Обращение в индуизм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Статья по тематике
Индуизм

История · Пантеон

Вайшнавизм  · Шиваизм  ·
Шактизм  · Смартизм

Дхарма · Артха · Кама
Мокша · Карма · Сансара
Йога · Бхакти · Майя
Пуджа · Мандир · Киртан

Веды · Упанишады
Рамаяна · Махабхарата
Бхагавадгита · Пураны
другие

Родственные темы

Индуизм по странам · Календарь · Праздники · Креационизм · Монотеизм · Атеизм · Обращение в индуизм · Аюрведа · Джьотиша

Портал «Индуизм»

Современный взгляд на обращение в индуизм сформировался в результате упадка кастовой системы в сочетании с влиянием древних идей индуистской религии. В то время как одни приверженцы индуизма считают, что индуистом можно только родиться, — другие верят в то, что любой, кто следует индуистским верованиям и практикам, является индуистом.[1]





Юридическое определение последователя индуизма

Распространён тезис о том, что индийцы не согласны признавать индуистами людей иного этнического происхождения.[2] Однако, как в нормах самого индуизма как религиозной системы, так и в светском индийском законодательстве нет установлений, увязывающих принадлежность к индуизму с этническими критериями.[2] Юридическое определение индуизма было дано Верховным Судом Индии в 1966 году.[2] С уточнениями, внесёнными 2 июля 1995 года, оно включает 7 основных признаков:[2]

  1. «почтительное отношение к Ведам как к высшему авторитету в религиозных и философских вопросах»;
  2. наличие духа терпимости по отношению к иной точке зрения, вытекающей из признания того, что истина многогранна;
  3. признание космического «великого мирового ритма» — огромных периодов творения, сохранения и разрушения Вселенной, следующих один за другим в бесконечной последовательности, представление о котором разделяют все шесть основных систем индуистской философии;
  4. вера в перерождение (реинкарнацию) и предыдущее существование души (индивидуальной духовной сущности);
  5. признание того, что освобождение (из «колеса перевоплощений») достижимо различными путями;
  6. осознание в качестве «равноправных» возможностей «идолопоклонства и отрицания почитания зримого образа богов»;
  7. понимание того, что, в отличие от других религий, индуизм не связан с признанием определённого набора философских постулатов.

Ни в признаки самого индуизма, ни в перечень критериев, которым должен соответствовать последователь индуизма, Верховный Суд Индии не включил никаких национально-этнических критериев.[2] 2 июля 1995 года Верховный Суд Индии признал, что:

Тот, кто с поклонением принимает Веды, принимает то, что освобождения можно достичь различными способами, признает ту истину, что можно поклоняться различным богам, что является отличительными особенностями индуистской религии, может быть назван индусом.[2]

Прозелитизм и обращение в индуизм

Прозелитизм не характерен для индуизма.[3] Однако, в современном индуизме (в особенности в неоиндуистских течениях) обращение является распространённым явлением. На раннем периоде развития индуизма не существовало других религий, которые составляли бы конкуренцию,[4] и индуисты принимали всех за последователей санатана-дхармы.[4][5] Поэтому необходимости обращать кого-то в индуизм просто не существовало.[4] С приходом наследственного кастового деления индийского общества в послеведический период, обращение в индуизм стало очень проблематичным. В наследственной кастовой системе положение человека в обществе в основном определялось рождением, поэтому обращение кого-то в индуизм было возможным только по праву рождения. Хотя, нужно заметить, что кастовая система всё же допускала ассимиляцию в индуизм мигрирующих групп по прошествии нескольких поколений.[4]

Современный взгляд на обращение в индуизм сформировался в результате упадка кастовой системы в сочетании с влиянием древних идей санатана-дхармы. В то время как одни приверженцы индуизма считают, что индуистом можно только родиться, — другие верят в то, что любой, кто следует индуистским верованиям и практикам, является индуистом. Некоторые индуисты в той или иной мере разделяют обе точки зрения.[1]

Индуисты, проживающие за пределами Индии, как правило легко принимают желающих обратиться в индуизм. В самой Индии обращение в индуизм также становится всё более и более обыденным. Переход в индуизм стал набирать темпы также по причине усиления индуистских реформаторских движений.[6] В частности, переход индийцев обратно в индуизм не представляет проблемы, так как многие индуисты верят в то, что перейти из индуизма в другую религию просто невозможно. Также считается вполне приемлемым обращение в индуизм одного из партнёров в супружеской паре, которому таким образом даётся полная возможность участвовать в индуистской религиозной и культурной жизни.

