Общая теория занятости, процента и денег

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Общая теория занятости, процента и денег
The General Theory of Employment, Interest and Money


Обложка первого издания 1936 года

Автор:

Дж. М. Кейнс

Жанр:

Экономическая теория

Язык оригинала:

Английский

Оригинал издан:

1936

«Общая теория занятости, процента и денег» — научное произведение Джона Мейнарда Кейнса, впервые изданное в феврале 1936 года, оказавшее большое влияние на развитие экономической науки и экономической политики. Книга считается magnum opus Кейнса[1], в ней он заложил основную систему и терминологию современной макроэкономики — «функция потребления», «мультипликатор», «принцип эффективного спроса», «предельная эффективность капитала», «предпочтение ликвидности». В книге Кейнс ставил задачу совершить «революцию» (позднее названную «кейнсианской») — показать неверность постулатов классической теории о том, что рыночная экономика естественным образом возвращается к состоянию полной занятости ресурсов после врѐменных шоков.





Предыстория создания книги

Общая теория, наряду с «Трактатом о деньгах» (1930), составляет по выражению Д. Патинкина, трилогию основных работ Кейнса[2]. По словам Б. Шихана, два тома «Трактата о деньгах» бесценны для разъяснения важных понятий и концепций, использованных впоследствии в Общей теории[3]. Важным шагом на пути к Общей теории стала статья Кейнса «Средства процветания» (1933), в которой он использует понятие «мультипликатора»[4][П 1] и говорит о том, что для преодоления кризиса нужны инструменты регулирования[6].

Содержание книги

Общая характеристика

По мнению М. Хейза, Общая теория содержит в неявном виде ряд утверждений, которые не были чётко проговорены Кейнсом, поскольку они основывались на парадигме, унаследованной Кейнсом от Маршалла. Кейнс полагал, что эту парадигму будут разделять и его читатели. На практике недопонимание привело к большому количеству споров не по существу. Хейз полагает, что при обсуждении Общей теории необходимо обращаться как к явно сформулированным, так и к «скрытым» утверждениям Кейнса. К «скрытым» утверждениям, составляющим основу Общей теории, Хейз относит следующие:

  • Равновесие: занятость находится в постоянном «ежедневном» равновесии, основанном на точке эффективного спроса; равновесие не значит, что все факторы производства заняты или что все ожидания реализованы.
  • Конкуренция: конкуренция (как в спросе, так и в предложении) — движущая сила, поддерживающая систему в равновесии; участники рынка считают цены независимыми от их собственных действий.
  • Деньги: равновесие отражает не оптимальное распределение факторов производства, а решения работодателей, инвесторов и потребителей по расходованию денег; деньги — интегральная часть теории, а не её «обёртка».
  • Ожидания: решения в части производства, потребления и инвестирования основаны на ожиданиях; эффективный спрос во всякий момент корреспондирует с ожиданиями; будущее, особенно отдалённое, неопределённо.
  • Ликвидность: ликвидность актива — нечто большее, чем возможность обратить его в деньги, ликвидность предполагает стабильность стоимости актива при изменении ожиданий; деньги ликвиднее облигаций, они оба ликвиднее капитального оборудования[7].

Книга первая. Введение

Глава 1. Общая теория

Книга озаглавлена как Общая теория, чтобы противопоставить аргументы и выводы Кейнса аргументам и выводам классической экономической теории[П 2], поскольку классические постулаты применимы не к общей, а только к особой ситуации, к предельному случаю возможных состояний экономического равновесия[8].

Глава 2. Постулаты классической экономической теории

Классическая экономическая теория анализирует в первую очередь распределение данного объёма ресурсов между различными сферами деятельности (а также относительное вознаграждение ресурсов и стоимость их продуктов), а не то, чем определяется величина наличных ресурсов (трудоспособное население, объём естественных богатств и капитального оборудования) и их действительная занятость[9][10].

