Объединённый гималайский комитет

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Обединённый гимала́йский комите́т (англ. Joint Himalayan Committee; до 1947 г.Комите́т Джомолу́нгмы (Mount Everest Committee)) — организация, созданная «Альпийским клубом» и «Королевским географическим обществом» для того, чтобы координировать и финансировать первую разведывательную экспедицию на Джомолунгму, состоявшуюся в 1921 году, и последующие британские экспедиции на эту гору, включая экспедицию 1953 года, осуществившую первовосхождение на вершину Джомолунгмы.





Создание

Ко времени основания комитета, Джомолунгма была желанной целью для британских альпинистов уже довольно давно. Так, например, Клинтон Дент (англ. Clinton Dent)[1] ещё в 1885 г. написал про идею восхождения на её вершину. В 1916 г. А. М. Келлас опубликовал исследование «Размышление о возможности восхождения на высочайшие вершины Гималаев» (англ. A Consideration of the Possibility of Ascending the Loftier Himalaya), в котором обосновал психологическую возможность такого восхождения.

Инициатива создания «Комитета Джомолугмы» была подана «Королевскому географическому обществу» капитаном Дж. Б. Л. Ноэлем (англ. J. B. L. Noel), совершившим путешествие в район Джомолунгмы[2].

Разведывательная экспедиция

В 1920 году по распоряжению сэра Френсиса Янгхазбенда (первого председателя комитета), полковник Чарльз Говард-Бьюри (англ. Charles Howard-Bury) (будущий руководитель разведывательной экспедиции) убедил сэра Чарльза Белла использовать его значительное влияние в Тибете для того, чтобы получить разрешение на проход к Джомолунгме с северной стороны (подход с юга, со стороны Непала, был закрыт для иностранцев). Такое разрешение на следующий 1921 год было выдано Правительством Тибета.[3]

Чтобы координировать и финансировать разведывательную экспедицию, совместная организация – «Комитет Джомолунгмы» – была создана; в неё вошли члены высокого статуса от обеих заинтересованных стороны: «Альпийского клуба» и «Королевского географического общества».

По словам Френсиса Янгхазбенда[4]:

Дипломатия достигла своей цели, и людские преграды были преодолены; стало возможно идти на всех пара́х вперёд, к организации Экспедиции. И восхождение на Джомолунгму – это то, в чём заинтересованы как «Королевское географическое общество», так и «Альпийский клуб». Первое заинтересовано в этом потому, что «общество» не допустит, чтобы осталась хоть одна точка на поверхности Земли, куда человек хотя бы не попытается ступить. Последний – потому, что горные восхождения – его сфера деятельности. Поэтому решено организовать Экспедицию совместными усилиями обеих сообществ. И это тем более желательно, что «Географическое общество» имеет большие возможности организовывать исследовательские экспедиции, в то время как «Альпийский клуб» может лучше подобрать персонал. Объединённый комитет, названный «Комитетом Джомолунгмы», потому и был создан, и включил в себя по три члена от каждого из двух сообществ. На первом этапе, пока будет идти рекогносцировка гор, председателем будет президент «Королевского географического общества»; а на втором этапе, когда нужно будет восходить на эти горы, должен председательствовать президент «Альпийского клуба».

Первовосхождение на Джомолунгму

Основная статья: Британская экспедиция на Джомолунгму (1953)

«Объединённый гималайский комитет» начал подготовку полномасштабной альпинистской экспедиции 1953 года на Джомолунгму ещё в 1951 году. В 1952 году тренировочная экспедиция, в состав которой входил и будущий первовосходитель Эдмунд Хиллари провела исследования другого восьмитысячника – горы Чо-Ойю, но на вершину его не взошла. В том же 1952 году швейцарская экспедиция совершила неудачную попытку восхождения на Джомолунгму.[5]

Генри Сесил Джон Хант, руководитель экспедиции 1953 года, писал, что различные альпинистские клубы Великобритании получили просьбы представить на рассмотрение в «Объединённый гималайский комитет» списки наиболее опытных и квалифицированных альпинистов, среди которых был проведён отбор участников предстоящей экспедиции.[6]

