Образование в Костроме

История

Мужская классическая гимназия

Первое учебное заведение в Костроме — «Цифирная школа» — было открыто в 1722 году, в 1747 году создана Костромская духовная семинария, в 1786 году — Главное народное училище на Верхней Дебре, в 1805 году в Костроме было открыто уездное училище, а в 1814 — приходское.
В мае 1795 году Главное народное училище было переведено в здание в начале Всехсвятской улицы в двухэтажный дом А. К. Коптева, перешедший за долги к Приказу общественного призрения.

В 1804 году училище было преобразовано во всесословную четырехклассную мужскую гимназию. Гимназии был передан и соседний двухэтажный каменный дом, возведенный еще до 1790 г. флота лейтенантом Н. К. Коптевым. Ввиду малого числа учащихся (в 1817 г. всего 17 человек) здесь же, на первом этаже, были устроены квартиры учителей и начальства. В 1812—1818 годах директором гимназии был поэт и филолог Н. Ф. Грамматин (Грамотин), его сменил Ю. Н. Бартенев, незаурядный педагог и литератор, приятель Пушкина, Вяземского, Гоголя, пробывший директором до 1833 года. Именно при Бартеневе в 1824 году губернский архитектор П. И. Фурсов выстроил учебный комплекс, состоявший из двух зданий и одноэтажного каменного мезонина. Особо выделялся дом с фасадом по Всехсвятской улице. Середина фасада была выделена небольшим выступом с пилястрами и балконом, на который выходили три высокие двери. Над богато профилированным карнизом возвышался аттик во всю длину крыши, в центре его — скульптурная группа. Все три дома объединялись в единый комплекс решётками красивого рисунка, с воротами и калитками на кирпичных столбах, украшенных вазонами.

Из воспитанников Костромской гимназии этого времени вышли впоследствии такие известные ученые, как географ А. П. Ефремов (друг В. Г. Белинского и Н. В. Станкевича), патологоанатом А. И. Полунин, историк академик И. П. Шульгин и другие.

Однако осенью 1834 года Николай I во время пребывания в Костроме повелел передать гимназии дом губернатора неподалеку (ныне главный корпус КГТУ), а губернатору - занять гимназические помещения. Некоторое же время здание пустовало, и видный публицист, педагог и общественный деятель А. П. Смирнов, поступивший в гимназию в 1835 г., вспоминал:

Это был громадный дом с комнатами, похожими на общественные сараи. Он стоял на горе, которая уступами спускалась к Волге

— Смирнов А. П. Воспоминания

Позднее гимназия была преобразована в восьмиклассную с приготовительным классом. В 1896 году в связи с увеличением числа учащихся в здании был надстроен третий этаж.

Костромская гимназия славилась отличной подготовкой: в 1840 году её выпускники получили право поступать в Императорские университеты без вступительных экзаменов. Залогом качественного образования был сильный педагогический состав гимназии. В 1839—1847 гг. её возглавлял Порфирий Иванович Величковский (1807—1876), ранее инспектор Ярославской гимназии. Величковского сменил другой талантливый педагог — Гавриил Киприянович Виноградов (1810—1885). Квартира директора была в самом здании гимназии, и именно здесь родился П. Г. Виноградов, выдающийся историк-медиевист, академик. Эффективным методом обучения и демократическими убеждениями запомнился ученикам преподаватель математики Н. П. Самойлович, выведенный А. Ф. Писемским в романе «Люди сороковых годов» в образе учителя Дрозденко.

В разные годы в Костромской мужской гимназии учились известные литераторы А. Ф. Писемский, А. А. Потехин, Н. А. Потехин, этнограф С. В. Максимов, юрист К. И. Кессель, философы В. В. Розанов и Ф. А. Голубинский, критик и публицист Н. К. Михайловский, экономисты Н. Д. Кондратьев и И. Х. Озеров, историк Ф. И. Успенский и Е. Е. Голубинский, синолог С. М. Георгиевский, металлург К. П. Поленов, петрограф А. А. Полканов, полярный исследователь А. Н. Жохов, церковные деятели: архимандрит Макарий (Глухарёв), епископ Порфирий (Успенский), митрополит Арсений (Москвин) и многие другие деятели науки и культуры.