В классической теории величина занятости определяется пересечением кривых спроса на труд и предложения труда. Кривые спроса показывают, что спрос на труд и, соответственно, заработная плата снижаются по мере снижения предельного продукта труда («заработная плата равна предельному продукту труда»). Кривые предложения показывают, что по мере роста реальной заработной платы работники готовы предлагать больше труда («полезность заработной платы … равна предельной тягости труда»)[11]. Классическая теория допускает только два вида безработицы — фрикционную[П 3] (связанную с временным нарушением равновесия между спросом и предложением труда) и добровольную (при которой часть работников не выходят на рынок труда, поскольку считают, что зарплата не соответствует тягости труда). Экономисты-классики не допускают «вынужденную» безработицу, поскольку исходят из постулата, что «предложение само порождает спрос». Классическая теория приложима лишь к случаю, когда отсутствует «вынужденная» безработица, то есть к случаю полной занятости[12].

Глава 3. Принцип эффективного спроса

При анализе совокупной цены спроса и предложения Кейнс учитывает в качестве её составляющих те средства, которыми предприниматели оплачивают факторы производства (факторные издержки), и прибыль (доход) предпринимателей и не учитывает те средства, которые предприниматели выплачивают друг другу или тратят на загрузку оборудования (издержки использования) — чтобы избежать повторного счёта издержек использования в составе совокупного дохода (подробнее см. в Главе 6). Совокупный доход (факторные издержки плюс прибыль) Кейнс называет выручкой[13].

Предприниматели стремятся довести объём занятости до уровня, при котором они рассчитывают получить наибольшую прибыль. Этот уровень достигается в точке пересечения функции совокупного спроса <math>D=f(N)</math> (где <math>D</math> — выручка, ожидаемая предпринимателями при занятости <math>N</math>) и функции совокупного предложения <math>Z=\varphi(N)</math> (где <math>Z</math> — совокупная цена предложения продукции при занятости <math>N</math>). Величину <math>D</math> в этой точке Кейнс называет эффективным спросом. Суть общей теории занятости состоит в исследовании различных факторов, которые влияют на обе функции. Ошибка классической теории состоит в том, что она утверждает, что <math>f(N)</math> и <math>\varphi(N)</math> равны друг другу при любой величине <math>N</math>[14].

Краткое изложение общей теории

В Главе 3 Кейнс также даёт краткое изложение всей своей теории[15].

Согласно Элвину Хансену, во второй и третьей главах Кейнс подвергает критике два ключевых положения ортодоксальной теории: (1) можно полагаться на ставку процента для приведения в равновесие инвестиций и сбережений, каковое равновесие гарантирует полную занятость ресурсов и (2) независимо от состояния спроса, изменения в заработной плате всегда гарантируют полную занятость[16].

Книга вторая. Определения и понятия

Книга вторая представляет собой известное отступление от основной темы. В ней разрешаются три трудности, которые мешали Кейнсу при написании Общей теории: выбор единиц измерения, пригодных для исследования экономической системы в целом; роль ожиданий в экономическом анализе; определение дохода[17][18].

Глава 4. Выбор единиц измерения

На примерах понятий национального дохода, запаса реального капитала и общего уровня цен Кейнс, как он говорит, показывает, что единицы измерения, которыми обычно пользуются экономисты, неудовлетворительны[19]. Поэтому для теории занятости он пользуется только двумя измерениями совокупных объёмов: (1) выраженной в деньгах суммой ценностей (денежной единицей) и (2) объёмом занятости; при этом объём занятости меряется часами неквалифицированного труда (единицей труда), а квалифицированный труд пересчитывается в неквалифицированный в соответствии с соотношением в их оплате. Другие совокупные показатели Кейнс предлагает использовать для приблизительных исторических и статистических сопоставлений[20].

