Общенациональная социал-демократическая партия

Общенациональная социал-демократическая партия
Жалпыұлттық социал-демократиялық партия
Лидер:	Жармахан Туякбай
Дата основания:	10 сентября 2006 года
Штаб-квартира:	г. Алма-Ата, ул. Кабанбай батыра, 58/50
Идеология:	Социал-демократия Социализм 21 века Национализм
Количество членов:	140 000 человек
Девиз:	Свобода! Справедливость! Солидарность!
Сайт:	[www.osdp.info p.info]

К:Политические партии, основанные в 2006 году

Общенациональная социал-демократическая партия Казахстана (ОСДП) (каз. Жалпыұлттық социал-демократиялық партия (ЖСДП)) — оппозиционно настроенная политическая партия в Казахстане. Партия создана 10 сентября 2006 года, зарегистрирована 25 января 2007 года, имеет свои филиалы во всех областях страны и городах Астана и Алма-Ата.

История

7 августа 2006 года на базе движения «За справедливый Казахстан» (ЗСК) состоялось собрание Инициативной группы граждан по созданию «Общенациональной социал-демократической партии» (ОСДП), которая приняла решение об образовании Республиканского Оргкомитета по созданию ОСДП, обсудила основные программные цели и задачи создаваемой партии и вопросы подготовки к учредительному съезду. Оргкомитет возглавил председатель ЗСК Жармахан Туякбай. Региональные оргкомитеты возглавили лидеры региональных подразделений ЗСК.

10 сентября 2006 года во Дворце Республики в Алма-Ате прошёл учредительный съезд партии, на котором присутствовали более 2500 делегатов из всех регионов страны, а также представители дружественных партий и организаций. Председателем партии был избран Жармахан Туякбай. 23 октября политсовет ОСДП передал в Комитет регистрационной службы Министерства юстиции Казахстана учредительные документы по образованию партии, включая список 127 431 члена партии. 25 января 2007 года партия получила государственную регистрацию. На первом гербе ОСДП была изображена роза — один из символов социал-демократии.

3 февраля 2007 года в Алма-Ате состоялся второй съезд ОСДП, на котором было принято решение о создании 16 региональных партийных филиалов, на заседании Политсовета ОСДП Заместителем председателя партии был избран Амиржан Косанов.

23 мая 2007 года ОСДП и ДПК «Нагыз Ак Жол» приняли решения о создании избирательного блока «За справедливый Казахстан» для участия в выборах депутатов Мажилиса Парламента, однако после принятия нового закона о выборах, в котором избирательные блоки были не предусмотрены, ДПК «Нагыз Ак жол» объединилась с ОСДП. На выборах в Мажилис в 2007 году партия получила 4,54 % голосов и не прошла в Парламент. ОСДП не признала итогов выборов, ссылаясь на множество нарушений законодательства страны о выборах.

9 октября 2007 года партия «Нагыз Ак Жол» вышла из состава ОСДП для «качественного структурировании демократических сил страны и возобновлении полномасштабной деятельности ДПК „Нагыз Ак Жол“, в тесном сотрудничестве с ОСДП».

12 мая 2008 года по инициативе ОСДП был создан так Общественный парламент «Халық Кеңесі» (Народный Совет), альтернативный избранному, в котором приняли участие представители более 30 политических партий и НПО, а также независимые политики.

С 29 июня по 2 июля 2008 года делегация СДП во главе с председателем Жармаханом Туякбаем принимала участие в работе XXIII Конгресса Социалистического интернационала, проходившем в Афинах.

11 апреля 2009 года был проведён форум демократической оппозиции Казахстана, на котором приняли участие ОСДП, Коммунистическая партия Казахстана, Демократическая партия Казахстана «Азат» и незарегистрированная партия «Алга!». На форуме было принято решение о необходимости объединения данных партий и создан Оргкомитет по подготовке объединения оппозиционных партий, в который вошли С. А. Абдильдин — первый секретарь ЦК Компартии Казахстана, Б. М. Абилов — председатель ДПК «Азат», В. И. Козлов — председатель координационного комитета НП «Алга!» и Ж. А. Туякбай — председатель ОСДП.

