Объединённая гражданская партия

Объединённая гражданская партия
Аб'яднаная грамадзянская партыя
Лидер:	Анатолий Владимирович Лебедько
Дата основания:	1 октября 1995
Штаб-квартира:	Минск, ул. В. Хоружей, 22
Идеология:	Либеральный консерватизм
Интернационал:	Европейская народная партия, Международный демократический союз
Союзники и блоки:	Союз правых сил (до 2008), Партия народной свободы (с 2013)
Молодёжная организация:	"Молодые демократы"
Количество членов:	4000 (2011)
Девиз:	«Построим новое, сохраним лучшее.»
Мест в Палате представителей:	22 / 260 (1995-2000) 2 / 110 (2000-2004) 0 / 110 (2004-2016) 1 / 110 (2016-2020)
Мест в местных Советах депутатов:	0 / 18809
Партийная печать:	Бюллетень сторонников ОГП “Голос разума”
Персоналии:	члены партии в категории (11 чел.)
Сайт:	[www.ucpb.org b.org]

К:Политические партии, основанные в 1995 году

Объединённая гражданская партия (ОГП) (белор. Аб'яднаная грамадзянская партыя) — белорусская политическая партия либерально-консервативной ориентации. Является одной из крупнейших партий в стране.

Создана в 1995 году объединением двух партий — Объединенной демократической (ОДПБ, создана в 1990 году) и Гражданской (создана в 1994 году). 19 августа 1996 года утверждён флаг партии: белое полотно, в центре которого в красном овале изображен красный конь.

Позиция партии — правая, либерально-консервативная, основные ценности — свобода (в том числе свобода слова), личная собственность, права человека. Выступает за скорейшее освобождение арестованных по политическим мотивам. ОГП сотрудничала с близкой ей по программе российской партией «Союз правых сил».

Руководитель партии — Анатолий Лебедько (с 2000 года, до этого ОГП руководил бывший глава Нацбанка Станислав Богданкевич, который сейчас является почетным председателем партии). В 2012 году на XIV съезде партии подавляющим большинством голосов Анатолий Лебедько переизбран председателем партии.

Известные члены партии: Геннадий Карпенко (умер в возрасте 49 лет), Виктор Гончар (пропал без вести), Юрий Захаренко (пропал без вести), Михаил Чигирь, Александр Добровольский, Ярослав Романчук, Андрей Климов, Александр Соснов.

В Верховном Совете Беларуси XIII созыва партия имела фракцию в количестве 22 депутата.

В начале (1-2) октября 2006 года на состоявшемся Конгрессе демократических сил Беларуси лидер партии Анатолий Лебедько проиграл выборы единого кандидата от оппозиции в президенты, уступив Александру Милинкевичу всего восемь голосов.

31 мая 2010 года кандидатом в Президенты Республики Беларусь от Объединённой гражданской партии был выдвинут Ярослав Романчук.

Партия сняла своих кандидатов с Парламентских выборов 2012 года, протестуя против масштабных фальсификаций и ограничения свободы слова.

На парламентских выборах 2016 года - член ОГП Анна Канопацкая выиграла депутатский мандат по 97 Минскому округу, став единственным представителем оппозиционных сил в парламенте.

Деятельность

На парламентских выборах 2000 года два члена ОГП прошли в Палату представителей,но тут же своё членство в партии приостановили.После парламентских выборов 2004 года ОГП приняло участие в протестах против их результатов,объявив их сфальсифицированными.В ходе этих протестов был избит лидер партии Анатолий Лебедько.Также ОГП проводило митинги памяти пропавших политиков.Один из них был проведён 16 сентября 2015 года,в преддверии президентских выборов.

14-й съезд партии прошёл 31 марта 2012 года.

В 2013 году ОГП и Республиканская партия России — Партия народной свободы договорились о сотрудничестве.

Объединенная гражданская партия (ОГП) и Республиканская партия России — Партия народной свободы (РПР-ПАРНАС) признают себя дружественными партиями и заявляют о намерениях тесно сотрудничать по ряду направлений. Документ подписали лидеры обеих партий Анатолий Лебедько и Борис Немцов.