Глава 5. Ожидания[П 4] как фактор, определяющий размеры производства и занятость

Поскольку производство продукции требует времени, при определении объёмов производства и занятости предприниматели руководствуются своими ожиданиями относительно будущих цен и объёмов продажи. Фактически достигнутые результаты производства и продажи влияют на занятость постольку, поскольку они влияют на краткосрочные ожидания предпринимателей. Краткосрочные ожидания определяют уровень загрузки имеющегося капитального оборудования. Долгосрочные ожидания определяют, сколько капитального оборудования есть у предпринимателя. Таким образом, решения о капиталовложениях, принятые в прошлом, влияют на текущий объём занятости[22].

Согласно Хейзу, чрезмерная краткость Главы 5 является основным препятствием для понимания Общей теории и основным источником путаницы, поскольку именно в этой главе Кейнс даёт своё понимание времени, на котором основана вся остальная теоретическая конструкция[23].

Глава 6. Определение дохода, сбережений и инвестиций

Кейнс определяет доход двумя способами. Согласно первому способу, связанному с производством, доход предпринимателя за период равен <math>A - U - F</math>, где <math>A</math> — стоимость проданной продукции за период, <math>U</math> — издержки использования, <math>F</math> — факториальные издержки (доходы остальных факторов производства, то есть остальной части общества, кроме предпринимателей). При этом издержки использования <math>U</math> рассчитываются по формуле <math>(G' - B') - (G - A_1)</math>, где <math>G'</math> — стоимость капитального имущества (активов) предпринимателя на конец периода при условии, что он не стал бы пользоваться этими активами для производства, <math>B'</math> — расходы на содержание и улучшение активов, если бы они не использовались, <math>G</math> — стоимость капитального оборудования (включая оборотный капитал) на конец периода производства, <math>A_1</math> — расходы на покупку готовой продукции для ведения производства у других предпринимателей. Сумму <math>U</math> и <math>F</math> Кейнс называет первичными издержками. Согласно второму способу, связанному с потреблением, совокупный чистый доход (то есть чистый доход предпринимателей и остальной части общества) равен <math>A - U - V</math>, где <math>V</math> — добавочные издержки, превышение ожидаемого обесценения капитального оборудования над издержками использования, связанное с нормальным износом оборудования и страхуемыми рисками. Добавочные издержки влияют на принятие решений о величине потребления. Определение чистого дохода соответствует, по словам Кейнса, определению национального дохода[24].

Сбережение за период представляет собой превышение дохода над потребительскими расходами. Поскольку доход равен <math>A - U</math>, а потребление <math>A - A_1</math>, то сбережение равно <math>A_1 - U</math>. Чистое сбережение равно превышению чистого дохода над потреблением, или <math>A_1 - U - V</math>. Текущие инвестиции равны приросту ценности капитального имущества за период. Таким образом, текущие инвестиции равны сбережениям, чистые инвестиции равны чистым сбережениям[25].

Приложение к главе 6. Об издержках использования

Если обозначить инвестиции как <math>I</math>, то издержки использования можно определить как <math>A_1 - I</math>. Издержки использования можно определить также как уменьшение ценности оборудования, вызванное его использованием, по сравнению с его ценностью в случае, если бы оно не использовалось в производстве. Предельные издержки использования определяют готовность предпринимателя загружать оборудование (либо демонтировать оборудование в случае его избыточности) и цену предложения. При рассмотрении цены предложения совокупной продукции бывает удобно исключить из рассмотрения издержки использования. Однако они должны быть учтены при рассмотрении цены предложения отрасли или фирмы[26].

Глава 7. Содержание категорий сбережения и инвестирования: дальнейший анализ

Кейнс отмечает, что некоторые авторы считают, что инвестиции и сбережения могут не совпадать между собой. При этом есть единодушие в определении сбережений (как превышения дохода над расходами на потребление) и расходов на потребление. Различия имеются только в определении инвестиций и дохода. Кейнс также разбирает взгляды, согласно которым банки, выдавая кредиты, делают возможными инвестиции, котором не соответствует никакое сбережение[27].

