воздуха поддержит 16 ВА[8] . В р-не Саборовки отражали атаки противника танкисты 237 отдельного тп (ком. подп-к Ивлиев И. Д., 32 танка Т-34 и семь Т-70) и 1441-го самоходно-артиллерийского полка (14 установок СУ-122). Рассказывает бывший зам. командира полка В. Д. Михеев, один из прославленной семьи танкистов Михеевых[10]:

Наш 237 отп располагался в двух км от Ольховатки. По первоначальному плану мы должны были наносить контратаки… Когда же фашистам удалось прорвать первую нашу линию траншей, полку приказали занять оборону и встретить танки… Тогда и вступили в единоборство с «тиграми» наши Т-34.

Немцев встретили огнём из засад у с. Бобрик. Маневрируя танками — на их бортах была надпись «Иркутский комсомолец», ком. рот Плиев и Кузнец совместно с самоходчиками остановили немцев, уничтожив 11 танков и 3 САУ. Не отставали от танкистов и воины 1441 сап. Убедившись, что стрельба на большую дальность малоэффективна, ком. полка майор А. Горбатенко приказал вести огонь только на дальность прямого выстрела. При попадании снаряда 122-мм броня «тигров» не выдерживала мощного удара, и танки тут же выходили из строя.[10]

Поныровское напр. Бои в полосе 81 сд

Н. Ф. Шитиков (18, стр. 5) …Посреди оборонительной полосы дивизии оказалась железная дорога, пролегающая между Курском и Орлом. Боевое охранение заняло окопы в двух (точнее, в 2,5) км севернее ст. Малоархангельск. Вправо от железнодорожного полотна на 5—6 км до х-ра Согласный расположился 410 сп. Он смыкался с левым флангом обороны 148 сд. Влево, примерно на такое же расстояние протянулись позиции 467 сп. За х-ром Вес. Бережок они стыковались с правым флангом соседней 15-й Сивашской дивизии. Во втором эшелоне встал 519-й полк… Характерные действия (удар по стыкам) немецких войск с вводом в прорыв по расходящимся направлениям («веером») танковых частей приводятся в исследовании Давыдкова В. И.[11]:

«Во многих литисточниках говорится о том, что в девятом часу немецкие войска захватили передовую траншею советских войск. Очевидно ещё раньше немцы прорвали оборону на стыке 676 сп 15-й СД и 467 сп 81-й СД, вводя затем „веером“ в прорыв танковые колонны с пехотой.»

В первом эшелоне на левом фланге 81 сд располагался 467 сп (3-2-1), ком-р п-к А. Д. Рыбченко на лечении, его замещал м-р Н. С. Филатов с фронтом обороны: левый фланг у х-ра Вес. Бережок, правый фланг выс. 257.5. Далее (на правом фланге дивизии) занимал участок обороны 410 сп (2-1-3), (ком.-р п-к П. Я. Сидоров) с фронтом обороны: левый фланг МЖД, правый фланг (иск.) выс. 254 и у х-ра Согласный. 467 сп во второй половине дня с боями вышел из окружения на участок обороны 519 сп — второго эшелона 81-й сд.

Противник наносил мощные фронтальные удары по 81 сд и правее МЖД: по вые 257.3 (в центр 410-го СП) и на стыке 81-й и 148-й стр. дивизий (у х-ра Согласный и по выс. 254). Кроме того, на стыке 81-й и 148 сд у х-ра Согласный немцы прорывались к г. Малоархангельску. Отсюда можно выделить четыре направления в полосе 81 сд, по которым немцы стремились пробиться к ст. Поныри:

  • На левом фланге 81-й СД — через прорыв у х-ра Вес. Бережок, на стыке с 15-й СД.
  • На правом фланге 81-й СД — через выс. 254.6 (254), на стыке со 148-й СД.
  • Левее МЖД, (западнее) через выс. 257.5, на стыке 410-го и 467-го стр. полков. Здесь отмечены действия 653 бат(дивизиона, sPzJgAbt 653) «Фердинандов», как минимум 4 машины там были оставлены.
  • Правее МЖД, (восточнее) через выс. 257.3, в центре 410 сп. Здесь атаковал 654 бат.(дивизион, sPzJgAbt 654) «Фердинандов», оставив впоследствии более двух десятков своих машин.

На позиции 476 сп пришлась атака подразделений 292 пд, поддержанная «Фердинандами» 653 бат-на; рассказывает Пауль Карель[12] :

« …Штурмовые орудия и полдюжины „Фердинандов“ 653-го дивизиона майора Штайнера действовали на участке фронта 292 пд. Здесь немцы сразу же смогли продвинуться на 5 км в глубь советской обороны, к Александровке. „Огневые позиции русских были раздавлены. Штурмовые отряды соединились с боевыми порядками 6 пд, захватившей Бутырки“.»

К исходу дня 5 июля все подразделения 81 сд оказались во втором эшелоне обороны 519 сп.

Малоархангельское напр. Бои в полосе 15 ск 13-й армии

По воспоминаниям Людникова И. И., командира 15 ск, державшего правый фланг 13А на Малоархангепьском направлении:[13] «Задолго до рассвета командарм Пухов сообщил, что, по данным разведки, гитлеровцы с утра перейдут в наступление. Комфронтом Рокоссовский решил провести контрподготовку в полосе 13А. В 2 ч. 20 мин. ночи прозвучит команда „Буря“, артиллерия корпуса откроет огонь и израсходует в течение 30 минут половину боекомплекта. Я взглянул на часы. Было 2 ч. ночи.

— Все по местам!

Что это значит? Чем объяснить пассивность противника? Звоню командарму, он сразу снимает трубку: — Понимаю вас, Иван Ильич. Думать надо и за противника. Однако не сомневайтесь — он будет наступать... Готовьтесь его встретить.

В 5 ч. 30 мин. две пех. дивизии немцев, прикрываясь огнём и броней 150 танков и САУ, перешли в атаку на передний край обороны 15 ск. Позади нашего переднего края — дер. Бузулук, Семеновка, пос. Согласный, дорога к местечку Тросна. К ним и устремились „тигры“ и „фердинанды“. За танками двинулась пехота.»[13]

По воспоминаниям командира третьей воздушно-десантной дивизии (3-я ГВДД) ген.-майора Конева И. Н.[14] :

«… несмотря на исключительную стойкость и упорство… наших дивизий в обороне, повторными атаками пехоты, большого количества танков, артиллерийского огнём и ударами авиации к 14 ч. немецко-фашистским войскам удалось прорвать оборону нашей первой полосы на 6-7 км в глубину в восточном направлении. К 14.30 5-го июля наблюдавшим за полем боя со своего НП в одном км севернее д. 2-я Подгородняя,… К. К. Рокоссовскому и командующему 13А ген.-лейтенанту Н. П. Пухову стало совершенно ясно, что первая основная полоса обороны в ближайшие часы будет потеряна и требовалось принять срочные меры, чтобы не дать возможности немецко-фашистской группировке на плечах отходящих наших частей безнаказанно ворваться во вторую нашу подготовленную полосу обороны. А потом выйти на маневренный простор.»

Рокоссовский дал разрешение командарму Пухову срочно ввести его второй эшелон — 18 гв. воздушно-десантный корпус, которым командовал ген.-майор И. М. Афонин. 3-я гв.вдд вводилась головной. К 15 часам со своего НП, который был в 200—300 метрах от НП командарма, я был вызван к нему, и от Рокоссовского, который находился тут же, получил приказ немедленно поднимать дивизию на марш и, не позднее 18 часов, передовым полкам занять первую траншею второй подготовленной обороны. Первая траншея второй полосы проходила примерно в одном км от разрушенного к этому времени нп. Протасово. Из района Губкино двигался 8-й гв. воздушно-десантный полк под ком. подполковника И. И. Кокушкина. Десантники шли со средней скоростью 7-8 км в час, открытые места пересекали бегом. К 16.40 полк был на месте, десантники зашли в траншею, каждый стал готовить для себя огневой рубеж. Одновременно с 8-м гв. вдп. из р-на Луковец выступил 2-й гв. воздушно-десантный полк под ком. майора И. К. Хибарова. К 17.00 он развернулся и занял первую траншею и полосу обороны. Товарищ Хибаров руководил боем под нп. Бузулук. Фронт обороны дивизии по переднему краю достиг 7 км. 10-й гв. вдп под ком. майора И. С. Симкина выступил из р-на Мисайлово и к 17.20 занял оборону в одном км зап. 2-й Подгородней , которая стала вторым эшелоном обороны дивизии.[14]

Первой задачей для 2-го и 8-го полков с момента занятия обороны стало оказать помощь отходящим под давлением пехоты и танков противника подразделениям 74 и 148 сд, помочь им оторваться от преследования и отойти на вторую полосу нашей обороны. Со стороны оборонявшихся 2-го и 8-го гвардейских воздушно-десантных полков был быстро открыт меткий огонь полковых и батальонных минометов по рубежу на уровне окраины с. Протасово. Части преследования, попав под этот огонь, были отсечены и, неся потери, залегли. Преследуемые отошли на передний край десантников и дальше по ходам сообщения ушли на сборный пункт за вост. окраину Малоархангельска.