см. ссылку: naviny.by/rubrics/politic/2013/04/24/ic_news_112_415448/

Структура

Высшим органом партии является Съезд, созываемый не реже 1 раза в 2 года. Съезд избирает Председателя партии и его заместителей, Национальный комитет, Центральную контрольно-ревизионную комиссию. В период между Съездами высшими органами партии являются Национальный комитет и Политсовет. В Политсовет входят Председатель ОГП, его заместители, Председатель Исполкома ОГП, руководители молодёжной и региональных организаций партии — областных и Минской городской.

На XIV Съезде ОГП Председателем ОГП был переизбран Анатолий Лебедько, заместителями председателя — Антонина Ковалева, Лев Марголин, Людмила Петина и Василий Поляков.

В Объединённой Гражданской Партии кроме основного направления есть отдельные, специфические организации: Женская организация, Организация предпринимателей, молодёжная организация — «Молодые демократы».

В 1995—2000 годах Молодёжной структурой ОГП была организация «Гражданский форум», которая отделилась от ОГП в 2000 году в ходе парламентских выборов, когда ОГП поддержала большинство оппозиционных партий в кампании Бойкот-2000, а «Гражданский форум» принял участие в выбрах и фактически стал самостоятельной организацией. На данных выборах лидер организации Владимир Новосяд избран в депутаты Палаты представителей.

В 2000—2002 годах молодёжная организация ОГП носила название «Молодёжь ОГП», но была лишь формально действующей структурой, состоящей из членов ОГП молодого возраста.

В 2002—2009 годах молодёжной структурой ОГП была организация МХСС Молодые Демократы, которая в феврале 2009 года в результате параллельного проведения двух съездов распалась на две организации — Молодёжный христианско-социальный союз — «Молодые демократы» (отделилась от ОГП в пользу сотрудничества с движением За свободу Александра Милинкевича) и Молодые демократы (стала молодёжной организацией партии).

История

В новейшей истории Белоруссии «Объединенная гражданская партия» (ОГП), созданная 1 октября 1995 года на объединительном съезде двух партий — «Объединенной демократической партии Белоруссии» и «Гражданской партии» — является одной из старейших политических партий в стране. Ёе история берет своё начало в ноябре 1990 года, когда состоялся учредительный съезд «Объединенной демократической партии Белоруссии». Создание ОДПБ положило начало многопартийной системе в посткоммунистической истории Белоруссии и стало важным событием общественной и политической жизни страны.

Создание ОДПБ

Образование и регистрация ОДПБ раньше других политический партий в качестве субъекта политической жизни было скорее закономерным, а не случайным явлением. Правительство Белоруссии в лице Министерства юстиции не стремилось регистрировать крупнейшую на тот момент политическую оппозиционную организацию — «Белорусский народный фронт (БНФ)», созданный в 1988 году в качестве общественного движения. С другой стороны, БНФ также не стремился выполнять требования Минюста к программе и Уставу. Регистрация ОДПБ состоялась 19 марта 1991 года.

Идея создания партии демократического направления, которая действовала по всей стране, приобрела реальные очертания в марте 1990 года после успешного проведения I Республиканской конференции сторонников Демократической платформы в КПСС. Конференция показала, что на базе сторонников Демплатформы можно в короткие сроки создать общереспубликанскую организацию. В том, что это придётся делать, у тогдашних лидеров реформаторского крыла в КПСС-КПБ не было никаких сомнений. Большинству из них — Анатолию Животнюку., Владимиру Романовскому, Станиславу Гусаку — было ясно, что КПСС нереформируема. Однако, в связи с тем, что летом 1990 года ХХVIII съезд КПСС должен был расставить все точки над «i», было решено отсрочить выход из партии и не форсировать создание новой политической организации.

В августе-сентябре 1990 года по инициативе Демплатформы, к тому времени уже вне КПСС-КПБ, были проведены консультации с представителями Демократической партии и рядом других партий. Наиболее значительными из них являлись Демократическая партия, которую возглавлял антикоммунист с большим стажем Владимир Афанасьев, и Либерально-демократическая партия. Эти партии и Демплатформа рассматривали себя в качестве самостоятельных субъектов политической жизни, близких к БНФ, но не входящих в него, для которых независимость государства не являлась самоцелью, а была инструментальной задачей по отношению к правам человека, демократии и свободе. В сентябре Демплатформе удалось выпустить первый, шестнадцатиполосный, а затем и второй номер газеты «Господин народ» (главный редактор А. Иванов).

