Объединение церквей евангельских христиан-баптистов Приморского края

Баптизм
Фон Христианство Протестантизм Евангельские христиане Штунда
Вероучение Баптистское вероучение Пять основ протестантского богословия
Лица Вилер, Иоганн Павлов, Василий Гурьевич Воронин, Никита Исаевич Мазаев, Дей Иванович Проханов, Иван Степанович Каргель, Иван Вениаминович Карев, Александр Васильевич Винс, Георгий Петрович Сипко, Юрий Кириллович Смирнов, Алексей Васильевич
Организации Союз русских баптистов ВСЕХБ МСЦ ЕХБ РС ЕХБ ВСЦ ЕХБ Всемирный союз баптистов

Объединение церквей евангельских христиан-баптистов в Приморском крае (ОЦЕХБ ПК) — один из основных протестантских церковных альянсов в Приморском крае. Объединяет примерно половину христиан, исповедующих баптизм, в Приморье. Входит в Российский Союз евангельских христиан-баптистов.

В настоящее время Объединение возглавляет епископ (старший пресвитер) Владимир Григорьевич Трохименко.

История (дореволюционный период)

Первые сведения о появлении в Приморье штундистов (предшественников российских баптистов) относятся к 1898 году. Тогда обер-прокурор Святейшего Правительствующего Синода Константин Победоносцев докладывал императору о переселении в Приморье из Киевской губернии крестьян-штундистов.

В 1909—1910 году евангельско-баптистская община появилась в находящихся по соседству крестьянском селении Лутковском и казачьей станице Медведицкое (ныне это территория города Лесозаводска). В 1912 году — во Владивостоке и Никольске-Уссурийском (ныне город Уссурийск). Также до революции община появилась в селении Сучанские Рудники (ныне город Партизанск).

Власти и РПЦ болезненно реагировали на появление «иноверцев». Лишь во Владивостоке верующие получили возможность проводить богослужения легально. В остальных местах полиция периодически разгоняла собрания.

Ситуация ухудшилась с началом Первой мировой войны. Баптистов прямо обвиняли в симпатиях кайзеру Германии и германской армии, воюющей против России.

Например, в конце 1915 года в дальневосточной газете «Утро России» № 242 (перепечатка из неё появилась во владивостокской газетой «Дальний Восток» № 2712) было опубликовано письмо неких «железнодорожных служащих слюдянского и мысовского братолюбия» (в реальности никаких баптистских организаций под названием «братолюбие» не существовало). Вот выдержка из этого письма:

«…Мы, баптисты, восприняли благодать Господа нашего Иисуса Христа, и поэтому, идя евангельскими путями, познали истину, которою также руководствуется хранитель евангельских истин благодатный царь земли кайзер Вильгельм, как первоисточник евангельских истин и исповедник их. Этою благодатною силою поразит он всех врагов Христа. Кто, как не свыше, открыл ему совершать победы силою омрачённого воздуха? Мы, баптисты, преклоняемся перед величием благодатной славы кайзера Вильгельма, который, как верный и благодатный баптист, мечом и Евангелием победит весь мир и наступит тогда благодатное царство его по всей земле»...

Это провокационное письмо стало причиной ареста и заключения баптистов, служивших на Забайкальской железной дороге.

История (первые десятилетия советской власти)

В первое послереволюционное десятилетие общины пережили бурный рост, особенно интенсивный до конца 1922 года, когда в Приморье вступила большевистская армия. Широко распространено мнение о том, что в 1920-е годы евангельские церкви в стране не подвергались гонениям. На самом деле это ошибочное мнение, многократно опровергнутое серьёзными исследователями. Первая жесткая «антисектансткая» кампания в стране прошла уже в 1922—1923 годах. Например, известный российский историк религии А. И. Савин утверждает:

"К концу 1922 г. кампания по изъятию церковных ценностей, приведшая к разгрому Русской православной церкви, в целом по стране была завершена. Очередной целью большевистской атаки на религию стали евангельские церкви баптистов, евангельских христиан, адвентистов седьмого дня и меннонитов, которые вызывали к этому времени серьезные опасения у большевистского руководства как образования, способные в рамках религиозных организаций аккумулировать значительное число сторонников, в том числе верующих, отпавших от ортодоксии. В подобной обстановке логичным было начать борьбу с «контрреволюцией, прикрывающейся флагом сектантства»).