Около 19.20 до двух полков пехоты и до 40 танков начали атаковать наш передний край обороны. Танки пытались вести за собой пехоту, но когда она подошла на 200—250 метров к переднему краю, по ним открыли огонь противотанковые 57 и 76 мм из р-на второй траншеи и противотанковые ружья из р-на первой траншеи. Танки замедлили ход и начали вести пушечно-пулеметный огонь по предполагаемым нашим огневым точкам. Когда огнём артиллеристов и противотанковых ружей было подбито три и подожжено два танка, то вперед двигаться не стали, а ведя огонь, маневрировали. По сопровождающей танки пехоте был открыт сильный минометный и пулеметный огонь. Потеряв дополнительно три машины, танки стали отходить в исходное положение. С наступлением сумерек ушла и пехота. Такой боевой эпизод гвардейцев-десантников произошел к исходу 5-го июля.[14]

ХХХХѴІ тк против 70 армии

На фронте 70 армии главный удар немцы наносили в направлении Верхнее Тагино, Подолянь, Самодуровка, Молотычи с выходом на шоссе Орел—Курск. Вспомогательный на Рудово—Муравль, чтобы вскрыть шоссе на участке Троена—Фатеж. Правый фланг немцев прикрывала 19-я мотобригада (группа п-ка Мантойфеля в составе 9, 10 и 11 егерских батальонов), которая должна была удерживать рубеж до отхода наших войск, после чего начать преследование. Аналогичная группа была и на левом фланге под командованием Герне. Однако в первый день наступления противник был вынужден израсходовать эту группу, бросив её в р-н южнее Подоляни. Такая же участь через несколько дней постигла и группу Мантойфеля… На главном направлении противник сосредоточил семь артполков дальнобойной артиллерии из РГК. В 4—00 5 июля немецкая авиация группами по 25—100 самолетов начала пролетать с запада на восток в направлении 13А.

В 7—30 противник открыл мощный артминогонь по обороне 28 ск. На боевые порядки корпуса обрушилась авиация… В 7—40 в соответствии с приказом командующего армией артиллерия 28-го ск и 1-я гв. артдивизия открыли огонь по плану контрартиллерийской подготовки. Расход боеприпасов был в 0,25 боекомплекта, подавление батарей производилось 20 минут. Затем перенесли огонь по атакующим танкам и пехоте. В 8—15 под прикрытием артогня и бомбардировки немцы силой до шести пех. полков при поддержке 120 танков и САУ начали наступление. Основной удар наносился в стык 13А и 70А на Подолянь-Бобрик.

На участке 712-го сп наступали части 31 пд и 20 тд при поддержке 15 танков. Полк отразил первые атаки. К 10—20 противник ввел два свежих мотополка 20-й тд в стык между 132 сд и соседней 15-й сд. Полк 15-й сд 13А начал отходить и открыл фланг 712-го сп.[15]

«На левом крыле 46 тк ген. Зорна через поля ржи и густого клевера наступали 7-я и 31-я пехотные, 20 тд. Баварцы из 7 пд скоро были остановлены интенсивным огнём обороняющихся. Во ржи, где надеялись укрыться солдаты, они подрывались на минах. У 31 пд дела тоже шли отнюдь не гладко: выдвинувшийся вперед инженерно-саперный батальон под прикрытием огня „Тигров“ с лобовой 102-мм броней, дававших залп за залпом из своих мощных длинноствольных 88-мм пушек, расчищал широкие проходы в минных полях.»

— П. Карель «Выжженная земля», книга 2, М.: Изографус, ЭКСМО, 2003.

К 12—00 противник овладел Красной Зарей и Красным Уголком. Развивая наступление и дополнительно введя мотопехоту, противник к 13—00 снова потеснил соседнюю 15-ю сд. Вследствие отхода подразделений 15 сд противник начал нависать на правом фланге 28 ск. К этому времени 712 сп 132 сд, понеся большие потери, отошел в р-н Гнильца.[15]

Западнее в полосе 280 сд наступали до четырёх пех. полков и до 50 танков из 258 пд в напр. Пробуждения, Турейки, Болотного и до одного пп 7 пд в напр. Рудово. Обер-ефрейтор 3 бат. 478-го гренадерского полка 258 пд Карл Руденберг, кавалер Рыцарского креста, первым достиг со своим пулеметом советских позиций.. После рукопашной схватки взвод Руденберга овладел укреплениями первой оборонительной линии. Об ожесточённости боёв свидетельствует унтер-офицер медслужбы Пингель[12]:

«Повсюду — убитые и раненые. Траншеи были глубокими. На третьем повороте он отпрянул. У стены траншеи скрючился Карл Руденберг… У его ног лежал русский, руки, грудь и голова которого были разорваны в клочья. Весь правый бок Карла — открытая рана… Вдруг Карл показал головой на русского… и произнес: „Он прыгнул с гранатой прямо на меня“. В голосе Карла звучало восхищение… Через 10 минут обер-ефрейтор Руденберг скончался.»

Итоги боёв 5 июля

Трояновский П. И. приводит показания немцев, попавших в плен 5 июля[16]:

«… Отвечает обер-лейтенант, пилот с разведывательного самолета.

— Днем пятого июля командование послало меня сфотографировать отступающие русские колонны. Приказали установить, по каким дорогам они двигаются. Первый вылет — в десять часов. Но на дорогах мы не обнаружили никакого отхода ваших войск. В пятнадцать часов — снова вылет на разведку. Но и на этот раз мы не доставили фактов, что русские отступают. Ну а в третий вылет… Во время него меня сбили…

Обер-ефрейтор из 86-й немецкой пехотной дивизии (пд) рассказал:

 — Наш полк в наступлении поддерживало двадцать танков. Двенадцать средних и восемь тяжелых. Успеха мы не добились. Рота за каких-нибудь полтора часа боя потеряла всех командиров, до девяноста процентов личного состава. Из второго взвода, например, уцелел лишь [122] я один… Я на восточном фронте с сорок первого года, но таких страшных боев ещё не видел…»

Из оперсводки (№ 187) Генштаба Кр. Армии[3]:

13-я армия в течение 5.7 вела упорные оборонительные бои с противником, силою свыше 4 пд и до 3 тд. Противнику удалось вклиниться на глубину 2—7 км и к 19.00 выйти на рубеж Тросна—Семеновка—1-е Поныри—Ржавец—Саборовка. Частями армии сожжено и подбито 110 танков.

48-я армия. На левом фланге армии части 16-й литовской сд отражали атаки пехоты и танков. Противнику удалось вклиниться в передний край у нп Панская. Контратакой был отброшен в исходное положение. Частями армии уничтожено до 4 рот пехоты, сожжено и подбито 10 танков…

70-я армия. Части 28 ск с 9.20 5.7 вели упорные оборонительные бои с противником силою до 2 пд со 100 танками, перешедшим в наступление на участке Верх. Тагино — шоссе Орел—Курск. К исходу дня бой шел на рубеже зап.окр. нп Бобрик — (иск.) Подолянь — (иск.) Красн. Заря — (иск.) Пробуждение — (иск.) Мишкин — Обыденки — Измайлово. Частями корпуса за день боя уничтожено до 3000 солдат и офицеров, подбито и сожжено до 30 танков противника.

Итоги дня (70 армия). Противник прорвал передний край на фронте 10 км и вклинился в стыке армий на глубину 7 км, а в полосе 280 сд — местами до 2 км. За день боев противник потерял до 3500 солдат и офицеров. Подбито и сожжено 30 танков, сбито 9 самолетов. Потери 70 А: убито 383 человека, ранено 888 человек, уничтожено 20 орудий.[15]

Действия авиации. В 24 воздушных боях нашей авиацией сбито 45 самолетов противника. Авиация противника в течение дня 5.7 группами от 20 до 50 самолетов бомбила боевые порядки наших войск. Всего отмечено 2220 самолето-вылетов. Положение остальных армий фронта оставалось без изменений.

По информации С. Ньютона, общие потери 9А 5 июля составили 7223 солдата и офицера. По советским данным, общие потери 9-й армии за 5 июля составили свыше 15 тысяч солдат и офицеров, более 100 танков и САУ и 106 самолетов.[9]

В первый день … определилось направление главного удара противника. Основные усилия он направлял не вдоль железной дороги, как это предусматривалось вторым вариантом,… а несколько западнее, на Ольховатку. Решено было как можно скорее нанести короткий, но сильный контрудар,… использовав для этого 17-й гвардейский стрелковый и 16-й танковый корпуса.

— Рокоссовский К. К. Солдатский долг. — М.: Воениздат, 1988.

