Обычный формат фильма

Обы́чный форма́т, классический формат, академический кадр — кинематографическая система использующая стандартную перфорированную 35-мм киноплёнку с классическим соотношением сторон 1,37:1 получаемого на экране изображения и одноканальной оптической фонограммой (или пространством для неё) между изображением и перфорацией, с одной стороны. Обычный формат для съёмки и демонстрации кинофильма использует сферическую (аксиально-симметричную) оптику и стандартную частоту 24 кадра в секунду.

В СССР на 35-мм киноплёнке выпускались фильмы трёх разновидностей: «обычного формата», «кашетированные» и «широкоэкранные», о чём делалась соответствующая надпись на коробке с фильмокопией и зарядных ракордах. Поэтому, название «обычный формат» в кинематографическом обиходе заменило более правильное «классический».

Техническое описание

Размеры и расположение изображения на киноплёнке для обычного формата регламентированы нормативными документами SMPTE и российскими стандартами. При киносъёмке пространство, предназначенное для совмещённой фонограммы на фильмокопии, остается пустым. Поэтому размеры кадра негатива и позитива не отличаются, а кадровое окно кинопроектора лишь незначительно меньше размера исходного изображения, чтобы исключить появление каймы при проекции. Кадровое окно киносъёмочного аппарата обычного формата имеет размеры 16,0×21,95 мм по ГОСТ 24229—80, а полезный проецируемый на экран кадр — 15,29×20,96 мм. Поэтому классический формат может быть как производственным, так и прокатным, то есть с негатива обычного формата возможна контактная печать совмещённых фильмокопий в таком же формате. Объектив киносъёмочных аппаратов обычного формата смещён относительно оси симметрии киноплёнки вследствие несимметричного расположения кадра.

Формат имеет академическое соотношение сторон 1,375:1, узаконенное 15 марта 1932 года Американской Академией киноискусства и использует шаг кадра в четыре перфорации, считающийся стандартным. Обычно соотношение сторон «классического» кадра сокращают до 1,37:1, что также отражено в иногда употребляемом названии «Формат 137». Некоторые источники указывают цифру 1,33:1, что неверно, поскольку это соотношение сторон относится к телевидению стандартной чёткости и кадру немого кинематографа с другими размерами изображения, которое занимало всю ширину киноплёнки между перфорациями, не оставляя места под фонограмму. Кроме того, по сравнению с «немым кадром», обычный формат имеет более широкий межкадровый промежуток.

Стандартизация обычного формата стала результатом соглашения ведущих киностудий, заменив почти квадратный кадр 1,16:1 первых систем звукового кинематографа «Мувитон» (англ. Movietone). После этого немой кадр 1,33:1 использовался гораздо позднее в качестве производственного формата «Супер-35».

Фильмокопии обычного формата

Фильмокопии обычного формата могут печататься как контактным способом с такого же негатива, так и оптическим способом с негативов других форматов, причем соотношение сторон кадра у оригинального изображения может быть отличным от классического. В обычном формате при помощи оптических кинокопировальных машин могут быть напечатаны в том числе и фильмы, снятые в форматах с широким экраном — широкоэкранные и широкоформатные. При этом часть изображения теряется из-за несоответствия форматов. Поэтому при перепечатывании на обычный формат применяются специальные приспособления для изменения области выкопировки при пансканировании широкоэкранного кадра. Обычно этот процесс происходит при изготовлении совмещенного дубльнегатива.

Практика перевода широкоэкранных и широкоформатных фильмов в обычный формат была повсеместной, поскольку киноустановок, оборудованных кинопроекторами обычного формата, во всем мире было подавляющее большинство. По этой же причине до изобретения техники пансканирования компанией Panavision некоторые продюсеры широкоэкранных фильмов выпускали их в двух версиях, для чего проводили съёмки одновременно двумя киносъёмочными аппаратами, один из которых был обычного формата. Кроме того, перевод формата был необходим для полноэкранной демонстрации по телевидению. С негатива обычного формата возможна оптическая печать узкоплёночных фильмокопий 16-мм и 8-мм, обладающих близким соотношением сторон кадра.

Распространённость

За всю историю кинематографа обычный формат стал самым долгоживущим из всех существующих. Подавляющее большинство кинокартин снято в этом формате, благодаря распространенности съемочного и проекционного оборудования. Именно в обычном формате снималась практически вся кинохроника, научно-популярные фильмы и мультипликация. Классический формат был стандартом для большей части технических киносъёмок. Технология скрытого кашетирования также предполагала изготовление негатива обычного формата, который впоследствии использовался целиком для мастеринга оптических видеодисков. Однако, на сегодняшний день обычный формат применяется только при печати прокатных фильмокопий для малобюджетных кинотеатров. Киносъёмочная аппаратура обычного формата давно не производится, уступив место аппаратуре, рассчитанной на более универсальный формат «Супер-35», пригодной также для съёмки в классическом формате после замены кадровой рамки. Наступление цифровых технологий кинопроизводства приводит к вытеснению киноплёнки из кинематографа. Лишь часть копий современных фильмов выпускается на киноплёнке и печатаются они по большей части, в кашетированных форматах.

Литература

• Б. Н. Коноплёв. Глава II. Классификация кинофильмов // Основы фильмопроизводства. — 2-е изд. — М.: Искусство, 1975. — С. 25. — 448 с.

• И. Б. Гордийчук, В. Г. Пелль. Раздел I. Системы кинематографа // Справочник кинооператора / Н. Н. Жердецкая. — М.,: «Искусство», 1979. — С. 8, 9.

• Николай Майоров [ttk.625-net.ru/files/605/531/h_69ffbffaaae86a6e32b3f7de417eeb85 Хроника советского широкого экрана] (рус.) // «Техника и технологии кино» : журнал. — 2009. — № 3. — С. 30—36.

• Е. М. Голдовский. Принципы широкоформатного кинематографа / Л. О. Эйсымонт. — М.,: «Искусство», 1962. — 211 с.

Ссылки

• Ольга Бессмельцева, Юрий Косарский [rus.625-net.ru/archive/0404/format.htm Формат кадра и восприятие телевизионного изображения] // «625» : журнал. — 2004. — № 4. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0869-7914&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0869-7914].

Отрывок, характеризующий Обычный формат фильма

Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.