Этот же комитет занимался сбором финансовых средств для экспедиции. По словам вышеупомянутого Джона Ханта[7],

Одной из основных задач «Объединённого гималайского комитета», в дополнение к развитию идеи экспедиции на Джомолунгму, получению политических разрешений, выработки правил во время подготовки – является финансирование этого. Только те, кто уже получили эту поддержку, могут оценить работу и беспокойство, связанные с увеличением фондов до уровня, достаточного для подобного рода предприятия, которые по мнению публики представляют собой последовательность неудач, не оставляющую другого финансового обеспечения, кроме как из карманов самих членов Комитета.

Некоторые из организаций, внёсших свой вклад в дело комитета, включая газету «The Times», поддерживали и более ранние экспедиции[8].

2 июня 1953 года, через четыре дня после успешного восхождения, Хант отправил гонца, чтобы «донести в Намче-Базар сообщение о том, что нужно отправить хороших служащих Индийской беспроводной станции в Катманду. Телеграммы, выражающие скромное почтение, были посланы Королеве и Премьер-министру; ещё одна была послана в «Гималайский комитет» – о том, что я прошу привезти Тенцинга и Хиллари в Англию – Джордж Лов уже и так планировал приехать»[9][10].

Первоначальные члены

Последующие члены

Напишите отзыв о статье "Объединённый гималайский комитет"

Примечания

  1. C. T. Dent, Above the Snow Line, 1885, quoted at www.billbuxton.com/everest.pdf
  2.    
    
    Идея [восхождения на Джомолунгму] была возрождена в 1919 году, когда молодой искатель приключений, капитан Джон Ноэль, рассказал КГО о своём опыте [путешествий] в предгорьях Джомолунгмы. В последовавшей затем дискуссии несколько знаменитостей: Янгхазбенд, Фрешфильд</span>ruen, капитан Фаррар</span>ruen из Альпийского клуба поддержали идею достижения вершины. </td>
    </td>
      </td>
     </tr>
    </table>
    
    </span>

    </li>

  3. www.mountain-portal.co.uk/text/everest/Evrst02.htm Text of The Epic of Mount Everest, Sir Francis Younghusband.
  4. www.mountain-portal.co.uk/text/everest/Evrst02.htm The Epic of Mount Everest Accessed 17 April 2008
  5. John Hunt, The Ascent of Everest, Hodder and Staughton, 1953, p. 22
  6. The Ascent of Everest, p. 23–4
  7. The Ascent of Everest, p. 22
  8. The Ascent of Everest, p. 23
  9. ориг. англ. carry messages to Namche Bazar, to go thence by the good offices of the Indian wireless station to Kathmandu. Cables of humble appreciation were sent to the Queen and the Prime Minister, another to the Himalayan Committee saying that I proposed to bring Tenzing and Hillary to England – George Lowe had already planned to come.
  10. The Ascent of Everest, p. 219
  11. www.blackwell-synergy.com/action/showPdf?submitPDF=Full+Text+PDF+%28408+KB%29&doi=10.1111%2Fj.1474-919X.1937.tb02183.x Accessed 17 April 2008
  12. Kenneth Mason, [www.himalayanclub.org/journal/in-memoriam-23/ IN MEMORIAM GEOFFREY LATHAM CORBETT 1881-1937] from Himalayan Journal, vol. 10 (1938), online at himalayanclub.org
  13. www.mountaineering-scotland.org.uk/nl/50b.html Accessed 17 April 2008
  14. </ol>

    Отрывок, характеризующий Объединённый гималайский комитет

    В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
    Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
    Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
    Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
    – Здорова?… ну, так садись!
    Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
    – На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
    Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
    – Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
    Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
    – От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
    – Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
    – Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
    – Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
    – Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
    – Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
    Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
    Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
    Княжна ошиблась ответом.
    – Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
    Он придвинулся и продолжал толкование.
    – Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
    Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
    – Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
    Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
    Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
    Жюли писала:
    «Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
    [Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
    Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
    «Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.


Навигация