6 июля. Контрудар: отбросить противника, выручить окружённых

Уже в первой половине 5 июля командующий ЦФ отдаёт приказ по ВЧ: «6 июля с рассветом приступить к действиям по варианту № 2». Однако к концу дня выяснилось, что противник главный удар наносит на Ольховатку, западнее железной дороги (то есть вариант 2). В 22 часа были направлены коррективы плана. В ночь на 6 июля 16 тк занял позиции в р-не 2-е Поныри, Кутырки. Главные силы 17 ск вышли на рубеж Снова, Кашара только к 20.30 5 июля.[17] Наступление поддерживали 4 арткорпус, 1541 ТСАП (12 СУ-152 и 1 КВ-1С)и 1441 САП (14 СУ-122). 19 тк не успел выйти даже к полудню 6 июля и в контрударе совестно с 17 ск не участвовал.

Запланированный контрудар

Контрудар начался 6 июля в 3 ч. 50 мин. 10-мин. огневым налетом, затем совместная атака 16 тк (2-я ТА) и 17 ск. Танковые бригады наступали двумя эшелонами: в первом эшелоне 107 тбр (ком-р полк-к Н. М. Теляков) при поддержке двух бат. 6 гв. сд; 164-я бригада (ком-р подп-к Н. В. Копылов) в эшелоне уступом влево вместе с двумя бат. 75-й гв.сд. Давыдков В. И. уточняет[11]:

«…Около 23-х часов 5 июля 3-й батальон гв. капитана П. И. Гаврилина из 212-го гв. полка (комполка Борисов), 1-й бат. гв. капитана Анисимова из 231 гв. сп. (комполка Маковецкий) и два батальона из 6-й гв. СД получили приказ к 4 часам утра 6 июля быть готовыми к наступлению… Анализ показывает, что из 6-й гв. СД привлекались два батальона 4-го гв. СП»

По мере продвижения вперед пехоты и танков русских артиллерия и САУ немцев открыли огонь по боевым порядкам наступающих. Особенно сильный огонь они сосредоточили по танкам 107-й бригады. Взаимодействовавшие с танковыми бригадами части 75-й гв.сд и 6-й гв.сд все чаще стали залегать и отставать от танков. Поэтому отдельные танковые подразделения вынуждены были возвращаться к своей пехоте.

Через два часа боя, в шестом часу, наступающие танковые части 16 тк совместно с частями 17 гв.ск вынудили противника к отходу и вышли на рубеж 1-е Поныри, Дружовец, Бобрик, продвинувшись на 2 км. К наступающим присоединились подразделения 15-й и 81-й дивизий, которые вторые сутки сражались в окружении. В это время действовавшие справа 148 сд и 74 сд завязали бои за Тросну, южную окраину Согласного и Семеновку. К фронту подошли пикирующие бомбардировщики 16 ВА, начавшие наносить удары по танкам и пехоте гитлеровцев. Вскоре появились немецкие истребители, развернулись воздушные бои.

Продолжая наступать в направлении Бутырки (Александровка), 107 тбр попала под внезапный огонь 16 немецких танков «Тигр» и до 70 средних и легких танков. В короткий срок бригада потеряла 29 — Т-34 и 17 — Т-70, оставшимися 4-мя танками отошли к своей пехоте. По советским оценкам, в бою 6 июля бригада полковника Телякова уничтожила до 30 танков противника, в том числе 4 танка типа «Тигр». Часом позже перешла в атаку 164-я бригада в направлении Подсоборовка — Степь (Степная). Бригада встретила против себя установки «Фердинанд», штурмовые орудия, части немецкой 9 тд (до 150 танков) и потеряла в этом бою 17 — Т-34 и 6 — Т-70. Безвозвратные потери немецких танковых частей при этом, по оценке С. Ньютона, составили около 20 боевых машин[9]. Командир 16 тк, наблюдавший с КП за полем боя, во избежание потерь приказал 164 тбр отойти на исходный рубеж и отражать атаки огнём с места.

Н. В. Будылин (2, стр. 102): …Более двух часов продолжался этот тяжелый бой… 107-я танковая бригада, действующая с 6-й гв. СД (4 гв. СП), избегая окружения, стала отходить. Оказавшись без поддержки танков, дивизия приостановила своё дальнейшее наступление, перешла к обороне и отражению ударов. . Наибольшая тяжесть боя в этот период легла на 4-й гв. СП. Командир полка, увидев перед собой огромное количество вражеских танков, сопровождаемых пехотой, а также узнав об отходе 107-й ТБр, отдал приказ оставить занимаемый рубеж и в конечном счете потерял управление своим полком. Вечером этого дня я (то есть Н. В. Будылин) был назначен командиром 4-го гв. СП, в связи с отстранением от должности бывшего его командира…

Генерал Богданов[18] :

«6 июля 1943 г. без учета обстановки были брошены в контратаку с задачей ликвидации прорыва танковых групп противника две танковые бригады 2-й танковой армии. Впереди действовала 107-я ТБр, за ней уступом 164-я ТБр. Бригады за два часа боя вынудили противника отойти на незначительное расстояние, но в дальнейшем 107-я ТБр была встречена огнём 16 танков типа „тигр“ и средних танков. Потеряв 46 танков, 107-я ТБр отошла в исходное положение. 164-я ТБр после отхода 107-й ТБр продолжала контрнаступление, встретив до 150 танков, вступила в бой с ними. В результате неравного боя бригада потеряла 23 танка и отошла в исходное положение. Этот пример говорит за то, что не учтя сил противника, танковые бригады, перейдя в контратаку, понесли значительные потери, не добившись никакого успеха. 7 июля 1943 г. против наступающих танковых сил противника, были закопаны танки 103-й и 51-й ТБр, которые огнём с места, понеся единичные потери, остановили наступление танков противника.»

Воспользовавшись переходом советских войск к обороне, немцы начали наступление на Ольховатку. Всего на ольховатское направление против 17-го гв.ск враг бросил около 250 танков. Артиллерия сильным огнём с открытых и закрытых позиций не позволила немецким танкам немедленно прорваться в глубину обороны стрелковых частей на плечах отступающих танкистов и пехоты.

Гвардейцы против Panzerwaffe

Как и в Сталинграде, теперь уже гвардейские 75 и 70 сд снова оказались рядом на острие удара, заканчивая под Курском начатый на Волге коренной перелом в войне. Из воспоминаний Симонова К. М.[19]: « Перед рассветом поехали в 75-ю Сталинградскую дивизию ген. Горишного, которая вступила в бой вчера утром: была введена из второго эшелона после того, как стоявшая перед ней дивизия была оттеснена и разбита во время первого натиска немцев…» По словам В. А. Горишного, немцы хорошо запомнили в Сталинграде 95 и 138 сд, (ставшие 75 и 70 гв. сд), оборонявшие р-н завода «Баррикады»:

«... когда мы только сюда прибыли, немцы узнали, бросили листовки... написали: «Германскому командованию известно, что на Центральный фронт прибыли сталинградские головорезы. Скоро встретимся с вами!» Ну что ж, встретились».

«…Вот эти низинки впереди мы уже назвали оврагами смерти. Вчера немцы выдвинулись вперед по этим оврагам, залегли и ждут своих танков. А мы их танки задержали огнём, и их пехота лежит и ждет. А мы тем временем подвезли бригаду „катюш“ и накрыли сплошняком все эти овраги» (цитируется Горишний), и далее из дневников бывшего у него К. Симонова:

«…На правом фланге нервничают, просят поддержать огнём тяжелых „катюш“. Но Горишний отказывает: „Подождем с этим“. Поворачивается ко мне и говорит: „Уже не первый, но, видимо, не последний день боев. Приходится заниматься бухгалтерией. Что стоит дорого, что подешевле“. Звонит в корпус. Просит поддержать его с воздуха. Через двадцать минут в ту сторону идут наши штурмовики…»

Как берегли танкистов 2ТА, пример из Симонова, говорит Горишний В. А.[19]:

« Тут ко мне одна танковая бригада пришла в критическую минуту. Является командир, говорит: „Явился в ваше распоряжение“. А у него танки большею частью легкие, Т-70, а тут на нас больше 200 немецких танков идет. Так я отказался от его помощи, сказал ему: „Сиди пока, зачем зря губить бригаду. Обойдемся сами. Мы же все-таки государственные люди, одна легкая бригада уже и так погибла“.»

Галерея Героев 75 гв. сд

Из оперсводки штаба ЦФ № 00283/оп в Генштаб о ходе оборонительной операции 6 июля[17]: "17 гв. ск с 237 отп и 16 тк в результате контратаки, предпринятой в 4.00 6.7. потеснил противника и вышел на руб. Дружовецкий, Степь, Сабуровка. В середине дня противник, подтянув резервы,…атаковал 17 гв. ск и потеснил на исходные рубежи. Дальнейшие контратаки успеха не имели, в 17.00 части корпуса обороняли рубеж:

  • 6 гв. сд — выс 248.5, выс. 244.2, Снова;
  • 75 гв. сд — (иск)Снова, (иск) Подсоборовка. В 18.00 до 70 танков с пехотой атаковали в напр. Кашары;
  • 70 гв. сд — Подсоборовка, (иск) Самодуровка;
  • 15 сд сосредотачивается в р-не Кашары во втором эшелоне корпуса, её 676 сп с боем вышел из окружения и присоединился к дивизии.