Книга третья. Склонность к потреблению

В книге третьей Кейнс возвращается к основной теме работы — чем определяется объём занятости. Объём занятости соответствует точке пересечения кривых совокупного предложения и совокупного спроса. По словам Кейнса, экономисты недооценивают роль функции сопокупного спроса. Функция совокупного спроса влияет на ожидаемую выручку при данном уровне занятости двумя своими компонентами — расходами на потребление (разбираются в книге третьей) и расходами на инвестирование (рассматриваются в книге четвёртой)[28].

Глава 8. Склонность к потреблению: I — объективные факторы

Кейнс вводит понятие склонность к потреблению как функциональную зависимость <math>C_w = \chi (Y_w)</math>, где <math>\chi</math> — склонность к потреблению, <math>Y_w</math> — уровень дохода, выраженный в единицах заработной платы <math>W</math>, <math>C_w</math> — часть дохода, которая затрачивается на потребление. Склонность к потреблению зависит от субъективных факторов (особенностей человеческой психологии и общественных институтов, которые в обычной ситуации остаются неизменными в коротком периоде) и объективных факторов, которые могут меняться в коротком периоде времени[29][30].

Объективные факторы в разной степени влияют на склонность к потреблению, однако при прочих данных условиях склонность к потреблению остаётся довольно устойчивой функцией. Поэтому решающей переменной, которая влияет на потребительские компоненты совокупного спроса, является величина совокупного дохода[31]. Основной психологический закон состоит в том, что с ростом доходов люди увеличивают потребление, но не в той же мере, в которой растёт их доход (и обратно, при снижении реального дохода вследствие сокращения занятости потребление снижается в меньшей степени, чем доход). Разница между чистым доходом и расходами на потребление должна покрываться за счет чистых инвестиций. Однако после периодов активного инвестирования в основной капитал формируются значительные финансовые отчисления — фонды погашения (являющиеся частью добавочных издержек) и амортизационные отчисления (входящие в состав издержек использования). Эти финансовые отчисления уменьшают текущий эффективный спрос и чистый доход, для поглощения этих финансовых фондов требуются большие объёмы новых инвестиций. Кейнс показывает, как накопление финансовых фондов в США и Великобритании привело к кризису 1929 года, а резкое снижение новых инвестиций, ставшее следствием кризиса, не позволило восстановить эффективный спрос и занятость[32].

Всякая экономическая деятельность в конечном счете имеет своей единственной целью потребление. Кейнс пишет, что при современной ему общественной и коммерческой организации финансовое обеспечение будущего потребления отделено от его реального обеспечения. Безработица — это снижение доходов, при котором потребление отстаёт от доходов не больше чем на стоимость такой продукции, предназначенной для будущего потребления, которую выгодно производить сейчас. Как говорит Кейнс, «всякий раз, как только мы обеспечиваем сегодняшнее равновесие путём увеличения инвестиций, мы усугубляем трудности, связанные с обеспечением завтрашнего равновесия»[33].

Глава 9. Склонность к потреблению: II — субъективные факторы

Кейнс перечисляет субъективные факторы, влияющие на склонность к потреблению (и к сбережению) людей, правительств и корпораций. Эти факторы оказывают сравнительно медленное воздействие на склонность к потреблению. Норма процента не влияет на склонность к потреблению, но влияет на фактическое потребление и сбережения через изменение дохода. Рост нормы процента относительно предельной эффективности капитала (при той же кривой спроса на инвестиции) ведёт к снижению инвестиций и, соответственно, к снижению дохода до такой степени, чтобы уменьшающающиеся сбережения уравновешивали снижающиеся инвестиции. В ситуации, когда норма процента не регулируется с целью обеспечения полной занятости, субъективные факторы не оказывают существенного влияния на объём сбережений[34].

