Образование в Третьем рейхе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Система народного образования в Третьем рейхе была в высшей степени политизирована. В её основе лежала идеология Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП). В разработке этой идеологии принимали участие Грегор Штрассер, руководитель работы партии по пропаганде и оргработе и Альфред Розенберг[1]. Впоследствии он — признанный идеолог нацизма, начальник Внешнеполитического управления НСДАП, уполномоченный фюрера по контролю за общим духовным и мировоззренческим воспитанием НСДАП. Многие идеи Розенберга были использованы Гитлером при написании «Майн кампф»[2], которая в Германии была возведена на роль своеобразного катехизиса нацизма. В соответствии с распоряжением министерства внутренних дел эта книга должна была при регистрации брака вручаться всем супружеским парам[3].

На одном из первых мест в пропаганде национал-социалистической идеологии было воспитание молодого поколения: «Кто владеет молодёжью, тот владеет будущим»[4].





Критерии образования

На основании единственного за время существования Третьего рейха сбора данных от 1 января 1935 года в тогдашних границах Германии насчитывалось 84 000 учителей — членов НСДАП, что составляло 3,4 % от полного числа её членов. Из них 39,3 % были политическими руководителями, что составляло 7,1 % от общего числа идеологических работников. В немецком обществе тогда общее количество учителей составляло 286 000 человек, то есть 0,9 % от всей численности занятого в народном хозяйстве населения. Однако из всех категорий работников именно учителя — члены партии были представлены в наибольшей степени — 29,4 %, когда в среде рабочих члены партии составляли лишь 5,1 %[3].

В соответствии с указаниями Гитлера утверждалось, что учащийся может достичь успеха в своей дальнейшей практической жизни лишь в том случае, если он будет хорошо идеологически подготовлен к пониманию идеалов Народного государства (другое самоназвание Германии в годы нацизма). Подчёркивалось, что настоящим гражданином будет лишь тот, кто предпочтёт эгоистическому материализму служение обществу с учётом интересов коллектива.

Указывалось, что демократические принципы доступности знаний для детей разных социальных слоёв должны неуклонно соблюдаться, что подтверждалось многочисленными успехами людей из самых бедных слоёв общества на своём жизненном поприще. Одновременно сохранялся принцип необходимости соблюдения расовой чистоты арийской нации, что вытекало из одного из исходных принципов нацизма, основанного на представлении о том, что расовое смешение неизбежно ведёт к деградации общества. При этом имеющиеся факты о достижениях отдельных представителей не арийской нации объяснялись искусной дрессировкой, а также утверждением, что если бы арийцам было бы уделено такое же внимание, то из них вышло бы в тысячу раз больше талантов.

Особое внимание Гитлер обращал на чрезмерную перегрузку знаниями учеников и аргументировал своё мнение тем, что, достигнув зрелого возраста, лишь небольшое количество выпускников могли вспомнить то, на что они напрасно потратили много часов, учась в школе. Он настоял на том, что школьная программа должна была быть существенно сокращена с тем, чтобы оставить место для уроков физкультуры, а также производственной практики. В связи с этим были разработаны меры, в соответствии с которыми государство радикально пересмотрело систему общего образования с тем, чтобы в программу вошли только те предметы, которые могут быть использованы в дальнейшей практической деятельности. Кроме того, была оставлена возможность для получения специальных знаний в направлении, в котором ученик намерен специализироваться на протяжении его дальнейшей жизни.

Общее образование стало обязательным, а специальное определялось учащимся по собственному желанию. Но глубокое изучение специальных знаний должно было начинаться после окончания школы. Особое внимание следовало обратить на разделение в учебном процессе преподавания специальных предметов и общекультурного развития. Это было признано особенно важным, поскольку существовавшая до 1933 г. школа уделяла слишком большое внимание материальной ценности получаемых знаний. Утверждалось, что любой ученик, окончивший школу, должен стать не пацифистом, демократом или чем-либо в этом роде, но убеждённым патриотом своей Родины. В основу воспитания подрастающего поколения должно быть положено правило, что каждый, кто истинно любит Родину, должен быть готов пожертвовать всем для её блага[5].