Тем не менее до конца 1920-х годов евангельские церкви в Приморье и в целом в СССР продолжали развиваться. Так, в 1927 году в Приморье было 22 общины баптистов численностью 710 человек, у евангельских христиан было 37 общин (1064 человека).

Работу баптистских общин координировал Дальневосточный отдел Союза баптистов в СССР (в 1925 году он был переименован в Дальневосточный союз баптистов) с центром в Хабаровске. Возглавлял его сначала пресвитер и миссионер Яков Яковлевич Винс, а затем его сын Пётр Яковлевич Винс. У евангельских христиан региональным координационным центром быд Дальневосточный отдел Всероссийского Союза евангельских христиан (ДОВСЕХ) с центром во Владивостоке. Председателем ДОВСЕХ до 1926 года был Николай Никитович Красев, затем его сменил пресвитер из Спасска-Дальнего Андрей Иосифович Савельев.

И баптисты, и евангельские христиане издавали во Владивостоке свои журналы ([ecbarchive.org/content/periodical/periodicallist.php?prefix=sz «Слово и Жизнь»] — евангельские христиане и [ecbarchive.org/content/periodical/periodicallist.php?prefix=blag «Благовестник»] — баптисты), которые расходились по всему миру.

В духе времени верующие организовывали христианские артели и кооперативы. Так, во Владивостоке были созданы бондарная артель «Приморье» и швейный кооператив «Игла». Ещё одна швейная группа существовала в Никольске-Уссурийском (ныне Уссурийск). В Черниговке работало христианское машинное товарищество, в Лутковском (ныне Лесозаводск) — пасечная артель, в селах существовали рисоводческие артели.

К концу 1920-х годов ситуация стала меняться. Отношение советской власти к протестантстким церквям стремительно ухудшалось. По мнению историка религии А. И. Савина:

"В 1928—1929 гг. у руководства партии сформировалось убеждение, что русская православная церковь более не является, несмотря на значительное число сохранившихся приходов и верующих, серьезным противником «новой революции»).

Советская власть перенаправила острие своей антирелигиозной борьбы на протестантов. С 1928 года волна репрессий непрерывно нарастала до периода Большого террора 1937—1938 годов. В 1937 году вышел секретный оперативный приказ НКВД № 00447, в соответствии с которым пресвитеры, диаконы, проповедники, регенты хоров были объявлены «антисоветскими элементами» и репрессированы. Поименный список жертв сталинских репрессий из числа евангельских христиан и баптистов Приморского края, приведенный в книге Андрея Дементьева, включает 108 человек. Из них 88 казнены через расстрел.

К 1938 году в результате репрессий в Приморье не осталось ни одной легальной общины. Уцелевшие верующие либо вовсе перестали собираться на совместные молитвы, либо собирались втайне, маленькими группами.

История (послевоенный период)

После случившегося в годы Великой отечественной войны смягчения сталинской политики в отношении религиозных организаций, церкви стали предпринимать попытки выхода из подполья. Так, Владивостокская община евангельских христиан-баптистов пыталась зарегистрироваться с 1945 года, но только в 1964 году власти удовлетворили просьбы верующих.

В 1958 году в стране началась новая широкомасштабная антирелигиозная кампания, названная по имени тогдашнего первого секретаря ЦК КПСС «Хрущевская». Особенностью этой кампании была её направленность не на физическое истребление верующих, как при Сталине, а на их «перевоспитание» одновременно с натравливанием на верующих основной части общества.

