Обрядовая поэзия славян

Обрядовая поэзия славян — вид фольклора, сопровождавший календарные и семейные праздники, а также труд земледельца в течение хозяйственного года.

Истоки

Обрядовая поэзия отражала в себе трудовую деятельность земледельца, морально-этические представления народа, поэтический взгляд на мир, природу, человека.

Советские фольклористы утверждали об особой «архаике» и «языческих корнях» обрядового фольклора. Обрядовая поэзия при всех неизбежных эволюционных изменениях относится к тому пласту народного творчества, который отличается устойчивостью содержания и формы, о чём свидетельствует сопоставление записей, сделанных на протяжении почти двух столетий. Обрядовая песенность составляет значительный по объёму и важности фольклорный подраздел, который более остальных сохранил архаические черты этнокультуры. В нём чрезвычайно полно сохранились древние пласты, отдельные произведения, художественные образы, которые восходят к языческой древности.

Классификация

В календарной поэзии выделялись^[кем?] четыре цикла: зимний — с Коляды до Благовещенья или Велика дня, весенний — с Благовещенья или Велика дня до Купалы, летний — с Купалы до Осенин, Здвиженья или Покрова и осенний — с Покрова до Коляды. Весна и осень, согласно представителям мифологической школы, — это предвестие лета и зимы. Всю календарную обрядность они интерпретировали в связи с солнечным циклом — солнцестояниями и равноденствиями.

Народное определение циклов обрядовых песен «зима», «весна», «лето», «осень» является объединяющим для целого ряда отдельных песенных групп, которые связаны с разными обрядами или ритуалами, которые входят в такой общий цикл. Например, «весна» — это и веснянки, и юрьевские, и волочебные, и русальные песни и т. п.

Ю. Г. Круглов выделил три группы: приговоры, причитания, песни. В зависимости от доминирующей функции в обряде учёный выделил в песнях шесть жанров: ритуальные, заклинательные, величальные, корильные, игровые и лирические.

См. также

• Календарная поэзия
• Русская народная песня
• Малые жанры фольклора
• Устная традиция
• Месяцеслов русский

Литература

• Соколов Ю. [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le8/le8-1992.htm Обрядовая поэзия] // Литературная энциклопедия 1929—1939 / Гл. редактор А. В. Луначарский. — М.: Советская энциклопедия, 1934. — Т. 8.

Ссылки

• [www.usebelarusy.by/ru/content/falklor/25335/25337/25342 Календарно-обрядовая поэзия] (usebelarusy.by)
• [www.dissercat.com/content/kalendarnaya-obryadovaya-poeziya-bryanskogo-kraya-problematika-poetika-sovremennoe-bytovanie Календарная обрядовая поэзия Брянского края: проблематика, поэтика, современное бытование] (dissercat.com)

Отрывок, характеризующий Обрядовая поэзия славян

Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.