На основании приказа по Министерству науки, воспитания и народного образования от 29 января 1938 года срок обучения в высших учебных заведениях был сокращён с девяти до восьми лет. Совместное обучение, как противоречащее национал-социалистическим взглядам, заменялось на раздельное обучение детей разного пола.

Этим же приказом был положен конец преподаванию в духе прежней гуманистической идеологии как абстрактной и антинародной. Отныне целью воспитания стала подготовка подрастающего поколения к борьбе в интересах национал-социалистической революции[4].

Граждане Германии, в соответствии с установками нацистской партии, не должны были испытывать стыд за прошлое, в том числе за поражение в Первой мировой войне. Наоборот, прошлое должно было стать источником уроков на будущее и мобилизовать на борьбу за отмену Версальского диктата.

В адрес интеллигенции Гитлером высказывался упрёк в том, что она никогда не понимала широких масс и существовала в изоляции от них. Он утверждал, что наука должна служить делу поддержания чувства гордости за своё отечество. Любой новатор, сделавший заметный вклад в науку или производство, должен быть отмечен не только как создатель нового, но и, в первую очередь, как представитель нации[5]. Индивидуальные достижения в любом виде трудовой деятельности от сельского хозяйства до научно-исследовательских работ подлежали общественному поощрению.

Во входящих в состав Рейха землях были сохранены министерства культуры, но было организовано Государственное министерство воспитания (нем. Reichserziehungsministerium), задачей которого стало «внесение единообразия в процесс образования». К правам общих государственных школ были приравнены специальные учебные заведения, такие как «Национал-политические училища» (нем. «Nationalpolitischen Anschalten» (NAPOLA)), «Школы Адольфа Гитлера» (нем. Adolf-Hitler-Schulen), а также высшие партийные учебные заведения и «Орденских замков» (нем. «Ordensburgen»).

Молодёжные организации

Национал-социалистическая администрация внимательно следила за строительством социализма в Советской России и заимствовала некоторые идеи и мероприятия в своей практической деятельности. По образцу сталинских пятилеток в Германии был принят четырёхлетний план развития народного хозяйства.

Готовя смену партийным рядам и вообще смену «старому, отсталому и загнившему миру» в преддверии наступающей эры тысячелетнего Рейха, партия прививала молодому поколению новое мировоззрение (нем. «Weltanschauung»). С этой целью ещё в 1926 году была создана по образцу советской Всесоюзной пионерской организации[6] находящаяся под контролем партия молодёжная политизированная организация «Гитлерюгенд» (нем. Hitlerjugend). Затем в 1930 г. был создан «Союз немецких девушек» и в 1931 году «Немецкая молодёжь» (для младших школьников) .

5 апреля 1933 г. Ширах занял помещение бывшего центра Общегерманского молодёжного еврейского союза1933 году Гитлерюгенд был объединён с «Национал-социалистическим союзом школьников» под руководством бывшего студента Бальдура фон Шираха, получившего неофициальное признание как «вождя молодёжи» («Jugendbewegter»). Ему удалось либо вовлечь существовавшие молодёжные и детские объединения в свою организацию, либо устранить их.

В результате в 1938 году Гитлерюгенд стал общенемецкой структурой, в которой обязаны были состоять все несовершеннолетние немцы школьного возраста. Шираху и его коллегам удалось путём эксплуатации свойственного молодости идеализма и романтического стремления к жертвенности создать во многом экзальтированную атмосферу верности идеалам национал-социализма в массе немецкой молодёжи.