В результате боя 6.7. частями армии уничтожено до 10 000 солд. и офицеров, 10 миномётных батарей, 7 САУ, до 200 танков противника. Потери армии (только по 15 сд) за 5.7: убито 386, ранено 589 человек… "

Хотя предпринятый нами контрудар частями 17 ск не оправдал ожиданий, он помешал противнику продвинуться на ольховатском направлении. Это предопределило провал наступления орловской группировки немцев. Мы выиграли время для того, чтобы сосредоточить необходимые силы и средства на наиболее угрожаемом направлении.

— Рокоссовский К. К. Солдатский долг. — М.: Воениздат, 1988.

Правый фланг 70А

В ночь на 6 июля 2 и 9 тд выдвинулись из второго эшелона в первый с задачей развить прорыв на Ольховатку. В ту же ночь командование 70 А выдвинуло на это направление свой противотанковый резерв — 3-ю истребительную бригаду полковника В. Н. Рукосуева. Противотанкисты заняли заранее подготовленный рубеж, состоявший из двух противотанковых узлов, в каждом — по три противотанковых опорных пункта (ПТОП). Узел № 2 имел передний край на юго-восточной околице села Самодуровка, а тыльную часть на высоте, отделявшей Самодуровку от деревни Теплое. …В плане он, как правило, представлял собой треугольник. В каждом углу — опорный пункт, в нём противотанковая батарея.[20]

В узле № 2 на окраине Самодуровки кроме трех артиллерийских батарей заняли оборону бронебойный батальон и минометная батарея. Точно таким же был боевой состав и узла № 1, расположенного на холмах, через которые проходило сразу несколько перекрещивающихся полевых дорог между д. Подсоборовка и Кашара на севере, Самодуровка на северо-западе, Теплое на западе и Кутырки и Погорельцы на востоке. Резерв комбрига Рукосуева — артиллерийская батарея, минометная батарея и две роты бронебойщиков и автоматчиков — располагался южней Теплого.[20]

Когда утром 6 июля бригада заняла боевые порядки, противник находился довольно далеко. С севера слышался сильный бой. Это наносили контрудар наши стрелковые и танковые соединения.

Лишь к вечеру разведчики доложили, что на севере появились танки. Затем от д. Подсоборовка они двинулись на узел № 2. Противотанкисты первый раз видели боевой порядок, напоминавший букву «Т». Впереди как бы шеренгой продвигались тяжелые танки «тигр» и штурмовые орудия «фердинанд» (по флангам шеренги), а за ними колонной в три-четыре ряда — средние танки и бронетранспортеры с пехотой.

— Казаков К. П. Огневой вал наступления. — М.: Воениздат, 1986.

Первой их встретила батарея ст. л-та Андреева, первым открыло огонь и двумя снарядами подожгло «тигр» орудие ст. сержанта Скрылова. Открыли огонь и две другие батареи. Движение танков по отношению к ним оказалось фланговым, противотанкисты кап. Игишева и ст. л-та Гриспася били по танковым бортам и ходовой части. Батарея Андреева приняла на себя жесточайший арт-минометный огонь и атаки бомбардировщиков. Огневые позиции были изрыты снарядами и авиабомбами, но расчеты продолжали упорный бой. Командир расчета ст. сержант Серга был тяжело ранен, его заменил наводчик сержант Лабуткин. В течение получаса артиллеристы подбили и подожгли четыре танка. В расчете ст. серж. Катюшенко в первые же минуты боя был убит наводчик, его заменил замковый Пузиков. Очередной снаряд попал в пушку, от его осколков погиб весь расчет, кроме Пузикова. Сильно контуженный, он продолжал бой, стреляя из автомата. Расчет ст. серж. Коваленко подбил три танка, однако четвёртый остановить не успел — тот проутюжил огневую позицию… Противнику не удалось значительно вклиниться в ПТОП, обороняемый ротой бронебойщиков с ружьями ПТР и батареей ст. лейтенанта Андреева.

На южных окраинах Самодуровки, на склонах высоты стояли подбитыми или горели 14 немецких танков. Батарея Игишева с гребня высоты, батарея Гриспася с окраины Самодуровки вели сильный огонь, минометчики засыпали минами немецкую пехоту, пытавшуюся ворваться в ПТОП вслед за танками. В 19:50 средние танки, прикрываемые «тиграми» (они отходили задним ходом, подставляя под огонь толстую лобовую броню), отошли на исходные позиции. В 20:20, то есть спустя полчаса, танки показались вновь. На этот раз они наступали на противотанковый узел, охватывая его с двух сторон клещами: одна группа (30-40 машин) — от Подсоборовки, другая, такой же численности, — от Самодуровки. Наибольшее давление пришлось на батарею Гриспася. Орудие ст. сержанта Конника открыло огонь с 300 метров. Выстрел, второй — снаряды, вжикнув о броню, уходят в сторону, «тигр» продолжает движение на батарею. Конник скомандовал: «На колеса! Вперед!» И сам кинулся вперед, к намеченной позиции. Петляя со своей маленькой подвижной пушкой по горящему ржаному полю, по овражкам и выемкам, расчет выдвинулся во фланг атакующим танкам. Открыли огонь опять метров с 300—400, но уже по бортам. «Ура! Горит!» — крикнул кто-то. Наводчик сержант Иехно поджег и подбил ещё несколько танков.

Хорошо взаимодействовали с артиллеристами бронебойщики роты ст. л-та Самохвалова. Они тоже, стреляя залпами, зажгли три танка. Среди них сражался Чеботаев П. Е., ставший впоследствии полным кавалером ордена Славы. И противник опять отступил на север, в Подсоборовку и Самодуровку. За день, а точнее, за вечер боя 3 истр. бр. подбила и сожгла 29 немецких танков. Когда стемнело, сразу же стали готовить людей и технику к завтрашнему бою. Наибольшие потери в технике понесла батарея ст. л-та Андреева — три орудия. Других потерь в материальной части бригада Рукосуева не имела.[20]

7 июля. Штурм Понырей, Ольховатки

Не добившись успеха 6 июля в центре и на левом фланге нашей 13-й армии, противник с утра 7 июля перенес основные усилия на Поныри. Здесь у нас был мощный узел обороны, опираясь на который наши войска могли наносить фланговые удары по противнику, наступавшему на Ольховатку. Оценив значение этого узла, немецкое командование решило во что бы то ни стало разделаться с ним, чтобы облегчить себе продвижение на юг. Но мы своевременно разгадали замысел врага и подтянули сюда войска с других участков.[5]


Удар приняла стоявшая во втором эшелоне 307 сд генерала М. А. Еншина. Чтобы усилить противотанковую оборону в р-не Понырей и поддержать артиллерией 307 сд, штаб 13А выделил сюда 5-ю артиллерийскую дивизию прорыва, 13-ю истребительно-противотанковую артиллерийскую и 11-ю минометную бригады, а также 22-ю гв. минометную бригаду реактивной артиллерии. По словам командующего артиллерией ЦФ Казакова В. И.[6]:

Никогда ещё до этого в ходе Великой Отечественной войны ни одна стрелковая дивизия в оборонительном бою не прикрывалась таким мощным артиллерийским щитом, какой создало для 307 сд командование Центрального фронта.

«505 тяжёлый тбат. только 7.07.43 помимо двух „Тигров“, уничтоженных под списание, эвакуировал 23 подбитых и подорвавшихся на минах „Тигра“, из которых 4 машины имели повреждение опорных катков и гусениц от огня противника, 16 „Тигров“ подорвались на минах и 3 „Тигра“ имели повреждение трансмиссии. Только за один день боёв 505 тяжёлый тбат. потерял 25 из 31 „Тигров“, доступных на 5 июля (более 80 %).»[21] Из разведсводки штаба ГА Центр № 4378/43, за 7 июля[3]:

«Успехи (5.7—7.7.1943 г.): 3511 военнопленных, 405 перебежчиков; трофеи: 233 танка (219 уничтожены, 10 подбиты, 4 захвачены), 85 орудий, 120 противотанковых пушек, 13 зенитных пушек, 46 минометов, 230 пулеметов, 183 автомата, 14 залповых орудий.»

