Обстрел колонны российских дипломатов в Ираке

Обстрел колонны российских дипломатов в Ираке — инцидент в ходе Иракской войны, произошедший в воскресенье, 6 апреля 2003 года, близ города Фаллуджа. Автоколонна с российскими дипломатами и журналистами, направлявшаяся в Дамаск, была обстреляна неизвестными.

Ход событий

Утром 6 апреля в российском посольстве была сформирована автоколонна из восьми машин для эвакуации сотрудников диппредставительства, журналистов, госсобственности и личного имущества семей посольских работников. Предполагалось, что в Россию они вылетят регулярным рейсом из Дамаска.

Примерно в 11:30 колонна двинулась из Багдада в сторону сирийской границы. На автомашине посла был российский флаг. В колонне ехало порядка 25 человек, в самом посольстве оставалось работать ещё 12 сотрудников. В первой машине ехал лично посол России в Ираке Владимир Титоренко.

На выезде из иракской столицы на посту дорожной полиции колонна остановилась, так как впереди дорогу перерезала колонна американской бронетехники, которая расстреливала все автомобили, выезжавшие из Багдада. Было принято решение объехать опасную зону по параллельной дороге в 5 км от главной трассы, однако в 8 км от Багдада автоколонна подверглась прицельному обстрелу той самой американской бронеколонны, которая до этого расстреливала автомобили на трассе Багдад-Амман., в результате которого было ранено пять человек. Огонь вёлся из автоматического оружия на протяжении около 45 минут. Также были полностью выведены из строя и брошены 2 из посольских машин. Раненые были перевязаны на месте, и, по свидетельству корреспондента РТР Александра Минакова, примерно через час минут колонна смогла возобновить движение

В Фаллудже иракские врачи провели хирургическую операцию тяжело раненому в живот водителю посла Владимиру Архипову. Были извлечены две пули от американской винтовки М16. Владимир Титоренко принял решение остаться на ночь в Фаллудже, а журналисты самостоятельно двинулись к границе с Иорданией. На следующий день кортеж с дипломатами двинулся в Дамаск. В фаллуджском госпитале остался лишь Архипов, за которым позже вернулся Титоренко.По пути следования в Дамаск на отметке 256 км американо-австралийский отряд остановил колонну и пытался вытащить раненых из машин. Лишь звонок посла В.Титоренко по спутниковому телефону министру иностранных дел И. С. Иванову и командующему американскими войсками в Катаре позволили прекратить грубое поведение австралийских солдат в отношении сотрудников посольства, с которыми обращались как с пленными. Из Сирии дипломаты были эвакуированы специальным бортом МЧС.

Версии и противоречия

Несмотря на то, что американская сторона обязалась провести расследование инцидента, до сих пор остаются неизвестны ни ответственные за обстрел, ни причины, по которым он был совершён. Пули от американских винтовок М16, извлечённые из раненых дипломатов и из повреждённых автомобилей, свидетельствуют в пользу двух основных версий: случайного поражения колонны, попавшей под перекрёстный огонь, и умышленной атаки колонны российских дипломатов американскими военными, о которой заявил сам посол России в Ираке Владимир Титоренко. Однако причин возможной агрессии Титоренко не назвал. Газета.ру выдвинула версию о том, что таким образом американцы, не имевшие права досматривать машины дипломатов, хотели проверить, кто в действительности едет в колонне: сотрудников посольства могли подозревать в попытке прикрытия эвакуации кого-либо из иракских лидеров или членов их семей. Также была озвучена возможность вывоза россиянами архивов Саддама Хусейна или даже самого президента в Россию, которую, однако Владимир Титаренко опроверг, указав лишь, что на американских блокпостах действительно неоднократно предпринимались попытки досмотра.

Председатель комитета Госдумы по международным делам Дмитрий Рогозин в своём заявлении радиостанции Эхо Москвы также не исключил возможность провокации с целью втягивания России в вооружённый конфликт. В пользу версии о перекрёстном огне говорит свидетельство Александра Минакова, утверждавшего, что на момент выезда из Багдада уже вёлся обстрел близлежащих позиций иракских войск. В момент инцидента российский кортеж как раз находился рядом с расположением иракцев, оборонявших столицу, и вслед за артиллерийской атакой со стороны сил коалиции последовал шквальный огонь из автоматического оружия, на который оборонявшиеся дали ответный огонь. Однако в интервью, данном по прибытии в Москву, Минаков утверждает, что американские войска вели именно прицельный огонь по всем восьми автомобилям конвоя.

В некоторое противоречие с вышесказанным входят слова одного из водителей, — иорданца Мухаммеда аз-Зубейди — утверждавшего, что американские солдаты, не пытаясь разобраться, кто едет в колонне, умышленно остановили её, заставили всех лечь на землю и открывали огонь по каждому, кто пытался встать.

Американская сторона первоначально отрицала даже саму возможность нахождения в районе инцидента коалиционных войск. Генерал Винсент Брукс заявил также, что маршрут следования дипломатической колонны был заранее согласован с американским командованием, и коалиционные силы были готовы обеспечить безопасность её прохождения, однако обстрел произошёл в зоне, контролируемой иракцами.

Позже американское командование заявило, что к моменту нападения российская колонна уже миновала позиции коалиционных войск. Военный источник телеканала CNN возложил ответственность за инцидент на «иракские иррегулярные подразделения», обстреливавшие дорогу, однако иными источниками эта версия не подтверждается.

Также необходимо отметить, что, хотя время и маршрут следования колонны были согласованы и с иракской, и с американской стороной, на выезде из Багдада кортеж отклонился от первоначально выбранного пути и мог оказаться в той зоне, где ни коалиционные силы, ни иракские войска уже не могли гарантировать его безопасность. Владимир Жириновский прямо обвинил сотрудников дипмиссии в безответственности.

Реакция

В России

В МИД РФ были срочно вызваны посол Ирака в России Аббас Халаф и посол США Александр Вершбоу, от которых в жёсткой форме потребовали гарантий безопасности российских граждан, находящихся в Ираке, а также расследования инцидента и наказания виновных.

Об обстреле было немедленно доложено президенту Путину, который поручил принять все необходимые меры по оказанию помощи раненым и эвакуации дипломатов и журналистов.

Дмитрий Рогозин, председатель комитета Госдумы по международным делам, потребовал самого тщательного расследования инцидента и его возможных причин, не исключив возможность «провокации, направленной на то, чтобы ввязать Россию в этот конфликт».

В Ираке

Багдад отказался давать какие-либо разъяснения по поводу инцидента, сославшись на заявление Владимира Титоренко, обвинившего американские войска в умышленном нападении на кортеж. Именно это заявление, сделанное на иракско-сирийской границе, посол Ирака в России Аббас Халаф назвал «официальной реакцией Ирака» на произошедшее.

В США

Американская сторона сразу же сняла с себя ответственность за инцидент. По этому поводу в Катаре на специально созванном брифинге сделал заявление генерал Винсент Брукс.

Госсекретарь США Колин Пауэлл выразил своё сожаление о случившемся в телефонном разговоре с министром иностранных дел России Игорем Ивановым.

Отрывок, характеризующий Обстрел колонны российских дипломатов в Ираке

– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.