13 октября 1990 года в здании Союза архитекторов прошла Объединённая конференция политических партий г. Минска и Минской области. На ней, после бурных дебатов, была принята согласованная Декларация целей и принципов. Она содержала положения, которыми необходимо было руководствоваться при разработке Программы и Устава будущей партии. На конференции был утверждён оргкомитет по подготовке и проведению Учредительного съезда. Он состоял из представителей различных политических партий. В двух комиссиях, образованных при оргкомитете, шла оживлённая работа над Программой, резолюциями и Уставом партии. Активное участие в разработке этих документов принимали: В. А. Акулов, В. А. Афанасьев, П. И. Голосов, П. В. Данейко, В. И. Жураковский, Б. И. Звозсков, В. И. Карбалевич, В. И. Костусев, А. В. Лиопо, М. К. Плиско, Э. Г. Райко, Н. М. Самсонов, и многие другие. Подготовительная работа проходила в основном в здании Минского городского Совета, поскольку несколько будущих членов новой партии — А. В. Тельковский, М. К. Плиско, А. П. Лапунин и В. А. Комаров — являлись депутатами Мингорсовета.

Ещё в мае 1990 года на заседании группы активистов Демплатформы, которое проходило на квартире А. Т. Животнюка, было решено, что новая партия должна являться партией либерального, а не социал-демократического направления. Эта позиция совпала с позицией других политических партий, которые вступили на объединительную стезю. Поэтому проект Программы, который был подготовлен одной из комиссий, вместе с изменениями и дополнениями, внесенными в него на Учредительном съезде, фактически представлял собой документ характерный для партии либерального направления, хотя открыто это ни в Программе, ни в Уставе не декларировалось.

Учредительный съезд ОДПБ прошёл в г. Минске во Дворце шахмат и шашек 3-4 ноября 1990 г. В его работе приняло участие 127 делегатов, представлявшие 1410 человек, а также народные депутаты СССР и БССР, многочисленные гости, представители средств массовой информации. Всего на съезде присутствовало около 200 человек. Два рабочих дня съезда проходили в обстановке бурных дебатов, особенно по проекту Устава, который многим казался слишком либеральным, однако после значительной доработки в редакционной комиссии, он был принят большинством голосов. Значительная часть Гродненской делегации, настаивавшая на фиксации в Уставе положения о ведении делопроизводства в партии исключительно на белорусском языке и не получившая по этому вопросу поддержки, покинула съезд.

По существовавшим тогда нормативным требованиям для создания партии необходимо было не менее 100 человек. Этот барьер на Учредительном съезде ОДПБ удалось преодолеть: о своём желании вступить в создаваемую партию заявили 104 делегата съезда, которым в тот же день были выданы партийные билеты. Среди вступивших в партию было два депутата Верховного Совета БССР А. Ф. Спиглазов и В. И. Зеленин, а также народный депутат СССР — А. О. Добровольский.

Стремясь подчеркнуть друг перед другом свою равноправность, делегаты съезда решили не избирать председателя партии. Сопредседателями стали шесть человек: А. Т. Животнюк и С. Г. Гусак — от Демплатформы, В. А. Афанасьев — от Демократической партии (г. Минск), Э. Г. Райко — от Радикально-демократической партии, Н. П. Турчанов — от Либерально-демократической партии и Г. И. Самойленко — от Демократической партии (г. Брест). Институт сопредседателей сохранился до II съезда ОДПБ. На нём председателем партии был избран депутат Верховного Совета СССР Александр Добровольский, который занимал эту должность до Объединительного съезда двух партий в октябре 1995 года. Руководящим органом партии между съездами являлся Совет, с 1993 г. — Центральный Совет, исполнительным — Исполком, при котором работали в разное время от 5 до 10 комиссий.

Создание ОДПБ оживлённо обсуждалось в СМИ. Созданию новой партии посвятили свои статьи такие газеты как «Беларускі час», «Советская Белоруссия», «Знамя юности» и другие. Учредительный съезд ОДПБ не обошла своим вниманием даже газета «Правда», которая 5 ноября поместила по этому поводу краткую информацию.

