Обсерватория Улугбека

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Памятник
Обсерватория Улугбека
узб. Ulug‘bek rasadxonasi
Страна Узбекистан
Город Самарканд
Координаты: 39°40′29″ с. ш. 67°00′20″ в. д. / 39.67472° с. ш. 67.00556° в. д. / 39.67472; 67.00556 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=39.67472&mlon=67.00556&zoom=12 (O)] (Я)

Обсерватория Улугбека (узб. Ulug‘bek rasadxonasi) — одна из наиболее значительных обсерваторий средневековья, построенная Улугбеком на холме Кухак в окрестностях Самарканда в 14241428 гг.





Общая характеристика

Остатки обсерватории были найдены и исследованы археологом В. Л. Вяткиным в 1908 году. Обнаружить точное описание места расположения обсерватории помогло изучение одного из документов XVII века: дарственной на земли для дервишской обители. В 1948 г. экспедиция Института истории и археологии Академии наук Узбекской ССР, руководимая археологом В. А. Шишкиным (1893—1966), завершила последний этап раскопок, обнажив фундаменты обсерватории и фрагменты здания вплоть до их основания на природной скале.

Согласно сделанной реконструкции, обсерватория имела вид трёхэтажной цилиндрической постройки высотой 30,4 м и диаметром 46,40 м, и вмещала ориентированный с севера на юг[1] грандиозный угломер — секстант (или квадрант[2]) радиусом 40,21 м, на котором производились измерения высоты небесных светил над горизонтом при прохождении их через небесный меридиан. Прибор открыт раскопками и хорошо сохранился в подземной части. Предполагается, что его дуга составляла шестую часть окружности с рабочей частью от 20° до 80°.

Дуга инструмента ограничена двумя барьерами, облицованными мрамором. На каждом градусе круга по мрамору вырезаны деления и цифры. Каждому градусу соответствует интервал в 70 см. Вдоль барьеров идут кирпичные лестницы.

Азимутальные наблюдения могли производиться на горизонтальном круге на крыше здания. В обсерватории имелись и другие инструменты, которые не сохранились.

В обсерватории Улугбека работали такие крупные астрономы, как Кази-заде ар-Руми, ал-Каши, ал-Кушчи. Здесь к 1437 году был составлен Гурганский зиджкаталог звёздного неба, в котором были описаны 1018 звёзд. Там же была определена длина звёздного года: 365 дней, 6 часов, 10 минут, 8 секунд (с погрешностью + 58 секунд).

История возникновения обсерватории

Создатель обсерватории Мухаммад Тарагай Улугбек, внук Тимура (Тамерлана), родился в 1394 году, за 11 лет до смерти своего деда. Учителями царевича были писатель и философ Ариф Азари и крупный математик Казы-заде Руми, который впоследствии много сделал для обсерватории. Улугбек с детства проявлял большие способности и интерес к математике. На него произвели большое впечатление поездки вместе с Тимуром в Султанию, в Марат и посещение там Марагинской обсерватории, сооружённой персидским учёным Насир ад-Дином ат-Туси (1201—1274 годы). Вероятно, именно там у мальчика зародился интерес к астрономии.

Став правителем Самарканда, Улугбек приступил к осуществлению своей давней мечты — созданию обсерватории. Главным своим консультантом в этом большом деле Улугбек называет Руми. «При помощи и содействии учителя, — пишет он, — великого учёного, несущего знамя науки, указывающего пути истины и исследования, Казы-заде Руми приступили к созданию обсерватории».

Обсерватория — постройка особого рода, и тут главная роль принадлежала не архитектору, а учёным, определявшим размещение и размеры встроенных в здание инструментов, то есть Улугбеку и Руми. Надо сказать, что принятые ими решения были смелыми и оригинальными. Строительство заняло около трёх лет. К осени 1420 года (по другим данным — к 1428—1429 годам) здание обсерватории было готово. Началась установка и выверка приборов. Этим по просьбе Улугбека занимался астроном и блестящий математик из Кашана Джем-шид Каши (1373—1430 годы).

Научная программа обсерватории была рассчитана, как минимум, на 30 лет (период обращения Сатурна). Государственные дела не позволяли Улугбеку постоянно входить во все тонкости работы обсерватории. Но то, что астрономия не была для Улугбека мимолётной прихотью, доказано всей его жизнью. Он постоянно опекал своё детище, был вдохновителем и научным руководителем всех основных работ.

Первые десять лет существования обсерватории ею руководил Джемшид Каши. После его смерти этот пост занял семидесятилетний Казы-заде Руми. Но через шесть лет, в 1436 году, Руми тоже умер. Для обсерватории наступило критическое время. Улугбек даже думал прекратить наблюдения и издать таблицы в незаконченном виде, но молодой астроном самаркандец Али Кушчи (1402—1474) сумел наладить работу и убедил Улугбека продолжить наблюдения.

