Джек Обри

Капитан Джек Обри (англ. Jack Aubrey) — вымышленный персонаж, главный герой серии военно-морских приключений английского писателя Патрика О’Брайана. В книгах действует вместе со своим другом, доктором Стивеном Мэтьюрином.

Описание персонажа

Факты «биографии» капитана

Автор время от времени сообщает нам некоторые факты из жизни своего персонажа.

Отец Джека, генерал Обри

Генерал проживает в поместье Вулхемптон. Принадлежит к партии тори.

На протяжении цикла сам генерал Обри на сцене не появляется. Мы можем судить о его личности по скандальным слухам, то и дело циркулирующих в свете:

• Первый скандал: приказал высечь члена парламента, кандидата от партии вигов в Хинтоне.
• Второй скандал: в шестьдесят пять лет генерал женится на молоденькой крестьянской девушке, молочнице. Наличие молодой мачехи — это одна из причин, по которой Джек Обри не очень стремится в родовое гнездо. Джек говорит о внешности мачехи: «Куколка с черными вьющимися волосами. Всегда улыбается, всегда от неё пахнет молоком и всегда у неё мокрые руки». Упоминается, что мачеха родила Джеку брата, причем в тот момент, когда капитан Обри сам собирается стать отцом.

Скандальная известность генерала Обри не раз мешала сыну делать карьеру.

Личная жизнь и семья капитана Джека Обри

В начале цикла Джек Обри не женат. Однако уже во второй книге завязывается роман с Софи Уильямс, который никак не может прийти к счастливому завершению, в основном благодаря противоречию между запутанным финансовым положением капитана и алчностью будущей тещи, непременно желающей выдать дочь за состоятельного человека. Однако капитан несколько поправил свои дела, а теща разорилась, что уравняло шансы сторон и привело к заключению брака. После женитьбы молодые живут в тесном Эшгроу-коттедже («Ashgrove Cottage»), расположенном неподалеку от Хемпшира. Софи родила двух сестер-близнецов, Шарлотту и Фанни. Девочки настолько похожи, что Джек не может отличить их друг от друга. Поэтому Шарлотте велено носить красный передник, а Фанни — синий. Спустя год после рождения сестер у Джека появляется сын Джордж.

Внешность

Высокий (шесть футов или 1.83 метра ростом) голубоглазый блондин с вьющимися волосами. Имеет склонность к полноте (вес под две с половиной сотни фунтов, или 113 килограмм) и одышке (вследствие малоподвижного образа жизни и прекрасного аппетита). Голос Джека, привыкший отдавать команды во время шторма или артиллерийской канонады, могуч: как то раз ему пришлось поговорить с боцманом «с глазу на глаз», причем все, что говорил капитан, было слышно «от кормового салона до форштевня».

Послужной список

Начал морскую службу с детских лет (с девяти числился на флоте, плавать стал с двенадцати) простым матросом. Упоминается, что, уже будучи гардемарином, был разжалован в матросы на шесть месяцев с формулировкой: «за неподобающее поведение и любовные похождения». Постепенно дослужился до мичмана, сдал экзамен на лейтенантский чин. Несколько лет служил на разных кораблях. Во время Битвы на Ниле был третьим лейтенантом на «Леандре». Перед назначением капитаном на бриг «Софи» исполнял обязанности лейтенанта (помощника капитана) на «Женеро» («Généreux»).

Корабли, которыми командовал капитан Обри:

• «Софи»(«HMS Sophia») — бриг по парусному вооружению (шлюп по военной классификации) испанской постройки, 250 тонн водоизмещения, 14 пушек, 105 человек экипажа. На этом корабле капитан прославился как грозный крейсер. Прославился настолько, что французские и испанские купцы в складчину наняли для расправы над «Софи» приватира: фрегат-шебеку «Какафуэго». Этот приватир значительно превосходил «Софи» по тоннажу, скорости, численности экипажа и мощности бортового залпа. Несмотря на это, Джек Обри вступил в бой с «Какафуэго» и захватил его в абордажном бою. Этот бой стал притчей во языцех, и принес капитану много славы, прозвище «Счастливый Джек», но еще больше неприятностей юридического характера. В бою с французским 74-х пушечным кораблем «Дезэ» («Desaix»), «Софи» лишилась всего рангоута. Капитан Джек Обри был вынужден приказать спустить флаг и сдался в плен. Впоследствии трибунал оправдал капитана за сдачу корабля.
• «Поликрест»(«HMS Polychrest») — экспериментальное судно, плавучая батарея. Был построен с целью испытания некого нового чудо-оружия огромного калибра и значительной длины ствола. Испытания прошли неудачно, однако уже готовый корабль решено было не утилизировать, а включить в состав флота. На нем 24 карронады калибром 32 фунта (14.5 кг). Штатная численность экипажа 120 человек (хотя Джек Обри ходил на нем с недокомплектом в 35 человек). У этого корабля необычные обводы: острые корма и нос абсолютно одинаковы, палуба лишена седловатости, отсутствует трюм, «плавающие» кили. Вследствие этого мореходные качества корабля крайне неудовлетворительны: он несбалансирован на руле, самопроизвольно зарыскивает, обладает огромным дрейфом, повышенной валкостью и «мокрой» палубой. «Поликрест» затонул после боя на рейде Шолье.
• «Резвый» («HMS Lively») — фрегат. Артиллерия: 36 длинноствольных чугунных орудия калибром 18 фунтов (8.2 кг). На этом корабле капитан Джек Обри вступил во временное командование, получив звание пост-капитана (в других переводах капитана первого ранга).
• «Сюрприз» («HMS Surprise») — фрегат французской постройки (корабль 6-го ранга), 579 тонн, 28 пушек, экипаж 197 человек. Довольно старый корабль — Джек Обри служил на нем в юности мичманом и даже вырезал на эзельгофте грот-мачты свои инициалы. До того, как поднять английский флаг, корабль назывался «Юните». Достался капитану в весьма потрепанном состоянии, однако Джек сумел привести его в идеальный порядок, отремонтировавшись на Королевской верфи в Бомбее.
• «Боадицея» («HMS Boadicea») — неплохой ходок, но не может идти круто к ветру. Экипаж 300 человек. Джек Обри привел этот корабль из Госпорта в Кейптаун, по пути вышколив экипаж в управлении парусами и пушечной стрельбе. В Кейптауне Джек получил широкий вымпел — контр-адмиральские полномочия (правда, без контр-адмиральского оклада, оставшись в звании пост-капитана) и должность коммодора. Подняв вымпел на «Рэйсонейбле», коммодор Обри возглавил дивизион из пяти боевых кораблей (кроме «Рэйсонейбля» и «Боадицеи» упоминаются «Сириус», «Нереида» и «Оттер») и одной вооруженной шхуны Ост-Индской компании «Уосп». Задачей Джека, как коммандора, был разгром и захват французских баз на островах Маврикий и Реоньюн, и прекращение нападений французского флота на торговые корабли Ост-Индской компании. Выполнив задание, капитан вернулся на «Боадицею».
• «Леопард» («HMS Leopard») — очень старый корабль, заложен еще в 1776 году. Строился с перерывами больше десяти лет. Двухпалубный, пятьдесят пушек, относится к «вымирающему» 4-му рангу. Водоизмещение 1056 тонн, длина по килю 120 футов (36.6 метра), ширина миделя 40 футов 8 дюймов (12.4 метра), экипаж 343 человека.

Ранения

Сам Джек Обри упоминает ранения, полученные им еще до событий цикла.

• Самую первую тяжелую рану он получил не в бою, а во время рекрутского набора. Жена плотника из Диля ударила мичмана Обри по голове утюгом, пытаясь воспрепятствовать будущей карьере своего мужа, которого Джек собирался сделать матросом.
• Джек Обри получил тяжелейшие ранения, будучи мичманом на «Агамемноне», командуя шлюпочной атакой.
• Был ранен в Битве на Ниле, получив пулю в грудь. Ходил с этой пулей несколько лет. В этом же сражении получил ранение в голову.
• Еще одно ранение в голову получил, когда «Женерё» захватил старый «Леандр».

События цикла называют еще несколько ранений.

• Капитана Обри опалило взрывом при штурме береговой батареи Альморайры. Вся левая половина головы Джека представляла собой кошмарное зрелище: волосы сгорели, кожа приобрела пурпурно-багровый цвет, левый глаз заплыл. Доктор Мэтьюрин намазал ожог какой-то своей мазью. Сквозь мазь пробилась щетина отрастающих волос — Джек в эти дни в левый профиль удивительно напоминал африканского бабуина.
• Джек получил несколько колотых и резаных ран при абордажном штурме «Какафуэго». Одна из ран рассекла старый шрам от пули, полученный на Ниле. Доктор Мэтьюрин воспользовался случаем и удалил пулю.
• На пакетботе «Лорд Нельсон», на котором был пассажиром, Джек возвращался из плена в Альхесирасе. Пакетбот был атакован французским капером. Обри вызвался командовать палубной артиллерией. Был ранен в голову осколком разорвавшейся пушки, потеряв мочку уха.
• Во время боя на рейде Шолье, командуя «Поликрестом», получил контузию от разрыва бомбы, потеряв уже поврежденное ухо, и часть скальпа, кроме того, заработал удар шпаги в грудь. Его друг, доктор Мэтьюрин, цинично пришил ухо на место. От этого боя у Джека остался шрам на лице, идущий от скулы, через пришитое ухо и исчезающий в волосах.
• Небольшую контузию Джек получил от катящегося по палубе ядра, командуя «Резвым». Во время боя с двумя французскими фрегатами ядро повредило ему ступню, отчего он долгое время хромал.