По мнению Генри Хэзлитта, на протяжении всей книги Кейнс последовательно впадает в заблуждение: когда рассматривает влияние нормы процента только на заёмщиков, но не на займодавцев; когда много говорит о склонности к потреблению, но не о склонности к труду; одним словом, когда он «однобоко» сосредотачивается только на одной стороне каждого типа трансакций. По мнению Хэзлитта, эта «однобокость» составляет сущность «кейнсианской революции»[35].

Глава 10. Предельная склонность к потреблению и мультипликатор

Совкупное потребление, выраженное в единицах заработной платы <math>C_w</math>, увеличивается или уменьшается в том же направлении, что и совокупные реальные доходы <math>Y_w</math>, но не с такой быстротой: величины <math>\Delta C_w</math> и <math>\Delta Y_w</math> имеют одинаковый знак, но <math>\Delta Y_w > \Delta C_w</math>. «Иными словами, по мере того как реальный доход возрастает, общество желает потреблять постоянно уменьшающуюся его часть»[36]. Кейнс определяет предельную склонность к потреблению как <math>\frac {dC_w} {dY_w}</math>. Эта величина показывает, как увеличение продукции <math>\Delta Y_w</math> делится на увеличение потребления <math>\Delta C_w</math> и увеличение инвестиций <math>\Delta I_w</math>. Мультипликатор инвестиций <math>k</math> в формуле <math>\Delta Y_w = k \Delta I_w</math> показывает, насколько вырастет доход при данном увеличении инвестиций. Если мультипликатор занятости Кана показывает, насколько вырастет совокупная занятость в случае увеличения первичной занятости[П 5], то мультипликатор инвестиций Кейнса показывает, насколько вырастет совокупный доход при данных инвестициях. «Стремление населения потребить часть своих возросших доходов будет стимулировать расширение производства до тех пор, пока новый уровень (и новое распределение) доходов не обеспечат возможностей для накопления из текущих доходов сбережений, величина которых соответствует увеличившимся размерам инвестиций»[37]. Если предельная склонность к потреблению близка к единице, небольшие изменения в инвестициях вызывают значительные колебания в уровне занятости (и сравнительно небольшие инвестиции позволяют добиться полной занятости); если же она близка к нулю, то для изменения занятости требуются значительные инвестиции. Изменения в занятости зависят также от доли внешней торговли в потреблении и от того, не снижают ли государственные инвестиции стимулы к инвестированию в частном секторе.

Книга четвёртая. Побуждение к инвестированию

Глава 11. Предельная эффективность капитала

Кейнс определяет предельную эффективность капитала как наибольшую из норм дисконта, при которых текущая стоимость ряда годовых доходов от данного вида капитального оборудования <math>Q_1, Q_2, ..., Q_n</math> (ожидаемый доход от инвестиций) уравнивается с ценой, по которой производитель готов произвести дополнительную единицу этого капитального оборудования (цена предложения). Предельная эффективность капитала снижается по мере увеличения инвестиций — как из-за уменьшения ожидаемых доходов, так и из-за роста цены предложения, при этом величина инвестиций стремится вдоль кривой инвестиционного спроса к точке, в которой предельная эффективность капитала сравняется с рыночной нормой процента[38]. Предельная эффективность капитала зависит именно от ожиданий относительно будущих доходов на капитал. При этом ожидание роста цен (снижения ценности денег) стимулирует инвестиции постольку, поскольку при этом не ожидается рост нормы процента, соразмерный росту предельной эффективности капитала. И обратно, ожидание снижения цен (роста ценности денег) приводит к снижению инвестиций[39]. «Именно из-за существования оборудования с длительным сроком службы в области экономики будущее связано с настоящим»[40].