13 октября 2009 года вышло совместное заявление ОСДП и ДПК «Азат» о слиянии, которое согласно тексту заявления «ознаменует новый этап демократического движения», а объединённая партия станет полноценным противовесом «партии власти». 24 октября произошёл объединительный съезд двух партий, на котором они объединились в Общенациональную социал демократическую партию «Азат». О своём вступлении в партию во время своих выступлений на съезде объявили лётчик-космонавт Тохтар Аубакиров, главный редактор газеты «Свобода Слова» Гульжан Ергалиева и общественно-политический деятель Балташ Турсумбаев. Сопредседателями объединённой партии были избраны Жармахан Туякбай и Булат Абилов, генеральным секретарём — Амиржан Косанов. Объединение произошло на базе ОСДП.

На внеочередном IX съезде 26 ноября 2011 года в Алма-Ате партия приняла решение участвовать на выборах в мажилис парламента Казахстана 2012 года. Однако объединённая партия к моменту съезда так и не прошла процедуру регистрации в министерстве юстиции, поэтому оппозиция приняла решение участвовать в выборах под названием «Общенациональная социал-демократическая партия». На съезде был утверждён партийный список, в который вошли 57 человек, в том числе лидеры партии Жармахан Туякбай, Булат Абилов, Амиржан Косанов известные журналисты и общественные деятели Серикбай Алибаев, Ермурат Бапи, Гульжан Ергалиева, Маржан Аспандиярова, Рыспек Сарсенбайулы, экономисты Оразалы Сабден, Валентин Макалкин, Пётр Своик, адвокат Мустахим Тулеев, Герой Советского Союза, первый казахский космонавт Токтар Аубакиров и другие представители партии, представляющие все регионы республики. Сопредседатель партии Булат Абилов на съезде заявил о том, что уверен, что за единственную оппозиционную партию, участвующую в этих выборах, отдадут голоса около 50 % населения: «Мы не согласимся, если 16 января нам скажут, что мы на третьем, четвёртом месте, что не прошли в парламент. Мы уверены, что половина казахстанцев проголосуют за нас». 9 декабря ЦИК Казахстана зарегистрировала список ОСДП. 16 января 2012 года в полдень председатель ЦИК Казахстана Куандык Турганкулов на брифинге озвучил предварительные данные по итогам прошедших выборов, согласно которым ОСДП набрала 1,59 % избирателей и не прошла в парламент. Лидеры ОСДП выразили несогласие с результатами выборов и призвали своих сторонников выйти 17 января к монументу независимости на площадь Республики в Алма-Ате. Митинг против итогов выборов, собравший около 250 человек, продлился примерно 45 минут. Проведению акции никто не препятствовал, однако через два дня организаторы акции, в том числе сопредседатели партии Булат Абилов и Жармахан Туякбай, были оштрафованы за его проведение. 17 января Центральная избирательная комиссия Казахстана огласила окончательные итоги выборов депутатов нижней палаты парламента, избираемых по партийным спискам: Общенациональная социал-демократическая партия набрала 1,68 % голосов избирателей.

Идеология

Согласно заявленным целям ОСДП последовательно работает над воплощением в политической практике Казахстана ценностей мирового социал-демократического движения, принципов Свободы, Справедливости, Солидарности, ставит перед собой задачи построения демократического, правового, социального государства, инновационной экономики, осуществления новой гуманитарной политики.

Среди основных требований партии введение моратория на продажу земли, справедливое общественное распределение доходов от продажи природных ресурсов, снижение пенсионного возраста до 55 лет для женщин и до 59 лет для мужчин, повышение пенсий, зарплат, пособий, стипендий, создание новых рабочих мест и преодоление скрытой безработицы, бесплатное образование на всех ступенях, обеспечение максимально доступного и качественного здравоохранения, экологическая безопасность личности, снижение налогов для малого и среднего бизнеса, реальное развитие инфраструктуры села, ликвидация кланово-олигархического характера экономики и её переориентация на нужды простых людей, создание подконтрольной народу системы власти, честные и альтернативные выборы, независимая, неподкупная и справедливая судебная и правоохранительная система.

Ценностями партии в словах её главного лозунга провозглашены «Свобода! Справедливость! Солидарность!»

Отрывок, характеризующий Общенациональная социал-демократическая партия

«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?