8 июля. Цель — высоты 274, 257

В 9−00 до полка пехоты противника при поддержке 80 танков из района Подсоборовки вновь перешли в наступление против 140 сд и 3-й истребительно-танковой бригады. На этот раз противник действовал двумя группами. Первая — в составе батальона пехоты в сопровождении 50 танков — с направления выс. 231,5 атаковала южные скаты выс. 238,1, вторая — до двух батальонов пехоты при поддержке 30 танков — действовала с выс. 250,4 на Теплое. В результате маневра огнём нашим подразделениям и артиллерии удалось отсечь пехоту от танков. Расчеты 6-й батареи 3-й истребительно-танковой бр. ст. лейтенанта Грипаса, на которую в лоб двигались 30 танков, на руках вытащили орудия на открытые позиции и косоприцельным огнём обрушились на них. В этом бою его расчёт подбил и сжёг 14 танков. Пехота противника, следовавшая за танками, не достигнув отм. 238,1, залегла и уничтожилась артминогнём. Пехота второй группы также была отрезана от танков нашим огнём. Однако, несмотря на сильное артилле­рийское противодействие, 30 танкам противника удалось прорваться в р-н Теплого. Большая часть танков была уничтожена, а оставшиеся повернули обратно. Свыше 200 САУ были выстроены в линию по высотам 231,5, 230,4 вдоль дороги и вели огонь прямой наводкой по оборонявшимся. Научившись уничтожать новую технику врага, наши части сразу же подбили несколько «фердинандов», и тогда вся масса откатилась.[15]

«Мельница у Теплого»

В 12—00 противник ввел в бой свыше двух пехотных полков и 325 танков. Первая танковая группа в количестве 200 машин начала действовать из р-на: выс. 231,5, Подсоборовки, Саборовки, в направлении Самодуровки, отм. 238,1. Танки эшелонами, имея боевой порядок в линию, начали движение. В середине несколько углом вперед шли танки Т-6 типа «тигр», дальше средние танки, а на флангах несколько уступом назад по 2—3 тяжелых танка Т-6. В 200—300 м позади двигалась пехота. Пройдя 100—200 м, танки остановились и прямой наводкой открыли огонь по огневым точкам. В это время пехота подтягивалась к ним. Первый эшелон танков добрался до наших окопов и стал их утюжить. Следующие эшелоны устремились в глубину, расчищая путь атакующей пехоте. Вторая группа из двух пехотных полков и 125 танков действовала из р-на Гнильца на Никольский. К 13—00 после усиленной бомбардировки 60 танкам удалось прорваться в р-н Теплого, где они предприняли несколько атак на 19 тк (140 сд и 3-ю истребительно-танковую бригаду). Пехота не отошла, а, подпустив танки и взаимодействуя с артиллерией, отсекла пехоту. Огнём с места соединениями 19 тк (96 сп, 140 сд, 101 сбр) и 11-й гв. тбр, а затем контрударом с фланга 79 тбр 54 танка противника были уничтожены и отброшены за отм. 238,1. После отхода танков противника танки 19 тк гусеницами начали давить пехоту противника и автоматчиков, просочившихся в район выс. 234,1 и выс. 236,7. Бой был яростный, подразделения сражались героически.

Оборонявшаяся в районе Самодуровки и Теплого 3-я истребительно-тбр к 12−30 отбила три танковые атаки, но и сама понесла большие потери. Вражеские танки пошли в четвертую атаку. Тогда командир 3-й истребительно-тбр ввел в бой резерв — 5-ю батарею и взвод юго-восточнее выс. 244,9 и направил командованию следующую радиограмму: «Противник подтянул до 200 танков и мотопехоту, готовится к атаке. 1-я и 7-я батареи мужественно и храбро погибли, не отступив ни на шаг, уничтожив 40 танков. 2-я, 3-я батареи и противотанковые ружья приготовились к встрече противника. Связь с ними имею. Буду драться. Или выстою, или погибну. Нуждаюсь в боеприпасах: 76 мм — 200 шт., 45 мм — 20 шт. Резерв в бой ввел. Связь с соседями имею». Четвёртая атака была отбита. 2-й бат. 96-го сп 140 сд, оборонявший район Самодуровки, отразил пять ожесточенных атак пехоты и танков. Потеряв 60 % личного состава и 80 % противотанкового оружия и пулеметов, батальон под новым натиском полка пехоты и 30 танков противника к 15−30 с боем оставил восточную окраину Самодуровки и правым флангом вышел на линию дороги Самодуровка — Теплое.

Попытки противника развить успех встретили ожесточенное сопротивление оставшейся в батальоне небольшой группы бойцов и офицеров и успеха не имели. Овладев восточной окраиной Самодуровки, противник, стремясь выйти на Молотычи, бросил в атаку на Теплое до полка пехоты и 40 танков, из которых 25 танков Т-6 типа «тигр». Ворвавшись в Теплое, противнику удалось закрепиться, однако только в его северо-восточной окраине, и то лишь потому, что обороняющаяся там 79 тбр оставила этот рубеж. Дальнейшее его продвижение было отражено 3-м бат. 96 сп 140 сд, оборонявшим Теплое. В 22−30 на участке 132 сд противник силой до полка пехоты при поддержке артиллерии в сопровождении 20 танков из района рощи южнее Пробуждения предпринял новую атаку на выс. 250,2. В это же время из района севернее Сабуровки до двух батальонов пехоты и 20 танков атаковали на Красавку. Артиллерийским и пехотным огнём все атаки противника были отбиты. Последние усилия, предпринятые противником на этом направлении, также успеха не имели. К исходу дня в районе высоты 240,0 выросла гора подбитых танков и САУ. Противник использовал темноту для их вывоза. Охотники-лазутчики наших стрелковых частей под покровом темноты подрывали и сжигали подбитые танки.[15] Успешно действовали СУ — 152[22]:

8 июля 1943 года полк СУ-152 обстрелял атакующие «фердинанды» 653-го дивизиона, подбив при этом четыре вражеские машины. Именно тогда тяжелые артсамоходы получили у солдат уважительное прозвище «Зверобой».

Итог четвёртого дня немецкого наступления

Оперотдел штаба ГА Центр в сводке № 2410/43 сообщает о боях 8 июля[3]: «Вновь начатое наступление 47 тк силами 4 тд и 2 тд было остановлено ожесточенными, поддержанными танками, контратаками противника. Попытка захвата господствующих высот западнее Ольховатки закончилась неудачей из-за 30—40 врытых в землю вражеских танков, усиления противником оборонительной линии минными полями и отсутствия поддержки своей авиацией в результате ухудшения погоды. Также и восточное крыло корпуса в упорной борьбе только чуть продвинулось вперед в южном направлении.»

И конкретизирует успехи четвёртого дня наступления: «На западном фланге наступающего клина 46 тк после боев с переменным успехом удалось занять важную выс. 250,2 и выдержать все атаки противника. Сформированная на базе 31 пд и 20 тд группа „Эзебек“, ведя бои вначале со слабым, а далее все более усиливающимся противником, достигла линии выс. 234,8 — сев. окраина нп Красавка и захватила левой ударной группой Самодуровку. 41 тк удалось, ведя бои в районе Поныри против 3 тк русских, отстоять оборонительную позицию и подбить от 40 до 50 танков. На участке 23 ак противник пытался при поддержке сосредоточенного огня вклиниться в восточный фланг наступающего клина, но опять безуспешно.»[3]

Итоги дня (70А). Этот день боев был одним из самых напряженных. К исходу дня немецкий клин на правом фланге армии углубился до 13 км, а в полосе 280-й сд — от 3 до 5 км. Бои в этот день изобилуют контрударами, нанесенными противнику с исключительным искусством и мужеством. Удачное расположение артиллерийских, противотанковых и танковых средств во взаимодействии с пехотой обеспечило успешную борьбу против попыток прорыва нашей обороны. Не помогло противнику и то, что в его руках оказались восточная часть Самодуровки, восточная окраина Теплого, отм. 240,0. Все его усилия расширить клин не увенчались успехом, а техника и живая сила противника были перемолоты в «мельнице у Теплого», как называли этот клин офицеры сражающихся частей. Авиация противника продолжала бомбить передний край в течение всего дня и наряду с бомбами сбрасывала куски железного лома, даже предметы домашнего обихода (умывальники, самовары и т. п.). За истекший день противник потерял до 2550 солдат и офицеров, 99 танков, 12 самоходных орудий. Наши потери: убито — 358, ранено — 1014, подбито и сожжено 26 танков, уничтожено 14 орудий. Артиллерия противника выпустила свыше 8000 артснарядов и свыше 5500 мин; наша — 25 284 артснаряда и 10 047 мин.[15]

9 июля. Перегруппировка и начало решающего штурма

Понеся большие потери в людях и материальной части за истекший день и не добившись решительных результатов, противник в течение 9 июля 1943 г. начал перегруппировку войск и подтягивать для ввода в бой резервы, предназначенные им ранее для развития успеха. Теперь противник решил сосредоточить все силы для прорыва на узком фронте в 3—4 км выс. 274,5 — Молотычи. В случае удачи в его руках оказались бы командные высоты в районе Молотычи — 274,5 и 272,9. Рельеф местности за этими высотами — равнина, представляющая простор для маневров танков. Овладение этими высотами давало противнику возможность просматривать и простреливать до Фатежа, открывало кратчайший путь на Фатеж, то есть на перерыв единственной коммуникации с фронтом. Это направление являлось выходом в тыл не только 70-й, но и соседней слева 65-й армии.