Для Хрущевской антирелигиозной кампании были характерны огульная травля «сектантов» в СМИ, кино (культовой картиной того времени стал «антисектантский» фильм «Тучи над Борском»), книгах, а также по месту работы и учёбы. Многих уволили с работы.

В этот период в стране был принят указ «Об усилении борьбы с лицами (бездельниками, тунеядцами, паразитами), уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни». Только в Приморье 18 баптистских священнослужителей были причислены к тунеядцам (все они работали или находились на пенсии, но их обвинили в извлечении «нетрудовых доходов» в общинах) и приговорены к высылке (обычно на 5 лет) в специально отведенные поселения.

Известны случаи лишения верующих (чаще пятидесятников из г. Находка, но, как минимум, один случай и у баптистов, — в Уссурийске) родительских прав и насильственного помещения их детей в интернаты. Несколько человек получили различные лагерные сроки по уголовным статьям, но так или иначе они были связаны с религиозными убеждениями.

Для этого времени были характерны показательные судебные процессы над верующими, собиравшие, порой, по нескольку тысяч человек.

Характерным для того времени стал процесс по делу о доведении до самоубийства 12-летнего школьника из Уссурийска Коли Балыклова. 19 ноября 1962 года мать и отчим Коли сообщили в милицию, что, вернувшись домой, они обнаружили труп мальчика в петле. Прибывший на место следователь обнаружил на теле мальчика многочисленные следы побоев, а неподалеку от него записку: «Бабушка, я плохой человек. Я обманывал господа, я обманывал вас, папу, маму, Юру и людей. Я просил господа, чтобы он меня простил, но я грешен и он меня не простил. Коля».

Выянилось, что родители Коли были пьющими, а воспитанием ребёнка больше занималась бабушка-баптистка, жившая отдельно от них. Следователь игнорировал наличие следов побоев на теле, а на основании записки сделал вывод о том, что Коля совершил суицид под воздействием религиозного воспитания баптистов. Следователь незамедлительно дал об этом информацию в городскую газету «Коммунар», которая сначала опубликовала статью о случившемся, а затем на протяжении месяца почти ежедневно публиковала гневные отклики уссурийцев. Например, 23 декабря был опубликован такой отклик читательницы И. Скороход:

«…Я до глубины сердца возмущена тем, что Коля Балыклов погиб трагической смертью. <…> У нас не единичны случаи, когда баптисты уродуют души людей. <…> Нужно наказать по всей строгости закона и Колину бабушку, и родителей, и всех мракобесов, повинных в смерти Коли Балыклова».

Ещё до окончания следствия состоялся общественный суд над четырьмя членами Уссурийской общины баптистов и родителями Коли. По итогам суда превитер общины и его помощник были приговорены к 5 годам высылки (каждый), дело бабушки передали для дальнейшего уголовного преследования (и она была осуждена на 3 года лишения свободы), и одной верующей вынесли общественное порицание.

Дело получило широкую огласку, а краевое телевидение даже сняло по его материалам пропагандистский документальный фильм, который демонстрировался по ТВ и в кинотеатрах.

Однако баптистам удалось настоять на проведении повторного следствия по этому делу. Повторное расследование установило, что мальчик умер от побоев родителей. А родители, пытаясь уйти от наказания, инсценировали самоубйиство Коли и сфальсифицировали записку.

Бабушка Коли была досрочно выпущена из заключения, родители Коли получили по 5 лет лишения свободы. Судьба пресвитера и его помощника неизвестна. Ни в газетах, ни на телевидении никаких опровержений первоначальной информации не публиковалось.

В 1963 году Хрущевская антирелигиозная кампания стала выдыхаться, общественно-государственный прессинг на верующих постепенно ослабевал, хотя до самого конца коммунистического режима в СССР никогда полностью не сходил на нет. Тем не менее с 1964 года начался постепенный процесс легализации церквей.