Женское образование в XIX веке

С Костромой связана история женского образования в России. В 1856 году, на основании доклада А. С. Норова Александр II повелел «приступить к соображениям об устройстве на первый раз в губернских городах женских школ, приближенных по курсу преподавания к гимназиям». В течение 1857 года было учреждено только одно открытое женское училище: 25 августа 1857 года было открыто «Григоровское училище 1-го разряда для девиц всех сословий», созданное на средства действительного статского советника А. Н. Григорова (капитал был получен как приданое за сестрой золотопромышленника П. В. Голубкова). Он вносил плату за уроки учителям, за наем квартиры для училища и отопление, а в 1859 году приобрел для училища земельный участок с Г-образным домом и другими строениями, принадлежавшие купцам Стригалёвым (ныне один из корпусов КГУ имени Н.А.Некрасова). После смерти Григорова 24 мая 1870 года училище было преобразовано в Григоровскую женскую гимназию, первую в России.

Тогда же в костромском обществе возникла идея открытия училища для подготовки учительниц церковно-приходских школ. Решено было купить участок с деревянным на каменном полуэтаже домом, прилегающий к мужской гимназии, принадлежавший коллежской советницы Чагиной. В 1883 году было собрано 15 тыс. руб., но их оказалось недостаточно. Епархиальное женское училище было построено в 1899-1904 гг. благодаря счастливому случаю: служащий мужской гимназии П. И. Сергеев выиграл в лотерею огромную сумму денег и передал её городу (ныне здание администрации Костромской области).

Становление профессионального образования

См. также: Чижов, Фёдор Васильевич

Развитие профессионального образования в Костроме связано с именем Ф. В. Чижова, по завещанию которого были открыты два профессионально-технических училища: низшее химико-техническое (1894) и среднее механико-техническое (1897) для подготовки технического персонала для промышленных предприятий. Чижовские училища имели первоклассное оборудование и превосходный состав педагогов. Преподаватели набирались из выпускников столичных высших учебных заведений, а лучшие учащиеся посылались на стажировку за границу.

Первый костромской вуз

См. также: Костромской государственный университет имени Н. А. Некрасова

В период подготовки к празднованию 300-летия династии Романовых комиссией при Государственной думе был принят проект учреждения педагогического института в Костроме. Будущему институту планировалось присвоить наименование «Романовского». Обучение должно было проводиться для обоих полов без взимания платы, но для окончивших заведение было необходимо прослужить в области обучения в течение 7 лет.

Однако реальная история костромского высшего образования началась с открытия 7 ноября 1918 года «Костромского государственного рабоче-крестьянского университета в память Октябрьской революции 1917 года». Декрет Совнаркома от 21 января 1919 года, подписанный В. И. Ульяновым-Лениным узаконил деятельность учебного заведения:

В ознаменование Октябрьской революции 1917 г, раскрепостившей трудящиеся массы от политического, экономического и духовного гнета со стороны имущих классов и открывшей им широкие пути к источникам знания и культуры, учредить государственные университеты в городах Костроме, Смоленске, Астрахани и Тамбове и преобразовать в государственные университеты бывшие Демидовский юридический лицей в Ярославле и педагогический институт в Самаре. Сроком открытия университетов считать день первой годовщины Октябрьской революции — 7 ноября 1918 г.

Университет занял здание Благородного Дворянского собрания на Павловской улице. Занятия в учебном заведении начались 17 ноября 1918 года с лекции приват-доцента, впоследствии ученого-антрополога с мировым именем Е. М. Чепурковского. Первым ректором университета стал Николай Гаврилович Городенский, преподаватель классической филологии. Университету удалось собрать превосходный состав преподавателей. На кафедрах гуманитарного факультета университета преподавали такие известные ученые, как Ф. А. Петровский (классическая философия), Б. А. Романов и А. Ф. Изюмов (история), А. И. Некрасов (история и теория искусств), В. Ф. Шишмарев (история западноевропейской литературы и романская филология), С. К. Шамбинаго (литературоведение), А. Л. Саккетти и Ю. П. Новицкий (право). Здесь делали первые шаги в преподавательской деятельности знаменитый пушкинист С. М. Бонди и будущий академик историк Н. М. Дружинин. Студенты Костромского университета могли услышать выступления наркома просвещения А. В. Луначарского, лекции Фёдора Сологуба о новой литературе и новом театре. В составе университета первоначально действовали естественный, гуманитарный и лесной факультеты, а позже — педагогический и медицинский. Вследствие проводимой в стране политики равного доступа к образованию, в университет поступали малограмотные рабочие и крестьяне, которые могли зачисляться без экзаменов. Низкий образовательный уровень студентов, вызвал необходимость открытия просветительской ассоциации, которая включала высшую народную школу и губернское общество народных университетов. С 1919 года функцию подготовки студентов к учебе взял на себя появившийся при университете рабочий факультет. В 1921 году на всех факультетах учились 3333 студента.

