Оборонная улица (Санкт-Петербург)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 59°53′39″ с. ш. 30°16′07″ в. д. / 59.89417° с. ш. 30.26861° в. д. / 59.89417; 30.26861 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.89417&mlon=30.26861&zoom=12 (O)] (Я)
Оборонная улица
Санкт-Петербург
Общая информация
Район города Кировский
Исторический район Волынкина деревня
Прежние названия дорога в деревню Волынкину,
Поварухина улица
Протяжённость 1,17 км
Ближайшие станции метро Нарвская
Почтовый индекс 198095, 198099[1]

Оборонная улица на Викискладе

Оборо́нная у́лица — улица в Кировском районе Санкт-Петербурга. Проходит от проспекта Стачек до улицы Трефолева.





История

Первоначальное название дорога в деревню Волынкину проезд носил в 1913—1939 годы. Параллельно с 1915 года появляется название Поварухина улица, происходит от фамилии домовладельца Я. С. Поварухина[2].

Современное название Оборонная улица присвоено 10 июля 1950 года в память о героической обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной войны[2].

Достопримечательности

  • Ушаковские бани (дом 8)
  • Больница № 14 им. Володарского (дом 9/19)
  • Администрация муниципального округа «Нарвская застава» (дом 18)
  • Центр информационной культуры (ЦИК)
  • Противотуберкулёзный диспансер № 16 (дома 33—35)
  • Санитарно-эпидемическая станция Кировского района (дом 37)


Противотуберкулёзный диспансер № 16 Кировского района Оборонная улица возле проспекта Стачек Бани «Гигант» (Ушаковские) Жилой дом в стиле конструктивизма Городская больница № 14

Напишите отзыв о статье "Оборонная улица (Санкт-Петербург)"

Примечания

  1. [www.ruspostindex.ru/rf78/pochtovye-indeksy-sankt-peterburg-ulicy-b.html#m15 Почтовые индексы Санкт-Петербург]
  2. 1 2 Топонимическая энциклопедия Санкт-Петербурга. — СПб.: Информационно-издательское агентство ЛИК, 2002. — С. 264

Литература

Отрывок, характеризующий Оборонная улица (Санкт-Петербург)

– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.