Формального обряда обращения в индуизм не существует, хотя во многих традициях ритуал, называемый «дикша» («духовное посвящение», «инициация»), знаменует начало духовной жизни после обращения в индуизм, а ритуал, называемый «шуддхи» («очищение») проводится при возвращении индийцев обратно в индуизм из другой религии. Большинство течений в индуизме не являются проповедническими и не стремятся обращать кого-то. Некоторые из них верят в то, что достичь совершенства в духовной жизни можно практикуя любую религию, при условии что эта практика осуществляется искренне.[7]

Проповедническими являются такие течения, как «Общество веданты», «Арья самадж», «Общество Рамакришны», «Арша видья питам», «Общество божественной жизни», «Международная миссия веданты», «Рамана ашрам», и Гаудия-вайшнавизм (к которому принадлежит Международное общество сознания Кришны). В общем, понятие религиозной свободы для индуиста прежде всего зиждется на праве сохранить свою религию.[1]

В энциклопедии «Индийская философия» утверждается:

Классическая практика индуизма не предполагает посвятительных обрядов, переход в индуизм тех, кто по рождению не хинду, всегда был явлением исключительным. Только с развитием реформированного индуизма в конце XIX — начале XX в. и с популяризацией его за пределами традиционных индуистских регионов Южной и Юго-Восточной Азии и Африки приобщение к индуизму перестало ограничиваться этнической принадлежностью и всё больше людей стали называть себя хинду в США, Канаде, Великобритании, в других странах Европы и Америки. Одной из существенных черт неоиндуизма является его „экспорт“ в другие страны, чему способствовала деятельность таких религиозных объединений, как Международное общество сознания Кришны и Фонд Раджниша.

Индуистские первоисточники о миссионерстве и обращении в индуизм

«Мы, риши, проповедуем эти Божественные Слова (Вед) и Брахманам, и Кшатриям, и Вайшьям и Шудрам, и местным, и чужакам». (Яджурведа 26.2)

«Желающему достичь непоколебимой обители в мире Брамы. Да будет вас много, да распространятся Веды!» (Шантипарва 329.44)

«„С горы на равнину мы хотим идти, великий муни, для распространения Вед, если тебе угодно, владыка“. Слово учеников услышав, владыка, сын Парашары, в ответ сказал слово, способствующее закону, пользе, благу: „Вы можете идти на землю или в мир богов, как вам угодно, не будьте же нерадивы, спешите возвещать слово Брамы“». (Шантипарва 330.4-6)

«Даже извергнутый из варны или женщина, если они стремятся к долгу (дхарме), оба такой дорогой на запредельный путь вступают». (Шантипарва 240.34)

«Кто этому постоянно внимает и всегда распространяет это… Кто это ясное слово великого риши… благоговейно примет, тот умиротворения достигнет». (Шантипарва 342.116-122)

«У брахмана, рожденного в этой стране, пусть все люди на земле изучают свой образ жизни». (Ману-смрити 2.20)

Напишите отзыв о статье "Обращение в индуизм"

Примечания

  1. 1 2 3 Omar 2006
  2. 1 2 3 4 5 6 Иваненко 2008
  3. Религиоведение. Энциклопедический словарь. С. В. Пахомов «Индуистом может быть только тот человек, который родился в одной из каст, поэтому в индуизме отсутствует прозелитизм»
  4. 1 2 3 4 Davis 2005
  5. Ketkar Shridhar. [books.google.com/books?id=_c9OAAAAMAAJ&pg=PA89&lr=#PPA89,M1 The History of Caste in India]. — Taylor & Carpenter, 1909. — P. 87-89.
  6. Reuter Thomas. [www.hinduismtoday.com/archives/2004/10-12/52-53_revivial.shtml Java's Hinduism Revivial]. — Hinduism Today, 2004.
  7. & Bhaskarananda 1994, pp. 189-192

Литература

На английском языке
  • Bhaskarananda, Swami (1994), written at Seattle, WA, The Essentials of Hinduism: a comprehensive overview of the world's oldest religion, Viveka Press, ISBN 1-884852-02-5
  • Davis, Geoffray (2005), [books.google.com/books?id=_0QNztm0EHYC&pg=PA106&lr=&sig=odCSau50iKmPQAAYDT22N4YGsVs Towards a Transcultural Future: Literature and society in a post-colonial world], Rodopi, ISBN 9042017368, <books.google.com/books?id=_0QNztm0EHYC&pg=PA106&lr=&sig=odCSau50iKmPQAAYDT22N4YGsVs>
  • Flood, Gavin (2003), Blackwell companion to Hinduism, Blackwell Publishing, ISBN 0-631-21535-2
  • Knott, Kim (1998), [books.google.com/books?id=fKtwHAAACAAJ Hinduism: A Very Short Introduction], Oxford University Press, ISBN 0192853872, <books.google.com/books?id=fKtwHAAACAAJ>
  • Omar, Rashid (2006), [kroc.nd.edu/ocpapers/op_27_1.pdf The Right to Religious Conversion: Between Apostasy and Proselytization], Kroc Institute, University of Notre Dame, ISBN 9042017368, <kroc.nd.edu/ocpapers/op_27_1.pdf>
На русском языке

Отрывок, характеризующий Обращение в индуизм

Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.