Глава 12. Состояние долгосрочных ожиданий

Расчёты ожидаемого дохода основываются как на действительных фактах, так и на субъективных долгосрочных ожиданиях относительно запасов капитального имущества и вкусов потребителей, будущих размеров эффективного спроса и изменений денежной заработной платы. Поскольку будущее неопределённо[П 6], действительные факты играют непропорционально большую роль в расчётах. При расчёте ожидаемого дохода большое значение имеет состояние уверенности (англ. confidence) как один из главных факторов, определяющих график инвестиционного спроса[42]. В отсутствие точных расчётов на будущее готовность инвестировать определяется возможностью быстрого выхода из инвестиций (например, путём продажи акций на бирже). Однако ликвидность инвестиций приводит к большим колебаниям на бирже и стремлению инвесторов зарабатывать за счёт того, чтобы угадать психологию рынка, а не спрогнозировать доход от имущества за весь срок его службы (первое Кейнс называет спекуляцией, второе — предпринимательством). На действия инвесторов больше влияют не рациональные расчёты, а дух жизнерадостности[en] (англ. animal spirits) и стадное чувство[43][44].

Глава 13. Общая теория нормы процента

С точки зрения Кейнса, норма процента — это плата владельцам денег за то, чтобы расстаться с деньгами и ликвидностью на определенный период. Иными словами, процент — это не вознаграждение за отказ от потребления и сбережение денег, а вознаграждение за отказ от распоряжения деньгами в течение оговорённого времени в обмен на долговые обязательства, будущая цена которых зависит от рыночной конъюнктуры. Таким образом, количество денег, которое люди желают иметь в наличной форме, — это ещё один фактор, определяющий норму процента. Если <math>r</math> — норма процента, <math>M</math> — количество денег, <math>L</math> — функция предпочтения ликвидности, то <math>M=L(r)</math>[45]. Предпочтение ликвидности определяется не рациональными расчётами относительно будущих процентных ставок (которые остаются неопределёнными), а рыночной оценкой, определяемой массовой психологией. Отдельные индивиды держат часть денег в ликвидной форме для текущих расчетов (мотив обращения), для обеспечения будущих расчетов (мотив предосторожности), и из-за стремления угадать будущие процентные ставки точнее рынка (спекулятивный мотив)[46][47].

Глава 14. Классическая теория нормы процента

В классической теории норма процента определяет точку равновесия сбережений и инвестиций. При этом классическая теория, по мнению Кейнса, игнорирует тот факт, что точка равновесия зависит от уровня дохода и что уровень дохода является не фиксированной заданной величиной, а зависит от величины инвестиций. Поскольку сумма, сберегаемая из данного дохода, не обязательно должна расти при увеличении нормы процента, то для того, чтобы определить, как изменится кривая сбережений из дохода <math>Y</math> при изменении кривой инвестиционного спроса, нужно дополнительно учитывать состояние предпочтения ликвидности и количество денег. То есть для определения новой точки равновесия между сбережениями и инвестициями нужно понять, как изменится норма процента, чтобы доход остался неизменным, либо понять, как изменится уровень дохода при известной из других источников норме процента. Независимыми (друг от друга) переменными в этой системе, на взгляд Кейнса, являются склонность к потреблению, график предельной эффективности капитала и норма процента. График предельной эффективности капитала не задаёт норму процента, а показывает, к какому уровню стремится объём новых инвестиций при данной норме процента[48].

Читатель, конечно, согласится с тем, что рассматриваемая здесь проблема имеет коренное теоретическое значение и огромную практическую важность. Ведь экономический принцип, на котором почти неизменно основывались практические рецепты экономистов, заключается, в сущности, в том, что при прочих равных условиях уменьшение расходов будет вести к понижению нормы процента, а увеличение инвестиций — к повышению её. Но если то, что определяют две эти величины, вовсе не норма процента, а совокупный объём занятости, тогда наш взгляд на механизм экономической системы полностью меняется. Ослабление готовности расходовать предстает в совершенно ином свете, если видеть в нём не фактор, который при прочих равных условиях увеличивает инвестиции, а фактор, который при прочих равных условиях уменьшает занятость[49].