Современность

После падения Советской власти (1991) церкви евангельских христиан-баптистов в Приморье пережили ещё один период бурного роста. Увеличилось и число церквей и количество верующих в них. Впервые за многие десятилетия верующие получили возможность проповедовать Евангелие открыто. Правда, уже к концу 1990-х разрешения на уличные мероприятия стало все сложнее получать.

В 2001 году было создано и прошло регистрацию в краевом Управлении Минюста Объединение церквей ЕХБ Приморского края (ОЦЕХБ ПК). Первым епископом (старшим пресвитером) ОЦЕХБ ПК приморские верующие избрали Геннадия Кузьмича Ивкова. До 2010 года для церквей, входящих в РС ЕХБ, региональным центром Дальнего Востока являлся Хабаровск. В 2010 году на съезде делегатов церквей Приморья было принято решение о выходе из-под опеки Хабаровска и самостоятельном вхождении в РС ЕХБ. К началу 2013 года в ОЦЕХБ ПК входили 22 церкви и группы.

В соответствии с вероучением ЕХБ, каждая из баптистских общин является самостоятельной и управляется только самими членами общины. В сферу деятельности епископа и регионального объединения входит координация взаимоотношений между церквями, содействие проповеди Евангелия и церковной жизни. Епископ уполномочен на представительские функции (представление приморских церквей во взаимоотношениях с РС ЕХБ и другими религиозными организациями, с обществом и органами власти). Также он занимается организацией различных межцерковных конференций, семинаров, обучений и т. д. По просьбе представителей общин епископ может выступать в роли третейского судьи во внутрицерковных спорах.

Члены церквей, входящих в ОЦЕХБ ПК, активно занимаются благотворительностью, посещают больницы, детские дома и другие социальные учреждения. Проповедь Евангелия ведётся в исправительных лагерях Приморского края. При ОЦЕХБ ПК существует Уссурийский социально-реабилитационный центр «Возрождение» для наркоманов, алкоголиков, освободившихся заключённых и просто людей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации. Реабцентр существует с 2004 года, за это время полный курс реабилитации в нём прошли около 400 человек.

Некоторые церкви, входящие в ОЦЕХБ ПК

• Центральная церковь ЕХБ Владивостока
• Владивостокская церковь ЕХБ «Благая Весть»
• Уссурийская церковь ЕХБ «Свет миру»
• Церковь ЕХБ «Спасение» г. Спасск-Дальний
• Артемовская церковь ЕХБ
• Церковь ЕХБ «Благодать» посёлка Пластун
• Церковь ЕХБ «Ковчег Спасения» посёлка Зарубино

В то же время в ОЦЕХБ ПК не входят такие относительно крупные церкви, как Находкинская церковь ЕХБ, Владивостокская церковь МСЦ ЕХБ, Владивостокская церковь «Преображение» и ряд более мелких церквей и групп.

Мнение религиоведа

Светлана Дударенок, кандидат философских наук, доктор исторических наук, член президиума Российского объединения исследователей религии, председатель Приморского отделения РОИР:

«Я считаю, что баптисты, евангельские христиане, адвентисты седьмого дня и пятидесятники для нашей страны являются традиционными религиозными организациями, более чем вековое их существование в нашей цивилизационной среде адаптировало их вероучение к российской ментальности, позволило выработать свои социальные доктрины и определить своё место в российской действительности.

Для российского Дальнего Востока, который изначально осваивался людьми с различными вероисповедными и этническими корнями, протестантизм (баптизм, евангельское христианство, адвентизм и пятидесятничество), история которых не прерывалась даже в самые страшные советские годы, — религии, которые необходимо признавать традиционными, в дополнение к другим исторически признанным. Тем более, что количество протестантских религиозных организаций на российском Дальнем Востоке значительно опережает количество исламских, иудейских и буддистских общин. Не использовать возможности протестантских церквей в решении назревших проблем дальневосточного региона не просто расточительно, а глупо».