В предвидении этого удара командующий 70А приказал выдвинуть из своего резерва 162 сд в район выс. 274,5, Молотычи, выс. 223,5 с задачей не допустить прорыва противника в направлении Молотычи — Фатеж. Одновременно в ночь на 9 июля 1943 г. по приказу командарма артполк сменил позиции в р-не Молотычи, 282-й сп занял новый участок — отм. 191,1, отм. 197,2, вост. окраину Красавки, овраг в 1 км западнее Краснопавловского. Приказом комфронтом 181 сд была переброшена из района действия 65А в р-н Ситникова, Банина, Ржавы.[15]

Из приказа о наступлении по мотострелковому полку «Зейдлиц» 9-й тд от 9 июля 1943 г., захваченного в районе Поныри 9 июля 1943 г. : [23]

Мотострелковый полк 9.VII-43 г. 02.50 Командный пункт полка Оперативный отдел «Зейдлиц» Приказ о наступлении 9.VII-43 г.

1. Атаки противника против Поныри отбиты в упорных боях. Перед нашим фронтом в результате ожесточенных боев удалось улучшить позиции. Правый сосед достиг Ольховатка — 2-е Поныри.

2. Усиленному мотострелковому полку «Зейдлиц» 9.VII-43 г. достигнуть рубежа Дерловка — ж.-д. будка (3 км юго-западнее Поныри) — выс[ота] 256.9.

3. Границы для разведки и наступления: правая граница для 9-й тд, рубеж района р. Снова, левая граница для 292-й пд, перекресток трех дорог у Березовый Лог — ж.-д. будка зап[аднее] МТС — Березовец.

4. Ближайшая задача: достичь рубежа 500 м южнее высоты 2422 — ж.-д. будка западнее МТС (скрещение трех дорог, дорога, идущая на ж.д., частично уже достигнута).

При этом усиленному мотострелковому полку «Зейдлиц» левым флангом примыкать к 292-й пд и достичь в качестве ближайшей цели рубежа, указанного в приказе. Начало наступления 06 час. 15 мин. Батальону «Хартвиг» придается танковый батальон без 2-й роты. Танковому батальону находиться в районе Пеньковый завод. Достижение дальнейшей цели наступления будет … указано.

По достижении первой цели немедленно вести разведку до Карпуньевка — Пахарь и организовать оборону с расширением в глубину, выделить ударный резерв и группы истребителей танков.

6. Артиллерия поддерживает наступление полка и придает по одному дивизиону для взаимодействия с разведотрядом и батальоном, оставив при себе один дивизион в качестве ударной группы для преимущественных действий с батальоном «Хартвиг».

7. Связь, как и прежде, — проволочная. При повреждении телефонных линий немедленно переходить на радиосвязь.

8. Командный пункт полка — как и прежде.

Документальный обзор боёв 9 июля.
  • 13А, удерживая прежние рубежи обороны, продолжала отражать атаки пехоты и танков противника в районе Поныри. Противник, после арт- и авиаподготовки, с 8.00 9.7 пехотой и танками возобновил атаки на нп 1-е Мая, Поныри. В результате неоднократных атак силою батальон-полк пехоты с танками (до 20 единиц) немцы ворвались на сев. окраину нп Поныри.

307 сд с частями 3 тк в 19.00 9.7 перешла в контратаку и к исходу дня вела бой за восстановление положения в сев-зап части нп Поныри. Частями армии за 9.7 уничтожено до 1500 солдат и офицеров, подбито и сожжено до 40 танков.[3]

  • 70А правофланговыми частями отражала атаки пехоты и танков на уч-ке Молотычи—Красавка. Противник силою до полка пехоты с 20—40 танками до 19.00 предпринял три атаки в напр. р-нов Самодуровка, Красавка, Гнилец, Никольское. Все атаки отражены с потерями для него.

В 19.30 9.7 группа до 100 самолетов в два залета бомбила р-н Молотычи. Части 70А в 21.00 отбили повторную атаку силою полк пехоты с 80 танками в напр. р-на Молотычи. За день боя 9.7 частями армии уничтожено до 1500 солдат и офицеров; подбито и сожжено 49 танков, 1 бронемашина, 5 арт. 5 мином. батарей и 1 САУ. Рассеяно и частично истреблено до двух пп.[3]

Штаб ГА Центр в оперсводке № 2482а/43 сообщает о событиях 9 июля[3]:

"«Боевое использование русских танков в обороне: хорошо замаскированы, расположены за возвышенностями, высотками, в ложбинах, ведут огонь из-за укреплений. Преимущества: перед нашим наступлением остаются не выявленными, в огневом бою их трудно засечь и подавить. Успехи за 9.7.1943 г.: 527 военнопленных, 234 перебежчика. Трофеи: 62 танка, 16 орудий, 5 залповых орудий, 37 противотанковых пушек, 4 зенитные пушки, 38 минометов,… 11 самолетов (сбиты наземными войсками).»

10 июля. Пик оборонительной части сражения

План дальнейшего немецкого наступления

На 10 июля командование 9А отдало распоряжение[24] :

«47 тк возьмёт командную высоту к юго-западу от Ольховатки. Атакой в этот день через Тёплое на высоту под Молотычами будет подготовлен главный концентрический удар по ключевой позиции к западу от Ендовища.

В подчинении корпуса, пока только как резерв армии, находилась группа Эзебека. Атаку корпуса прикрывают подразделения авиации. 46 тк принимает меры по улучшению линии фронта на северном фланге (7 пд и 258 пд.)

31 пд снова поступает под командование 46 тк. Задание корпуса, действующего на фланге, остаётся прежним: удерживать захваченные позиции.»

Ответ советского командования

Из журнала боевых действий (ЖБД) 140 Сибирской сд, выдвинувшей свой последний резерв[25] :

10 июля. 1.00 — 4.00 Для создания более прочной обороны выс. 253,5 командир дивизии решил:

1. Учебной роте оборонять юго-з скаты выс. 253,5. 2. Разведроте оборонять сев. вост. окраины Молотычи. 3. Штрафной роте оборонять район выс. 244,9. Подразделения к 3.00 вышли в указанный район и окопались.

Ход сражения

10 июля. В этот день оборонительное сражение достигло кульминаци­онного пункта. Исключительные по своей ожесточенности бои разыгрались в районе Теплого. К 5-00 на узком участке фронта (3-4 км) противник сосредоточил части 7-й и 31-й пехотных дивизий, 2-ю, 4-ю и 20-ю танковые дивизии, располагаясь на рубеже: выс. 257,0, отм. 210,2, отм. 238,1, отм. 240,0, вост. окраина Теплого, сев. окраина Самодуровки, восточнее Красавки и далее на северо-запад. Советские войска в р-не Теплого были в прежней группировке. 19-й тк и 140-я сд оборонялись на рубеже: (иск.) Ендовище, (иск.) Кашара, Самодуровка,. Теплое; правее 19-го тк на рубеже северо-восточные ска­ты выс. 274,5 и выс. 272,9 стояла в обороне 11-я гв. тбр 2-й ТА. Сосредоточив в районе Саборовки, Бобрика, Самодуровки до 300 танков, после артподготовки, при массированной поддержке авиации, противник перешел в наступление в общем направлении на отм. 238,1, отм. 240,0, вост. окраины Молотычи.

Ударные силы немцев пошли вперёд. До полка пехоты при поддержке 30 танков с сев. скатов отм. 238,1 наступали в направлении выс. 254,5. Одновременно до полка пехоты, поддерживаемого огнём артиллерии и минометов, обтекали выс. 234,5 с северо-востока. С этого же направления до полка пехоты, поддерживаемого 40 танками, наступали на вост. окраину Теплого.

Повторили подвиг панфиловцев

Встретив упорное сопротивление в р-не северо-восточнее выс. 234,5, противник прекратил атаки в этом направлении, сосредоточив все усилия на Теплое — Молотычи. До 14-30 советские войска отразили шесть атак танков и пехоты. Бои изобиловали эпизодами выдающегося мужества и стойкости наших частей. 7-я и 8-я рота 96-го сп упорно дрались на восточной окраине Теплого, несмотря на угрозу окружения "всей мощью пехотного огня обрушилась на наступающую пехоту и танки противника" [25].

К 15-30. "неся большие потери, противник из района школы (ШК) вышел на южную окраину Теплого и, соединившись с группой, наступавшей с восточной окраины, замкнул кольцо". Бой продолжался с возрастающим ожесточением. 7-я и 8-я роты погибли, но своих позиций не сдали .

Седьмая немецкая атака

Имея успех в р-не Теплого, а также перегруппировав свои силы в р-не отм. 238,1 и подтянув резервы, противник предпринял седьмую атаку силой до полка пехоты с 50 танками на выс. 234,5. Одновременно до батальона с 30 танками предприняли атаку в охват выс. 234,5 с северо-востока. Создалась угроза выхода противника на дорогу, выс. 234,5, выс. 274,5 и овладения им выс. 272,9. 3-й батальон 258-й сп 140-й сд, оборонявший сев. скаты безымянной высоты сев. отм. 234,5, принял на себя удар танков. Прорвавшиеся танки утюжили боевые порядки батальона. Почти весь батальон погиб, но не отошел с рубежа обороны.