Приложение к главе 14. О норме процента в «Принципах экономики» Маршалла, «Началах политической экономии» Рикардо и у других авторов

Кейнс отмечает, что Рикардо и его последователи не понимали, что долгосрочное равновесие возможно при различных вариантах процентной политики центрального банка, причём каждому варианту процентной политики соответствует свой уровень занятости, не обязательно равный полной занятости[50].

Глава 15. Психологические и деловые мотивы предпочтения ликвидности

Книга пятая. Денежная заработная плата и цены

Книга шестая. Краткие заметки в связи с общей теорией

Отзывы и критика

С самого начала среди экономистов возникла оживленная полемика относительно Общей теории. В 1937 году Кейнс выпустил статью под названием «Общая теория занятости», в которой он дал короткий ответ критикам и постарался обратить их внимание на те стороны Общей теории, которые, как он посчитал, прошли мимо их внимания — прежде всего на понятие «неопределённости»[51][52].

Влияние на экономическую науку

Общая теория входит в число великих книг западной цивилизации по версии Энциклопедии Британника.

Влияние на экономическую политику

См. также

Напишите отзыв о статье "Общая теория занятости, процента и денег"

Примечания

  1. Понятие «мультипликатор» впервые было введено в экономическую науку Ричардом Каном в статье «Отношение внутренних инвестиций к безработице» (Kahn R. F. The Relation of Home Investment to Unemployment // Economic Journal. 1931. June)[5].
  2. К числу «экономистов-классиков» Кейнс, вслед за Марксом, относит Рикардо, Джеймса Милля и их предшественников. «В нарушение общепринятого этикета» Кейнс включает в состав классической школы последователей Рикардо — Дж. Ст. Милля, Маршалла, Эджуорта, Пигу[8].
  3. Под фрикционной Кейнс понимает также и структурную безработицу.
  4. В переводах 1948, 1978 и 1993 годов термин expectations переводился на русский язык как предположения. В издании 2007 года перевод приведён в соответствие со словоупотреблением, сложившимся в современной русскоязычной экономической науке[21].
  5. Первичная занятость — занятость в отраслях, производящих капитальные, а не потребительские блага.
  6. Кейнс называет неопределённым такое событие, для которого отсутствует научная основа для вычисления вероятности наступления (или ненаступления) этого события. В этом смысле игра в рулетку или ожидаемая продолжительность жизни не являются примером неопределённости, в отличие от ставки процента или цены на медь через двадцать лет. Накопление богатства, как долгосрочный процесс, в наибольшей степени испытывает на себе влияние неопределённости[41].

Ссылки

  1. Cooper, 1997.
  2. Patinkin, 1987, p. 33.
  3. Sheehan, 2009, p. 3.
  4. Keynes, 1933, p. 12.
  5. Кейнс, 2007, с. 131.
  6. Keynes, 1933, p. 6.
  7. Hayes, 2008, p. 1-22.
  8. 1 2 Кейнс, 2007, с. 42.
  9. Кейнс, 2007, с. 43.
  10. Hansen, 1953, p. 19.
  11. Кейнс, 2007, с. 44.
  12. Кейнс, 2007, с. 44-57.
  13. Кейнс, 2007, с. 58.
  14. Кейнс, 2007, с. 59-60.
  15. Кейнс, 2007, с. 61-64.
  16. Hansen, 1953, p. 20.
  17. Кейнс, 2007, с. 67.
  18. Hansen, 1953, p. 39.
  19. Кейнс, 2007, с. 67-70.
  20. Кейнс, 2007, с. 70-73.
  21. Кейнс, 2007, с. 74.
  22. Кейнс, 2007, с. 74-79.
  23. Hayes, 2008, p. 73.
  24. Кейнс, 2007, с. 80-88.
  25. Кейнс, 2007, с. 88-91.
  26. Кейнс, 2007, с. 91-101.
  27. Кейнс, 2007, с. 101-110.
  28. Кейнс, 2007, с. 111-112.
  29. Кейнс, 2007, с. 112-113.
  30. Sheehan, 2009, p. 68.
  31. Hansen, 1953, p. 69.
  32. Кейнс, 2007, с. 117-124.
  33. Кейнс, 2007, с. 124-126.
  34. Кейнс, 2007, с. 126-130.
  35. Hazlitt, 1959, p. 133.
  36. Кейнс, 2007, с. 137.
  37. Кейнс, 2007, с. 134.
  38. Кейнс, 2007, с. 147-149.
  39. Кейнс, 2007, с. 152-154.
  40. Кейнс, 2007, с. 156.
  41. Кейнс, 2007, с. 359-360.
  42. Кейнс, 2007, с. 156-158.
  43. Кейнс, 2007, с. 159-168.
  44. Sheehan, 2009, p. 119-121.
  45. Кейнс, 2007, с. 171-173.
  46. Кейнс, 2007, с. 174-175.
  47. Hansen, 1953, p. 126-128.
  48. Кейнс, 2007, с. 179-186.
  49. Кейнс, 2007, с. 186.
  50. Кейнс, 2007, с. 186-193.
  51. Keynes, 1937.
  52. Розмаинский, 2013, с. 33.