Деятельность ОДПБ в 1991—1994 годы

Весной 1991 года в ОДПБ вступила группа членов оргкомитета по созданию Социал-демократической партии (лидеры — А. К. Аверьянов и А. М. Сдвижков), не нашедших общего языка с социал-демократами М. А. Ткачёва и О. А. Трусова. После I съезда ОДПБ, в короткие сроки были созданы Гомельская, Могилёвская, Витебская, Брестская, и, несколько позднее, Минская и Гродненская областные партийные организации, а также Минская городская, имевшая статус областной. Одновременно с этим происходил процесс создания районных и городских организаций партии. К концу 1991 года в ОДПБ имелось около 50 структурных единиц в различных регионах страны, а ко времени проведения Объединительного съезда в октябре 1995 года их насчитывалось уже более ста. Кроме этого, члены ОДПБ — депутаты Минского и Гомельского городских Советов народных депутатов смогли сформировать свои партийные фракции в составе этих Советов. Некоторым партийным организациям — Гомельской, Брестской, Минской городской и Исполкому партии — удалось наладить выпуск информационных бюллетеней. Огромную роль для организационного развития партийной организации в г. Минске в 1991—1994 гг. сыграл дискуссионный политический клуб ОДПБ, ставший заметным явлением политической жизни столицы.

В конце 1992 года они организовали фракцию «За реализм» и выступили за придание русскому языку статуса государственного, а также за развитие более тесных политических отношений с Россией, но не получили большинства в партии.

С момента своего образования, ОДПБ активно включилась в политическую борьбу. Первой крупной акцией, в которой партия приняла участие, был массовый антикоммунистический митинг, состоявшийся в 73-ю годовщину Октябрьского переворота на площади Независимости. В апреле 1991 года ОДПБ решительно поддержала массовые стихийные выступления рабочих и образование стачечных комитетов, а также, совместно с другими демократическими организациями, выступила с требованием проведения Круглого стола для решения вопросов реформирования экономики и политической власти в стране.

Не дрогнула партия и в тревожные дни Августовского путча. 19 августа 1991 года члены Минской городской организации приняли участие в небольшом митинге протеста против действий путчистов, который состоялся на площади Независимости. Вечером этого же дня руководство ОДПБ без колебаний подписало вместе с БНФ, БСДГ и Минским стачкомом Обращение, в котором содержался призыв к гражданам республики выступить на защиту демократии и независимости страны.

Важной вехой в развитии ОДПБ стал II съезд партии. Он состоялся в Минске 9-10 ноября 1991 года. Съезд принял Декларацию программных целей и принципов, в которой выражалась уверенность, что решить проблемы, стоящие перед Белоруссией, можно только путём немедленного проведения либеральных реформ как в области экономики, так и политики. В резолюции «О политической ситуации и задачах партии» говорилось о необходимости скорейшей отставки Верховного Совета и проведения новых парламентских выборов. Решение съезда явилось основой для активного участия членов ОДПБ в работе инициативной группы по сбору подписей в поддержку требования о проведении референдума о досрочном роспуске Верховного Совета и проведения новых парламентских выборов на основе проекта закона предложенного депутатской фракцией БНФ.

Победа Бориса Ельцина летом 1991 года на президентских выборах в России и его небезуспешная борьба с прокоммунистическим Верховным Советом в плане продвижения экономических и политических реформ, сыграли немаловажную роль в том, что в январе 1992 года Совет ОДПБ выступил с инициативой введения института президентской власти и в Белоруссии. Летом этого же года соответствующий законопроект, разработанный группой членов ОДПБ под руководством М. Ф. Чудакова, был передан в Верховный Совет. Следует отметить, что инициаторы института президентской власти считали возможным введение его только при наличии парламента, депутаты которого будут работать на профессиональной основе (сначала выборы парламента, затем — президента), и Конституционного суда. Последующее развитие событий показало, что удобный момент для введения поста президента был упущен. Президентские выборы в 1994 году привели к совершенно противоположному результату. Кроме упомянутого проекта закона «О президенте» ОДПБ передала в Верховный Совет большой пакет предложений по проекту Конституции, законопроект «О политических партиях», «О выборах депутатов Верховного Совета» и другие.

Выступая за проведение решительных рыночных преобразований, ОДПБ разработала свою собственную концепцию экономических реформ (автор П. В. Данейко, утверждена III съездом партии в декабре 1992 года). В 1992 году Совет ОДПБ предложил создать на территории Белоруссии свободную банковскую и инвестиционную зону. С момента своего образования партия последовательно и решительно выступала в защиту свободы предпринимательской деятельности, интеллектуальной собственности, предлагала конкретные меры по развитию малого и среднего бизнеса.