Прозвища Джека Обри

Юношей Джек много времени проводил на фор-марсе «Сюрприза». Там он прятался от грозного первого лейтенанта, читая книги по навигации. За это он получил прозвище «Джек-формарсовый» («Foremast Jack»).

Уже будучи лейтенантом на «Женеро», Джек, за неиссякаемый оптимизм (и за связь с женой коменданта Порт-Магона), получил ярлык «Улыбающийся Змей», или даже «Наглый Улыбающийся Змей» («Brazen Smiling Serpent»).

Длинные золотые волосы, реющие по ветру, подобно вымпелу, наградили капитана «Софи» прозвищем: «Наш Старый Лютик». По этой же причине некоторые подчиненные за глаза называют капитана «Златовласка» («Goldilocks»).

Но своё последнее прозвище «Счастливый Джек» («Lucky Jack») он получил за удивительный абордажный захват фрегата-шебеки «Какафуэго», который по числу экипажа почти в шесть раз (319 человек против 54) превосходил его кораблик «Софи».

Навыки и увлечения

Джек Обри написал несколько книг по гидрографии, являющихся результатом промеров глубин и обсерваций, выполненных им в походах. Кроме того, он сделал доклад в Королевском обществе о методе вычисления долготы обсервации, пользуясь фазами галилеевских спутников Юпитера. Будучи не у дел, разводит у себя дома в Эшгроу-коттедже овощи, держит корову и шлифует зеркала и окуляры телескопа. Его телескоп превосходного качества: различает двойную звезду в Андромеде с угловым расстоянием между компонентами менее одной секунды дуги!

Привычки и характер

Капитан требователен к дисциплине и субординации на корабле. Вместе с тем обладает чувством юмора. Невзначай сказанная им фраза способна наповал уложить вахту. Однако, засмеяться при капитане — означает нарушить субординацию и дисциплину. Поэтому вахте, под шиканье вахтенного офицера, приходится корчиться в попытке удержать смех.

Джек Обри по натуре очень общительный человек, и вынужден страдать от одиночества на корабле. Традиции английского флота проводят пропасть в общении между капитаном и командой. Поэтому капитан так ценит своего друга, судового врача доктора Стивена Мэтьюрина, который немного заполняет этот вакуум. Статус личного друга и человека «не от мира сего» позволяет доктору скрашивать одиночество капитана.

Каждое утро для капитана (и для его друга Стивена Мэтьюрина) обязательно должно начаться с чашки кофе. Стюард капитана Киллик давно привык к такому «неанглийскому» началу утра — и заваривает на двоих один кофейник. Попадая на другие корабли в качестве гостей, оба страдают от отсутствия кофе по утрам.

Капитан с удовольствием принимает морские ванны. Каждое утро, после чашки кофе, он, сбросив с себя всю одежду, ныряет в океан, оплывая весь корабль по кругу (заодно проверяя состояние корпуса корабля). Доктор Мэтьюрин иногда присоединяется к этим заплывам. Команда давно привыкла к таким чудачествам, зато для гостей такое поведение кажется несколько шокирующим.

Может броситься за борт, чтобы спасти тонущего матроса. Он признался доктору, что спас таким образом то ли 22, то ли 23 человека и даже получил за это золотую медаль от Общества спасения утопающих. При этом считает такое событие совершеннейшим пустяком и добавляет: «Я бы бросился спасать даже собаку, а не только матроса первого класса. В теплую погоду я, пожалуй, спас бы даже судового врача!»

Если капитану приходится садится на лошадь, он чувствует себя на ней (по его собственному выражению) «как собака на заборе». Упасть с лошади три раза за поездку от Эшгроу-коттеджа до Хемпшира для него — нормальное дело. При этом он называет лошадь не иначе, как «эта тварь» или «эта скотина».

Любит музыку, сам с удовольствием музицирует вместе с доктором Стивеном Мэтьюрином. Играет на скрипке и фортепиано.

В новеллах неоднократно упоминается склонность капитана Обри к любовным похождениям.

Место и время основных событий в новеллах Патрика О’Брайана — период Наполеоновских войн.

В кинематографе

В 2003 году был снят фильм «Хозяин морей: на краю земли» с Расселом Кроу в роли капитана Обри и Полом Беттани в роли доктора Мэтьюрина.

Список книг

См. Цикл о капитане Джеке Обри и докторе Стивене Мэтьюрине

Ссылки

• [www.obrian.ru/ Российский сайт любителей О’Брайана]
• [lib.aldebaran.ru/author/obraian_patrik/ Три романа об Обри и Мэтьюрине в библиотеке Альдебаран на русском]
• [web.archive.org/web/20070507165029/csforester.narod.ru/page10.htm Все романы на английском языке в русском сообществе любителей С. С. Форестера]
• [en.wikipedia.org/wiki/HMS_Speedy_(1782) Прототип шлюпа «Софи»]

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Джек Обри

– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.


Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.