Иногда пишут о том, что после убийства Улугбека в 1449 году обсерватория прекратила существование, а здание её было разрушено религиозными фанатиками. Исследования последних лет показали, что это не так. После Улугбека обсерватория ещё продолжала работать 20 лет. Только в 1469 году, после убийства правителя Самарканда Абу Сайда его сыном Мирзой Султаном Ахмадом, положение учёных настолько ухудшилось, что Али Кушчи с учениками вынужден был покинуть обсерваторию и переехать в Герат, где первым министром государства был выдающийся поэт Востока и государственный деятель тимуридского Хорасана Алишер Навои[3], который оказывал протекцию и поддерживал материально учёных, мыслителей, художников, музыкантов и поэтов. Вскоре самаркандского астронома пригласили в Стамбул. Там он закончил и издал труды обсерватории. Астрономические таблицы, составленные в обсерватории Улугбека, пользовались заслуженной славой на Востоке и очень долго оставались непревзойдёнными по точности. В Европе они были впервые изданы в 1650 году.

Опустевшее здание обсерватории стояло ещё много лет и лишь в начале XVI века было разобрано на кирпичи.

См. также

Напишите отзыв о статье "Обсерватория Улугбека"

Примечания

  1. Измерительный прибор (предположительно секстант или квадрант) был точно сориентирован по меридиану.
  2. Такой точки зрения придерживался академик АН УзССР В. П. Щеглов. Его мотивацией было то, что квадрант захватывает значительно большую часть окружности, что и даёт возможность вести наблюдения за большей частью звёздного неба. В подтверждение этой точки зрения В. П. Щеглов приводил соображения, что предпочтение квадранту в пользу секстанта могло быть отдано строителем инструмента только из соображений экономии. Улугбек же, по его мнению, будучи правителем страны, не имел стеснений в средствах. Сохранилась только подземная часть дуги инструмента, которая сама по себе не даёт оснований сделать определённый вывод о том, остатком какого именно инструмента она является.
  3. [www.vostlit.info/Texts/rus14/Tarich_Rashidi/frametext22.htm Мирза Мухаммад Хайдар Дуглат «Тарихи Рашиди»]:
    «Упоминание о Мир 'Алишере. Псевдоним его — „Навои“. По происхождению своему он из уйгурских бахшей. Отца его называли „кичкина бахши“, он был должностным лицом. Мир 'Алишер с детства дружил с Мирза Султан Хусайном. Когда Мирза [Султан Хусайн] стал государем, Алишер Навои прибыл к нему, и Мирза оказывал ему бесконечные милости, а он [Алишер] — учёным людям.»

Литература

  • Алескеров Ю. Н. Обсерватория Улугбека / Ю. Н. Алескеров; ред. В. А. Шишкин; пер. К. Азиз. — 3-е изд. — Ташкент: Узбекистан, 1970. — 22 с.
  • Булатов М. С. [naturalhistory.virtbox.ru/Hronolog/IAI/IAI_18/Iai_Ogl.htm Обсерватория Улугбека в Самарканде] // Историко-астрономические исследования. Выпуск XVIII. М., 1986. С. 199.
  • Турсунов О. С. [vivovoco.astronet.ru/VV/journal/nature/02_02/ulugbek.htm Астрономические инструменты в обсерватории Улугбека.] // Природа. № 2, 2002.
  • Щеглов В. П. [www.astronet.ru/db/msg/1190041/intro.html Вступительная статья] // Гевелий Ян. Описание всего звёздного неба. — Ташкент: Фан, 1968.
  • Житомирский С. [school-collection.edu.ru/catalog/res/d7659b16-6c06-4e60-9cf0-c042288925b6 Самаркандская обсерватория — великое детище Улугбека.] // Наука и жизнь. № 3, 1995.
  • [www.vostlit.info/Texts/rus14/Tarich_Rashidi/frametext22.htm Мирза Мухаммад Хайдар Дуглат «Тарихи Рашиди»]
  • Fazlıoğlu İ. [www.ihsanfazlioglu.net/yayinlar/makaleler/The_Samarqand_Mathematical-Astronomical_School.pdf The Samarqand Mathematical-Astronomical School: A Basis for Ottoman Philosophy and Science] // Journal for the History of Arabic Science. — 2008. — Vol. 14. — P. 3—68.

Ссылки

  • [www.samarkand-foto.ru/data/media/1/cat1-image027.jpg Фото сохранившейся дуги квадранта]
  • [www.samarkand-foto.ru/articles/2007-06-30.html Обсерватория Улугбека]
  • Игорь Можейко (Кир Булычев). [web.archive.org/web/20080106141729/e-samarkand.narod.ru/Mojeyko_Ulugbek.htm/ Обсерватория Улугбека. Палачи и Созидатели]


Отрывок, характеризующий Обсерватория Улугбека

Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.