В связи с тяжёлыми последствиями гражданской войны и переходом к НЭПу, Наркомпрос в 1921 году принял решение о закрытии или о реорганизации большинства молодых университетов. На базе Костромского университета были созданы два вуза — педагогический институт (Институт народного образования) и сельскохозяйственный. В последующие годы на базе университета были созданы несколько учебных заведений (техникумы и училища), которые неоднократно преобразовывались и меняли направление своей деятельности.

Высшее образование в 1930—1960 годы

Начало форсированной индустриализации и развитие в Костроме предприятий текстильной, лёгкой и деревоперерабатывающей промышленности, а также текстильного машиностроения повлекло за собой острую нехватку квалифицированных кадров. В 1932 году в Костроме был открыт текстильный институт, который первоначально назывался льновтузом. Институт имел два отделения (прядильное и ткацкое), к которым позднее прибавились факультеты первичной обработки лубяных волокон (1937) и механико-энергетический (1938). Уровень подготовки первых студентов был крайне низкий, вступительные экзамены не проводились, — в результате отсев был огромный: в первый год на дневном и вечернем отделении обучалось около 200 студентов, через пять лет диплом об окончании получили лишь 72 человека. Из-за недостаточного количества студентов и низкого уровня их подготовки уже в 1933 году была предпринята попытка закрыть его, а в 1934 — объединить с Ивановским текстильным институтом . Успешное развитие КТИ позволило ему в 1994 году получить статус технологического университета. В 1939 году решением Наркомпроса, в связи с политикой перехода на обязательное семилетнее обучение в школах страны, педагогическое училище, преемник первого костромского университета, было преобразовано в учительский институт. В 1946 году ему было присвоено имя Н. А. Некрасова, 125-летие со дня рождения которого тогда широко отмечалось в стране. После войны, в 1949 году учительский институт, который занимал здание Григоровской гимназии на улице Пятницкой, был повышен до статуса педагогического института (с 1994 года педагогический университет, с 1999 — Костромской государственный университет имени Н. А. Некрасова).

В том же году решением Министерства высшего образования СССР был создан Костромской сельскохозяйственный институт, расположившийся в здании бывшей Костромской духовной семинарии на улице 1 Мая. В 1958 году постановлением Совета Министров СССР было принято решение о переводе института на земли учебного хозяйства в посёлок Караваево с созданием учебно-производственного городка на площади более 200 га. В октябре 1964 года состоялось его открытие. Так возник первый в стране «вуз на земле» (ныне Костромская государственная сельскохозяйственная академия).

Современное состояние

В настоящее время в городе действуют четыре государственных вуза — Костромской государственный университет имени Н. А. Некрасова, Костромской государственный технологический университет, Костромская государственная сельскохозяйственная академия и Военная академия радиационной, химической и биологической защиты и инженерных войск имени Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко.
Имеются филиалы и представительства государственных и негосударственных вузов, средние профессиональные учебные заведения (музыкальное училище, медицинский колледж имени Героя Советского Союза С. А. Богомолова, училище культуры, автодорожный колледж, колледж бытового сервиса, лесомеханический колледж, машиностроительный техникум, технологический техникум, политехнический колледж, строительный техникум, торгово-экономический колледж, энергетический техникум имени Ф. В. Чижова), учреждения начального профессионального образования (колледжи и училища), планетарий.
В муниципальном подчинении находятся учреждения общего образования (лицеи, гимназии, школы, школа-интернат, вечерние сменные школы), учреждения дополнительного образования детей и дошкольные образовательные учреждения (детские сады). Шесть детских музыкальных школ и две школы искусств дают начальное музыкальное и художественное образование.

См. также

• Костромской государственный университет имени Н. А. Некрасова
• Костромской государственный технологический университет
• Костромская государственная сельскохозяйственная академия
• Военная академия РХБЗ и инженерных войск

Литература

• Бердова О. В., Лушина Е. А. Костромское учительство (XVIII - начало XX века) / Отв. ред. А.А.Герасимов. - Кострома: Изд-во КОИПКРО, 2006. - 208 с. ISBN 5-98841-008-1
• Костромской государственный университет имени Н. А. Некрасова / под общ. ред. Н. М. Рассадина; сост. А. Г. Кирпичник, А. Р. Наумов. – Кострома : КГУ им. Н. А. Некрасова, 2008. – 80 с. : ил. – ISBN 978-5-7591-0938-9

Ссылки

• [www.koipkro.kostroma.ru/Pages/Kostroma_EDU.aspx Портал «Образование Костромской области»]
• [www.koipkro.kostroma.ru/Kostroma_EDU/default.aspx Управление образования администрации города Костромы]

Отрывок, характеризующий Образование в Костроме

– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.