В то же время группа танков противника в количестве 50 машин с рубежа отм. 240,0, восточная окраина Теплого начала атаку в направлении выс. 253,5, восточной окраины Молотычи. С выходом танков к северо-восточным скатам выс. 250,5 пехота противника на 40—50 автомашинах из р-на Самодуровки была выброшена в этот район и, развернувшись, начала атаку выс. 253,5. До бат. пехоты, поддерживаемого мелкими группами танков, из р-на южной окраины Теплого начал наступление в направлении выс. 244,9. К 15-30 до бат. пехоты ворвались на выс. 244,9. Распоряжением командира 140-й сд противник был контратакован ротой 3-го бат. 283-го сп и штрафной ротой и отошел с выс. 244,9 на южную окраину Теплого.[15]

В бой брошены последние два танка 19 тк.

Приведя себя в порядок, в 16-00 противник из района отм. 240,0, Теплого силой до полка пехоты и до 50 танков вторично начал атаку в направлении выс. 253,5 и восточнее окраины Молотычи. К 16-30 отдельным танкам и группам автоматчиков удалось прорваться в район безымянной высоты в 1 км западнее выс. 253,5, но дальнейшего распространения не имели.

К 17-00 1-й и 2-й бат. 283-го сп 140-й сд сосредоточились для контратаки и в 17-30 после короткого артналета контратаковали противника. Создалась напряженная обстановка. Противник ожесточенными атаками пытался проникнуть на рубеж выс. 274,5, выс. 272,9, Молотычи. Решением командира 140-й сд на 1-30 организуется контратака: 2-й бат. 283-го сп из района выс. 272,9 совместно с 258-м сп в направлении выс. 234,5 и 1-м бат. 283-го сп из района восточных скатов выс. 253,5 в направлении отм. 240,0 — восточной окраины Теплого. Одновременно решением командира 19-го тк в атаку из района восточной окраины Молотычи на восточные скаты выс. 253,5 были брошены саперный, разведывательный и мотоциклетный батальон этого корпуса и последние два танка командования корпуса, единственные оставшиеся у него как последний резерв.

202-я тбр, находившаяся в обороне в районе Никольского, была переброшена в район выс. 244,9. 251-й армейский тп был подчинен 19-му тк, который к этому времени вышел на окраину Молотычи. Все эти мероприятия обеспечили успех контратаки и укрепили оборону. Измотанный за день боев противник, понесший большие потери и не ожидавший такого исхода боя, под ударами контратакующих подразделений стал медленно отходить на север в направлении отм. 238,1.[15]

Герои танковых корпусов

В числе Героев Советского Союза, сражавшихся в р-не Соборовского поля, есть представители 16 и 19 танковых корпусов (тк) 2-й танковой армии:

Итоги боёв 10 июля

  • 13А — 17 гв.ск с 8.30 10.7 отражал атаки противника силою свыше пд и до 250 танков (из них до 70 танков типа T-VI) на участке выс. 257,0 — выс. 234,0 (обе высоты 5 км сев.-вост. и сев.-зап. нп Ольховатка). Наступлению противника предшествовала артподготовка и налет 150 бомбардировщиков. До 16.00 немцы трижды переходили в атаку, но каждый раз огнём нашей артиллерии и пехоты отбрасывались, неся потери. За день частями корпуса уничтожено до 130 танков.

Наша авиация в 12.30 10.7 атаковала пехоту и танки в р-не выс. 127,0 — Кашара. Пехотным и арт. наблюдением установлено, что в результате налета авиации сожжено 14 и подбито 30 танков противника, а его пехота понесла большие потери. Всего за день боя частями 13А уничтожено свыше 2200 солдат и офицеров, сожжено и подбито до 190 танков.

  • 70А — за день боя уничтожено свыше 3000 солдат и офицеров, подбито и сожжено 125 танков, уничтожено 4 арт. и 6 минометных батарей, рассеяно и частично уничтожено до трех полков пехоты.
  • 2ТА обороняла прежние рубежи и частью сил действовала с частями 13А в р-не 1-е Мая — Поныри. Частями армии за 10.7 уничтожено до батальона пехоты и 14 танков.
  • 48А занимала прежнее положение.
  • Авиация фронта произвела за сутки 904 самолето-вылета; уничтожено и повреждено 59 танков, 3 бронемашины, 1 бронепоезд, 24 зен. орудия… В 23 воздушных боях сбит 31 самолет противника.[3]

11 июля. В ожидании приказа

Перед ЦФ на узком участке Поныри, Тёплое, закончив перегруппировку и заняв исходное положение для наступления, стояли части 86, 292, 6, 31 пехотных, 18, 9, 2, 4, 20 танковых (тд) и 10 моторизованной (мд) дивизий. В готовности броситься в прорыв сосредоточились в р-не Тагино, Гнилец 12 тд и южнее Архангельское — 36 мд. Прошла ночь, взошло солнце, давно прошли все сроки, а сигнала для наступления всё нет. И вдруг в первой половине дня из штаба 9 А понеслись приказы:

— 12 тд немедленно выступить в р-н Болхова;

— 36 мд форсированным маршем выйти в р-н восточнее Орла;

— 292 пд сдать участок и сосредоточиться в резерв армии. Танки, пехота, артиллерия ударной группировки 9 А вместо наступления на Курск колоннами потянулись в сторону Орла.[26]

Противник, не добившись успеха в предыдущих боях, 11.7 частью сил продолжал атаки на флангах своего прорыва и производил перегруппировку. Его авиация группами до 45 самолетов бомбила боевые порядки войск в полосах 13А и 70А.

  • 13А — частями армии в течение дня 11.7 уничтожено свыше 1000 солдат и офицеров, подбито и сожжено до 15 танков противника.
  • 70А — Противник с 12.30 11.7 силою один—два батальона пехоты с танками до 50 единиц с рубежа Кашара—Самодуровка три раза атаковал наши части в районе Теплое. Все атаки частями 70 гв. и 140 сд отбиты.

Противнику удалось потеснить части 280 сд и занять нп Дегтярный, Обыденки-Бузово, Александровка. За 11.7 уничтожено до 1500 немцев и 49 танков противника.

  • 48А занимала прежнее положение, вела оборонительные работы, на отдельных участках боевую разведку и огневой бой.[3]

В. Хаупт образно подводит итог немецкого наступления[27]:

И все же вечером 11 июля стало ясно, что операция «Цитадель» топчется на месте. Теперь на всех участках фронта объединения Красной Армии начали наносить контрудары. Когда вечер последнего дня битвы угасал за холмами Ольховатки, а последние пикирующие бомбардировщики вернулись с боевого задания, сражение за Курск было окончено.

Оборонительный этап завершен

12 июля в штабе 13 А К. К. Рокоссовский, заслушав краткие доклады командиров корпусов, сказал[28]:

«Группировка противника понесла значительные потери. Новых резервов у него разведкой не обнаружено. . С других участков враг не может перебросить такие силы, которые могли бы вести наступательные бои. Войска фронта, в том числе 13-й армии, показали высокие моральные и боевые качества. Эту оценку Военный совет доложит Ставке Верховного Командования. Спасибо вам, товарищи, и вашим войскам за великие боевые подвиги! — Сделав паузу, командующий заключил: —- А теперь — новые задачи. Войска фронта должны перейти в решительное контрнаступление и разгромить потрепанного противника. Не думайте, что враг легко будет сдавать свои позиции. Он ещё очень силен. Необходимо со знанием дела организовывать бой,… четко управлять соединениями и частями».

Герои сражения на Соборовском поле

33 богатыря

Сражение на Соборовском поле — явление мужества и стойкости советских воинов. 33 из них за бои 5-16 июля (включая наше контрнаступление в этом районе) были удостоены, преимущественно посмертно, высокого звания — Герой Советского Союза. Среди них 20 артиллеристов (гв. сержанты: М. И. Абдулин, Ф. Г. Резник, Д. Ф. Чеботарёв и др.), 7 лётчиков (А. Е. Боровых, В. К. Поляков, И. Д. Сидоров и др.), 4 пехотинца (гв. ст. сержанты: Х. М. Мухамадиев, В. Е. Писклов, А. Г. Серебренников, В. Ф. Черненко) и 2 танкиста — сержант П. И. Баннов и рядовой С. М. Фадеев[29].

Галерея лётчиков — Героев Соборовского поля

Итоги оборонительной фазы боёв на северном фасе

Итоги боев 70 армии 5-11 июля.