Летом 1992 года, после расправы на телевидении над коллективом, готовившим популярные информационно-аналитические передачи «Ника», «Наш комментарий», — исполком ОДПБ выступил в печати с открытым письмом, которое вызвало большой общественный резонанс. В письме, кроме критики в адрес Совета Министров и руководства Национальной телерадиокомпании, содержалось требование, адресованное Верховному Совету, о необходимости скорейшей разработки комплекса мер по созданию независимого (частного) радио и телевидения.

Большой успех среди делегатов и гостей третьей Всебелорусской политической конференции, состоявшейся летом 1993 года, имел доклад председателя ОДПБ Александра Добровольского «О конституционном строе Республики Беларусь». В нём в цельном виде излагалось видение партией государственного устройства страны. Активная политическая деятельность партии и её успехи в организационном строительстве свидетельствовали о том, что ОДПБ превратилась в одну из наиболее влиятельных и авторитетных оппозиционных сил в стране. Об успехе партии свидетельствовал и факт приглашения председателя ОДПБ Добровольского на встречу с президентом США Биллом Клинтоном, посетившим Белоруссию с однодневным визитом в середине января 1994 года.

Осенью 1993 года по инициативе ОДПБ, и Белорусской крестьянской партии было создано Объединение демократических сил «Весна — 94». В своей деятельности оно стремилось оказать поддержку усилиям тогдашнего Председателя Верховного Совета Станислава Шушкевича, направленным на реформирование экономики и политического строя, укрепления независимости и не вступления страны в военные блоки. В Объединение «Весна — 94» вступило ряд политических партий, организаций и профсоюзов, в том числе БСДГ, Конфедерация труда Белоруссии, Объединение предпринимателей Белоруссии. Под Декларацией о создании «Весны — 94» поставили подписи многие известные писатели, учёные, деятели культуры, а также депутаты. Создание «Весны — 94» явилось первой серьёзной попыткой создать в Белоруссии центристскую политическую силу, не приемлющую крайностей и радикализма как КПБ, так и БНФ.

Наметившееся сотрудничество ОДПБ с председателем, а с конца января 1994 года экс-председателем Верховного Совета Станиславом Шушкевичем было продолжено весной, после принятия в марте 1994 года новой Конституции, предусматривавшей введение института президентской власти. На предстоящих президентских выборах Центральный Совет почти единогласно решил поддержать опального спикера парламента. В мае 1994 года между ОДПБ и С. Шушкевичем было подписано соглашение, в котором кандидат в президенты брал на себя обязательство в случае победы осуществить программу либеральных реформ в области экономики и политики. Чтобы стать кандидатом в президенты, претенденту необходимо было собрать не менее 100 тысяч подписей. Усилиями членов ОДПБ, которые собрали около половины из 130 тысяч подписей, поданных в Центризбирком, а также других участников Объединения демократических сил «Весна-94», Станиславу Шушкевичу удалось успешно преодолеть этот барьер. Из 20 доверенных лиц кандидата в президенты С. Шушкевича 8 являлись членами ОДПБ. Сбор подписей и проведение агитационной кампании в ходе первого тура президентских выборов способствовали дальнейшему росту популярности ОДПБ и её организационному укреплению. Одновременно участие партии в президентской предвыборной кампании наглядно показало, что рассчитывать на серьёзный успех на предстоящих парламентских выборах можно будет только в случае укрепления финансового положения партии, привлечения в неё известных всей стране людей, а также значительного улучшения организационной работы как в центре, так и на местах, тщательного отбора и подготовки кандидатов в депутаты. Решению этих задач способствовало тесное сотрудничество с созданным осенью 1994 года по инициативе ОДПБ Всебелорусским клубом избирателей. С осени 1994 года значительно активизировалась деятельность Исполкома партии. Если раньше его заседания проходили один-два раза в месяц, то теперь обстановка и возросший объём работы вынуждал собираться каждую неделю. Так совместно с Всебелорусским клубом избирателей Исполком ОДПБ провел только в 1994—1995 гг. с председателями региональных организаций партии и кандидатами в депутаты более десяти семинаров по проблемам организационной и агитационной работы с членами партии и населением, а также планированию и проведению избирательных кампаний и организации контроля за ходом выборов. Эта работа послужила фундаментом для относительного успеха партии на парламентских выборах и выборах в Минский городской Совет осенью 1995-го и 1996-го годов. Весной 1995 года партия успешно смогла пройти перерегистрацию в Министерстве юстиции.

