Объединённая никарагуанская оппозиция
Объединённая никарагуанская оппозиция (исп. Unidad Nicaragüense Opositora; UNO) — коалиция никарагуанских Контрас в 1985—1987 годах. Объединяла различные политические силы, распалась из-за противоречий между участниками. Создала политико-методологическую основу для Никарагуанского сопротивления — наиболее эффективного объединительного проекта Контрас.
Содержание
Никарагуанская оппозиция
К середине 1980-х сложились крупные военно-политические структуры никарагуанской оппозиции, противостоящие марксистскому режиму СФНО:
- Революционно-демократический альянс (ARDE, лидер Эден Пастора)
- Никарагуанская демократическая координация (CDN, лидер Артуро Крус)
- Никарагуанское демократическое движение (MDN, лидеры Альфонсо Робело, Фабио Гадеа)
- MISURASATA (лидер Бруклин Ривера), MISURA/KISAN (лидер Стэдман Фагот).
FDN — крупнейшая структура антисандинистской оппозиции — занимали в целом правые позиции (хотя включали немало бывших сандинистов и левых популистов) и вели вооружённую борьбу против СФНО с плацдарма в Гондурасе. ARDE придерживался левой идеологии и вёл вооружённую борьбу против СФНО с плацдарма в Коста-Рике. MISURASATA и MISURA/KISAN также являлись вооружёнными антисандинистскими формированиями, но отстаивали преимущественно автохтонные интересы индейского населения Атлантического побережья Никарагуа, прежде всего мискито. MDN представляло собой социал-либеральную организацию никарагуанской политэмиграции. CDN объединяла центристские партии, профсоюзы и предпринимательские объединения, стараясь использовать легальные возможности политического оппонирования СФНО. При всех различиях они были объединены антикоммунизмом, антисандинизмом и общей задачей свержения режима Даниэля Ортеги.
Американская администрация Рональда Рейгана рассматривала никарагуанский конфликт как важный участок глобальной Холодной войны и предпринимала серьёзные усилия для консолидации оппозиционных сил Никарагуа.
Объединение и раскол
О создании Объединённой никарагуанской оппозиции было публично объявлено в апреле 1985[1]. Официальной датой учреждения считается 9 июня, когда с соответствующим заявлением выступили лидеры UNO — Адольфо Калеро, Альфонсо Робело и Артуро Крус[2]. Наряду с FDN, MDN и группой Круса в Объединённую никарагуанскую оппозицию вступил также KISAN. Не удалось добиться подключения ARDE — Эден Пастора считал свою борьбу отстаиванием принципов подлинного сандинизма и отказывался блокироваться с идеологически чуждыми организациями, особенно с FDN.
Создатели UNO объявили о намерении совместными усилиями свергнуть режим СФНО и установить в Никарагуа демократические порядки. Однако между ними с самого начала проявлялись острые политические и межличностные противоречия. Несмотря на формальное равноправие участников, в объединении однозначно доминировали FDN, располагавшие серьёзными боевыми силами. К FDN примыкал KISAN, организация не столь сильная в военном отношении, но также вооружённая. MDN и сторонники Круса военизированных формирований не имели. В результате Калеро принимал решения от имени UNO практически единолично.
Такое положение вызывало протесты Робело и Курса. Ситуация осложнялась тем, что государственные структуры США ориентировались на разных участников UNO: ЦРУ поддерживало FDN Калеро, Госдепартамент отдавал предпочтение лидерам невооружённой оппозиции[3]. На совещании в Майами[4] в мае 1986 была сделана попытка урегулировать противоречия, но она не дала ощутимых результатов.
В январе 1987 Артуро Крус сообщил помощнику госсекретаря США Эллиоту Абрамсу о своём намерении покинуть UNO. К аналогичному решению склонился Робело. Абрамс принял меры и в феврале добился формальной отставки Калеро с поста в UNO. Однако Крус и Робело вышли из коалиции, что привело к распаду UNO.
Коалиция сопротивления
В целом военно-политическая ситуация 1987 года менялась в пользу контрас. Это практически сразу побудило к новому объединению. В новом проекте использовались политические технологии UNO.
В мае 1987 была создана коалиция Никарагуанское сопротивление (RN). Решающую роль в RN продолжали играть FDN, контроль над основными военными, организационными и финансовыми ресурсами оставался за Triángulo de Hierro — «Железным треугольником» в составе Калеро, Бермудеса и Санчеса. Однако в RN состояло также MDN, другие либеральные и левоцентристские организации, партия мискито YATAMA. Этот блок представлял никарагуанскую оппозицию на мирных переговорах с правительством в марте 1988 года.
См. также
Напишите отзыв о статье "Объединённая никарагуанская оппозиция"
Примечания
- ↑ [news.google.com/newspapers?nid=1757&dat=19870423&id=gRQqAAAAIBAJ&sjid=xoEFAAAAIBAJ&pg=6608,3285319&hl=en Unidad Nicaragüense Opositora. Divulgacion y Prensa Comunicado]
- ↑ [www.laprensa.com.ni/2012/06/08/opinion/104274-adolfo-calero-y-su-legado-historico Adolfo Calero y su legado histórico]
- ↑ [www.worldlibrary.org/articles/united_nicaraguan_opposition UNITED NICARAGUAN OPPOSITION]
- ↑ [elpais.com/diario/1986/05/14/internacional/516405617_850215.html Los dirigentes de la Unión Nicaragüense Opositora dirimen sus diferencias en Miami]
Отрывок, характеризующий Объединённая никарагуанская оппозиция
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