Список литературы

На русском языке
  • Кейнс Дж. М. [books.google.ru/books?id=yZOEAQAAQBAJ Общая теория занятости, процента и денег. Избранное]. — М.: Эксмо, 2007. — 960 с. — ISBN 978-5-699-20989-7.
  • Розмаинский И. В. [ecsocman.hse.ru/data/2013/05/11/1251465634/journal11.1-3.pdf Роль мотива предосторожности в теории Кейнса и концепция суррогатных средств накопления] // Terra Economicus. — 2013. — Т. 11, № 1. — С. 30—38.
На английском языке
  • Cooper, Richard N. [www.foreignaffairs.com/articles/53257/richard-n-cooper/the-general-theory-of-employment-money-and-interest The General Theory of Employment, Money, and Interest] // Foreign Affairs. — 1997. — Вып. Sep/Oct.
  • Hayes, Mark. [books.google.ru/books?id=rKauSD15RtYC The Economics of Keynes: A New Guide to the General Theory]. — Edward Elgar Publishing, 2008. — 257 p. — ISBN 9781781008683.
  • Hansen, Alvin H. [books.google.ru/books?id=VFS6AAAAIAAJ A Guide to Keynes]. — McGraw-Hill, 1953. — 237 p.
  • Hazlitt, Henry. [mises.org/library/failure-new-economics-0 The Failure of the "New Economics". An Analysis of the Keynesian Fallacies]. — Ludwig von Mises Institute, 1959. — 458 p.
  • Keynes, John M. [gutenberg.ca/ebooks/keynes-means/keynes-means-00-h.html The Means to Prosperity] (англ.). — MacMillan and Co., 1933.
  • Keynes, John M. [www.complexcity.info/files/2011/07/keynes-qje.pdf The General Theory of Employment] (англ.) // The Quarterly Journal of Economics. — 1937. Русский перевод: Кейнс, Дж. М. [www.vopreco.ru/rus/archive.files/n5_1997.html Общая теория занятости] (рус.) // Вопросы экономики / Пер. А. Лаптев. — 1997. — № 5.
  • Patinkin, Don. Keynes, John Maynard (1883-1943) // The New Palgrave Dictionary of Economics. — 1987.
  • Sheehan, Brendan. [books.google.ru/books/?id=d9LrAAAAMAAJ Understanding Keynes' General Theory]. — Palgrave Macmillan, 2009. — 272 p. — ISBN 9780230220133.
  • Villacampa, Alexander. Hazlitt vs. Hansen. Differences in the Analysis of The General Theory of Employment, Interest, and Money. — The Ludwig von Mises Institute, 2006.

Отрывок, характеризующий Общая теория занятости, процента и денег

– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.



В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.