Создание Гражданской партии

Летом 1994 года был образован оргкомитет по созданию Гражданской партии, провозгласивший своими ценностями либерализм. В числе подписавших Декларацию по созданию Гражданской партии стояли фамилии известных промышленников и предпринимателей, деятелей науки и культуры, в том числе президента крупнейшего в стране промышленного концерна «Амкодор» В. М. Шлындикова, председателя правления Белорусского Фонда финансовой поддержки предпринимателей, бывшего председателя Комиссии по экономической реформе Верховного Совета СССР Н. Г. Бобрицкого, президента Союза предпринимателей В. Н. Карягина, известного белорусского драматурга А. А. Дударева, художественного руководителя Русского драмтеатра Б. И. Луценко и др. По своему кадровому составу, финансовым и организационным возможностям создаваемая партия имела хорошие шансы стать влиятельной политической силой в стране. Печатным органом Гражданской партии стала еженедельная газета «Грамадзянін».

Вскоре после опубликования Декларации оргкомитета по созданию Гражданской партии между представителями ОДПБ и ГП начались консультации об объединении в одну партию. Хотя на данном этапе объединения не произошло, прошедшие переговоры позволили лучше узнать друг друга и способствовали установлению взаимопонимания по большинству вопросов внутренней и внешней политики. Это облегчило переговорный процесс летом и осенью 1995 года.

В декабре 1994 года Гражданская партия была зарегистрирована в Минюсте, а уже в январе 1995 года она вместе с ОДПБ и Партией народного согласия после нескольких раундов консультаций подписала Положение о создании предвыборного блока либеральных и центристских партий «Гражданское согласие». Блок ставил перед собой задачи по сотрудничеству не только в ходе проведения предвыборной кампании (согласование кандидатур и т. п.), но и, в случае успеха, в парламенте между депутатскими группами и фракциями, а после выборов — начать переговоры по объединению в одну партию.

Подготовка к объединению ОДПБ и ГП

Создание президентской «вертикали», начавшееся наступление исполнительной власти на свободу слова («белые пятна» в государственных газетах, незаконное отстранение президентским указом главного редактора парламентской газеты), откровенный призыв президента к избирателям не ходить на выборы привели к тому, что в мае-июне 1995 года парламент и большинство местных Советов в городах не были сформированы. Систематические нарушения президентом Конституции, свертывание экономических реформ, последовательный курс исполнительной власти на ограничение свободы слова и собраний, политических и экономических прав граждан явились дополнительным толчком к возобновлению переговорного процесса об объединении в одну партию между ОДПБ и ГП. В нём не участвовала Партия народного согласия, так как после ухода из неё Г. Д. Карпенко и В. И. Гончара её руководство стало на путь сближения с БСДГ. И руководству ОДПБ, и лидерам ГП стало очевидно, что двум партиям, исповедующим одну и ту же идеологию, нечего делить, что нужно как можно скорее объединять усилия перед лицом наступающей диктатуры.

Объединительному съезду двух партий предшествовала серьёзная подготовительная работа. Летом 1995 года прошли два совместных заседания руководящих органов двух партий. На них были рассмотрены и согласованы проекты Программы, Устава и названия создаваемой партии. В сентябре 1995 года, после вынужденной отставки с должности председателя правления Национального банка Республики Беларусь, был решён вопрос и будущего лидера партии. Им стал известный экономист и финансист, сумевший за полгода стабилизировать белорусский рубль, профессор Станислав Богданкевич. Оргкомитет разработал детальный сценарий проведения объединительного съезда. По предложению оргкомитета региональные партийные организации избирали делегатов не только на него, но одновременно соответственно на VII-ой и II-й съезды ОДПБ и ГП, ставшие последними в их короткой, но насыщенной событиями истории.

Учредительный съезд новой партии — Объединённой гражданской — состоялся 1 октября 1995 года. ОГП сформировала свою фракцию в Верховном Совете, избранном в полномочном составе в ноябре 1995 г. и за короткое время стала одной из наиболее влиятельных политических партий Белоруссии.

Ссылки

• [www.ucpb.org Официальный сайт ОГП]  (рус.)  (белор.)
• [twitter.com/ogpbelarus Твиттер партии]
• [www.facebook.com/unitedcivilparty Сообщество фейсбук]

См. также

• Объединённые демократические силы
• МХСС Молодые демократы
• Крёстный батька
• Завадский, Дмитрий Александрович

Отрывок, характеризующий Объединённая гражданская партия

Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.