Литература

• Блуштейн В. М. По следам Христа. — Принткорп, 2001.
• Винс Г. П. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=book&num=1192 Тропою верности]. Сахаровский центр. [www.webcitation.org/6EEhYGN8f Архивировано из первоисточника 6 февраля 2013].
• Дементьев А. А. [rusbaptist.stunda.org/aven-ezer-primorje.pdf Авен-Езер: Евангельское движение в Приморье 1898-1990 годы]. — Владивосток: Русский Остров, 2011. — 272 с. — 1500 экз. — ISBN 978-5-93577-054-2.
• Дударёнок С. М. [www.religiopolis.org/documents/847-sm-dudarenok-sovremennaja-religioznaja-situatsija-na-rossijskom-dalnem-vostoke-osobennosti-formirovanija-i-tendentsii-razvitija-materialy-mezhdunarodnoj-nauchnoj-konferentsii-svoboda-religii-i-demokratii-starye-i-n Современная религиозная ситуация на российском Дальнем Востоке: Особенности формирования и тенденции развития] // Материалы Международной научной конференции "Свобода религии и демократии: старые и новые вызовы". — К.: НАН Украины, 2010. [www.webcitation.org/6EEhWPy9M Архивировано] из первоисточника 6 февраля 2013.
• Дударёнок С. М. Баптистские и евангельские лидеры российского Дальнего Востока в годы Гражданской войны и иностранной интервенции // [baptist.su/files/Tradiciya_podgotovki_sluzhiteley_ECB_2013.pdf Традиция подготовки служителей в братстве евангельских христиан-баптистов. История и перспективы : Сборник статей]. — М.: РС ЕХБ, 2013. — С. 120-137. — 261 с. — (Национальные евангельские авторы). — ISBN 978-5-9902083-8-4.
• Дударёнок С. М., Сердюк М. Б. История протестантских церквей Приморского края (XIX-XX вв.). — Владивосток: Изд-во ДВФУ, 2014. — 628 с. — ISBN 978-5-906739-04-9.
• Сердюк М. Б., Дударёнок С. М. Религиозная жизнь советского Дальнего Востока (1941-1954) / науч. ред. А. А. Поправко. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2009. — 206 с.
• Мурыгина Е. А. [cheloveknauka.com/v/261030/a?#?page=1 Баптистские общины в поликонфессиональной структуре Дальнего Востока России во второй половине XIX — 30-е гг. XX вв.] / автореферат дис. ... кандидата исторических наук : 07.00.02. — Хабаровск: Дальневост. гос. гуманитар. ун-т, 2008. — 27 с.
• Потапова Н. В. Воспроизводство кадров служителей дальневосточных баптистских церквей в условиях системного кризиса 1917—1922 годов // [baptist.su/files/Tradiciya_podgotovki_sluzhiteley_ECB_2013.pdf Традиция подготовки служителей в братстве евангельских христиан-баптистов. История и перспективы : Сборник статей]. — М.: РС ЕХБ, 2013. — С. 74-92. — 261 с. — (Национальные евангельские авторы). — ISBN 978-5-9902083-8-4.

Ссылки

• [ecbarchive.org/ История ЕХБ — веб-хранилище исследований и материалов по истории ЕХБ в России]
• [www.artyom-church.ru/ Сайт церкви ЕХБ г. Артем]
• [baptisti-vl.livejournal.com/ Блог церкви «Благая Весть», Владивосток]
• [baptist.org.ru/ Сайт РС ЕХБ]
• [baptisti-vl.livejournal.com/37544.html Во Владивостоке прошел съезд и выборы Епископа ЕХБ]
• [baptisti-vl.livejournal.com/36142.html Видеоролик с презентаций ОЦЕХБ ПК]

Отрывок, характеризующий Объединение церквей евангельских христиан-баптистов Приморского края

Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.