В этом же направлении действовала и возникшая ещё до 1933 года идея вовлечения молодёжи в систему трудового воспитания — «Reichsarbeitdienst». Которая была введена с 26 июня 1935 года в Германии. Она предполагала обязательное участие в различных видах трудовой деятельности подростков допризывного возраста в течение полугода. Эта обязанность распространялась также и на девушек, поскольку считалась неотъемлемым элементом воспитания подрастающего поколения в духе национал-социализма и народного единства, а также образования привычки и уважения к общественно полезному труду.

Летом 1939 г. была создана специальная организация, целью которой было противодействие проявлениям коммунистических, социал-демократических и католических убеждений.

В школах была начата и со временем занимала всё больше учебных часов военно-патриотическая подготовка, продолжавшаяся и летних лагерях, в которых проводились игры, целью которых было приучить школьников к трудностям походной жизни. Обучение обращению с оружием также начинало проводиться со школы.

Борьба с коммунистами

Основными идеологическими противниками национал-социализма были в то время коммунисты (партия KPD), представители интернационалистического направления в социализме, и которые в случае объединения с социалистической партией (SPD) могли бы стать наиболее серьёзными конкуренты в борьбе за власть (По данным выборов в Рейхстаг депутаты от NSDAP получили 288 мест, от социалистов 120 и от коммунистов 81 [3]).

Национал-социалисты обвиняли коммунистов в том, что они используют демократию лишь для парализации оппонентов и получения свободы действий для реализации своих методов. Опираясь на исторический опыт революции в России, Гитлер предупреждал, что в случае, если немецкие коммунисты, получающие инструкции из штаб-квартиры Третьего Коммунистического Интернационала, находящейся в Москве, окажутся в парламентском меньшинстве, они немедленно откажутся от демократических методов парламентаризма и перенесут борьбу на улицы и фабрики.[7] Антикоммунистическая пропаганда, проводимая в этом духе, составляла одну из главных тем учебного процесса.

Борьба с еврейством

В значительной степени молодёжи была адресована и пропаганда расовой ненависти, направленная, в первую очередь, против еврейства. Эта пропаганда начиналась с детского сада и входила как обязательная тема во все школьные предметы.

Школьникам Германии внушали, что евреи являются врагами Германии. Вот одна из математических задач того времени: «Евреи являются врагами Германии. В 1933 году население Третьего рейха составляло 66 060 000 жителей, из которых 499 682 были евреями. Сколько процентов населения были нашими врагами?»[8]

Напишите отзыв о статье "Образование в Третьем рейхе"

Примечания

  1. окончивший МВТУ в 1918 году и потому достаточно ознакомленный с основными положениями и практикой идеологической работы марксизма
  2. www.hitler.org/writings/Mein_Kampf/ Mein Kampf by Adolf Hitler.
  3. 1 2 3 Heinz Bergschicker. Deutsche Chronik 1933—1945. Ein Zeitbild Faschistischen Diktatur. 3.Auflage. Berlin :Verlag der Nation, 1981
  4. 1 2 Gerhart Binder Epoche der Entscheidungen/ Eine geschichte des 20.Jahrhunderts mit Dokumenten in text und Bild. Sechste Auflage 40.-48.Tausend. Seewald Verlag Stuttgart-Degerloch. 1960.
  5. 1 2 www.hitler.org/writings/Mein_Kampf/ Mein Kampf by Adolf Hitler.Volume Two — The National Socialist Movement Chapter II: The State.
  6. Создана решением 19 мая 1922 года на Всероссийской конференции комсомола и до 1924 года носила имя Спартака, а после смерти Ленина получила его имя.
  7. www.hitler.org/writings/Mein_Kampf/ Mein Kampf by Adolf Hitler. Volume Two — The National Socialist Movement Chapter I: Philosophy and Party
  8. [bg.ru/society/uroki_nenavisti_kak_detej_uchili_nenavidet-22869/ Уроки ненависти: как детей учили антисемитизму]

Отрывок, характеризующий Образование в Третьем рейхе

Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..