Итоги боев 70А 5-11 июля. Немецкое генеральное наступление захлебнулось… За восемь дней боев противник потерял до 20 тыс. солдат и офицеров, подбито и сожжено 572 танка, из них 60 «тигров». Сбито 70 самолетов. Если принять захваченную им площадь за 98 кв. км, то 1 км² обошелся ему в 204 убитых и раненых… Таким образом, противник платил… большой кровью за каждый метр захваченной земли.[15]

Направление главного удара немецкое командование избрало обоснованно — стык двух армий. Дальнейшее развитие шло к Молотычи. Выс. 274,5 и выс. 272,9 в районе Молотычи являлись тактическим ключом к наступлению на Фатеж к «дверям» Курска. Нельзя также упрекнуть немцев и в выборе фронта прорыва си­лой двух пехотных и трех танковых дивизий при массированном использовании авиации на участке 6-8 км, а под Теплым — даже в 4 км. При прорыве гибко и своевременно применялась техника. Взаимодействие родов войск немцы организовали блестяще. Умело, правда, недостаточно внезапно, применяли новшества техники — танки «тигры» и самоходные пушки «фердинанды». Под Теплым они строили из них стальные каре и фаланги. Однако немецкое командование наряду с технической грамотностью показало свою неповоротливость мысли..70 А дралась с ожесточенным упорством в обороне и победила. Немцы упорно рвались вперед, но кризис своего наступления у них уже был заложен в самом плане наступления…[15]

Потери сторон

Потери ЦФ

Потери 9А

С 5 по 11 июля 9А В. Моделя потеряла 22273 человек. По данным С. Ньютона только в период с 4 по 9 июля боевая численность 46 тк уменьшилась с 14947 до 9723 человек, что составило до 35 %; боевой состав 47 тк сократился с 17134 до 9792 (на 43 %), 41 тк — с 15165 до 11340 (на 25 %), 23 ак — с 75713 до 55941 (на 26 %) человек. Для одиннадцати дивизий, участвовавших в сражении с 5 по 9 июля, уровень потерь в среднем составил до 45 % для солдат, принимавших участие в боевых действиях[21] .

См. также

Напишите отзыв о статье "Оборонительная операция на Орловско-Курском направлении"

Примечания

Напишите отзыв о статье "Оборонительная операция на Орловско-Курском направлении"

Примечания

  1. Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооружённых сил. Курская стратегическая оборонительная операция
  2. Гланц Д., Хауз Д. Курская битва. Решающий поворотный пункт Второй мировой войны. М., 2007. C. 289.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 Коллектив авторов, Жилин В. А.(руководитель). Курская битва. Хроника, факты, люди: В 2 кн. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003.— Кн. 1.
  4. 1 2 3 Сборник (ред.) Паротькин И. В. Курская битва. (Институт военной истории МО СССР, по материалам конференции, посвящённой 25-й годовщине победы в Курской битве, состоявшейся 15.8.68) — М: Наука, 1970.
  5. 1 2 3 Рокоссовский К. К. Солдатский долг. — М.: Воениздат, 1988.
  6. 1 2 3 Казаков В. И. Артиллерия, огонь!. — М.: ДОСААФ, 1975
  7. 1 2 Надысев Г. С. На службе штабной. — М.: Воениздат, 1976.
  8. 1 2 3 4 Джанджгава В. Н. Немеренные версты: Записки комдива — М.: ДОСААФ, 1979.
  9. 1 2 3 4 5 Букейханов П. Е. Курская битва. Оборона. Планирование и подготовка операции «Цитадель». Сражение на северном фасе Курской дуги. Июль 1943 г. — М.: Центрполиграф, 2011.
  10. 1 2 Мазуркевич Р. В. Сплав мужества и стали. Танкисты в Курской битве. — Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1986.
  11. 1 2 Давыдков В. И. Анализ Курской битвы (историко-документальная эпопея). — Курск, 2005.
  12. 1 2 П. Карель «Выжженная земля», книга 2, М.: Изографус, ЭКСМО, 2003 г
  13. 1 2 Людников И. И. Дорога длиною в жизнь. — М.: Воениздат, 1969.
  14. 1 2 3 Из воспоминаний командира воздушно-десантной дивизии генерал-майора в отставке Героя Советского Союза Ивана Никитовича Конева о боевых действиях летом 1943-го года на малоархангельской земле. Сайт www.maloarhangelsk.ru
  15. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 www.pvrf.narod.ru Из описания боевых действий войск 70-й армии в июле 1943 г.
  16. Трояновский П. И. На восьми фронтах.—М.: Воениздат, 1982.
  17. 1 2 Группа авторов. Битва под Курском. От обороны к наступлению. Военно-Исторический Отдел ГШ (с приложениями, статистикой) — М.: АСТ : 2006
  18. www.2gvta.ru В Курской оборонительной операции, июль 1943 г. Итог оборонительных боев с 5.7.1943 по 15.7.1943 г.:
  19. 1 2 Симонов К. М. Разные дни войны. Дневник писателя — М.: Художественная литература, 1982.
  20. 1 2 3 Казаков К. П. Огневой вал наступления. — М.: Воениздат, 1986.
  21. 1 2 Небольсин И. В. «Вторая гвардейская танковая армия — Документальная монография» М. 2012 г.
  22. Барятинский М. Б. «Зверобои». Убийцы «Тигров» — М. : Коллекция, Яуза, ЭКСМО, 2008.
  23. Жадобин А. Т. «Огненная дуга»: Курская битва глазами Лубянки. — М: АО «Московские учебники и Картолитография», 2003.
  24. 1 2 Выписка из журнала боевых действий 140 Сибирской стрелковой дивизии за период оборонительных боёв с 7 по 10 июля 1943 г. Сайт [pamyatnaroda.mil.ru/ops/oboronitelnye-period-bitvy-pod-kurskom/ «Память народа»]
  25. Маркин И. И. Курская битва. — М.: Воениздат, 1958
  26. Хаупт В. Сражения группы армий «Центр». — М.: Яуза, Эксмо, 2006.
  27. Людников И. И. Крепче стали. Сборник «Курская битва» Центрально-Чернозёмное книжное издательство, 1973.
  28. [orel-region.ru/victory/memory/5_12.html Оборонительное сражение на Соборовском поле.]

Литература

  • Манштейн Э. Утерянные победы. — М.: ACT; СПб Terra Fantastica, 1999
  • Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. — М.: Воениздат, 1989.
  • Антипенко, Н. А. На главном направлении (Воспоминания заместителя командующего фронтом). — М.: Наука, 1967. Глава «На Курской дуге»
  • Казаков В. И. Артиллерия, огонь! / Издание второе. — М.: ДОСААФ, 1975.
  • Казаков П. Д. Глубокий след. — М.: Воениздат, 1982.
  • Казаков К. П. Огневой вал наступления. — М.: Воениздат, 1986.
  • Давыдков В. И. Анализ Курской битвы (историко-документальная эпопея). — Курск, 2005.
  • Горбач В. Над Огненной Дугой. Советская авиация в Курской бигве. — М.: Яуза, Эксмо, 2007.
  • Симонов К. М. Разные дни войны. Дневник писателя — М.: Художественная литература, 1982.
  • Абашидзе Т., Мощанский И. Операция «Цитадель». Бои на северном фасе. 5-12 июля 1943 г. — М.: БТВ, 2004.
  • Джанджгава В. Н. Немеренные версты: Записки комдива — М.: ДОСААФ, 1979.
  • Сборник «Курская битва» Центрально-Чернозёмное книжное издательство, 1973.
  • Букейханов П. Е. Курская битва. Оборона. Планирование и подготовка операции «Цитадель». Сражение на северном фасе Курской дуги. Июль 1943 г. — М.: Центрполиграф, 2011.
  • Хазанов Д. Б., Горбач В. Г. Авиация в битве над Орловско-Курской дугой. М, 2004
  • Небольсин И. В. Вторая гвардейская танковая армия — Документвльная монография М. 2012 г.
  • Мазуркевич Р. В. Сплав мужества и стали. Танкисты в Курской битве. — Воронеж: Центрально — Черноземное книжное издательство, 1986.
  • Сборник (ред.) Паротькин И. В. Курская битва. (Институт военной истории МО СССР, по материалам конференции, посвящённой 25-й годовщине победы в Курской битве, состоявшейся 15.8.68г.) — М: Наука, 1970.
  • Фотокнига «Курская битва. Огненное лето 1943» под ред. Викторов В., текст Замулин В., Иванов И., Сотников А., ИП Викторова Г. Н., 2013

Ссылки

  • Проект «Корпорации ЭЛАР» [pobeda.elar.ru/ Календарь Победы]: [pobeda.elar.ru/kursk_2/kursk2_1.html Курская оборонительная операция]
  • Военные архивы [www.rusarchives.ru/vedarh/camo/index.shtml ЦАМО РФ], [www.archives.gov/index.html The U.S. National Archives and Records Administration (NARA)], [www.bundesarchiv.de/index.html.de Bundesarchiv-Militärarchiv (BA-MA)].
  • [2gvta.ru/ Сайт о боевом пути 2-й гвардейской танковой армии ]
  • [pvrf.narod.ru/dok/1939-1945/dok45.htm www.pvrf.narod.ru] Из описания боевых действий войск 70-й армии в июле 1943 г.
  • [militera.lib.ru/ Военная литература]

Отрывок, характеризующий Оборонительная операция на Орловско-Курском направлении

Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.