Обязательные поставки государству

Обязательные поставки государству - сдача государству в определённые сроки заранее установленного количества сельскохозяйственных продуктов по врученным колхозам, колхозникам и единоличникам обязательствам, имеющим силу налога заменившая контрактацию в конце 1932-начале 1933 для основных сельскохозяйственных продуктов.

В 1933 «В целях дальнейшего подъёма урожайности и расширения посевных площадей зерновых культур, а также в целях своевременного определения твёрдых обязательств колхозов и единоличных хозяйств по сдаче (продаже) зерна государству» СНК СССР и ЦК ВКП(б) постановили (19/I): «Отменить существующую договорную (контрактационную) систему заготовок зерновых культур и установить для колхозов и единоличных хозяйств имеющие силу налога твёрдые обязательства по сдаче зерна государству по установленным государственным ценам». Ещё ранее (23/IХ и 19/ХII 1932) был установлен такой же порядок обязательной сдачи мяса и молока. В дальнейшем обязательные поставки государству были распространены на картофель [постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 20/II 1933], подсолнух [постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 20/II 1933], рис-сырец [постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 5/III 1933], шерсть (постановление СНК СССР от 5/III 1933).

Причины введения

Контрактационная система, особенно по заготовкам зерна, часто приводила к тому, что колхозы, собиравшие в результате лучшей организованности и более крепкой трудовой дисциплины больший урожай, получали увеличенный план сдачи зерна государству по сравнению с другими колхозами, которые с такой же посевной площадью в результате плохой работы имели меньший урожай. Местные орг-ции в таких случаях часто стремились лишь к тому, чтобы и в тех и в других колхозах оставалось после сдачи одно и то же количество хлеба. Если плохо работавшие колхозы не выполняли своих обязательств перед государством, то недовыполненные обязательства в порядке встречного плана перелагались на лучшие колхозы в счет дополнительных заготовок. Этот крупнейший недостаток контрактации зерна приводил к уравниловке и неопределенности в размерах сдачи с.-х. продуктов государству колхозами, затруднял организационно-хоз. укрепление колхозов и понижал заинтересованность колхозников в. улучшении работы своего колхоза, поэтому систему контрактации надо было заменить такой системой, при к-рой каждый колхоз, каждый колхозник, каждый единоличник заранее знал бы, какое количество зерна и др. продуктов он должен сдать государству. По инициативе Сталина такая система была установлена на в форме закона об обязательных поставках зерна и др. вышеперечисленных продуктов государству.

Применение

Закон положил конец уравниловке и установил вполне твёрдые размеры сдачи продуктов, определяемые по продуктам полеводства до начала посева, а по продуктам животноводства до начала года. СНК СССР и ЦК ВКП(б) в Установлении от 20/VI 1933 «Об обязательных поставках зерна государству колхозами и единоличными хозяйствами из урожая 1933 г. на основе закона от 19 января 1933 г.» обратили внимание всех партийных и советских организаций, что «В отличие от прежних лет мы имеем... не хлебозаготовки старого типа, проводившиеся на основе не вполне определённых контрактационных договоров с крестьянством, а зернопоставки, основанные на твёрдом и непререкаемом законе, обязательном к выполнению всеми колхозами и единоличниками. Это значит, что никакое уклонение от обязательств по сдаче зерна в срок не должно быть допущено ни под каким видом. В отличие от прежних лет поставка зерна государству... будет производиться не по меняющимся планам, а по твёрдым и неизменным нормам, установленным законом, что должно укрепить положение колхозов, должно создать устойчивость в хозяйстве и обеспечить колхозу и единоличнику возможность твёрдо рассчитать свои доходы. Это значит, что никакие встречные планы по сдаче зерна впредь не должны быть допущены ни при каких условиях». Новая система заготовок в порядке обязательных поставок государству проста и понятна для каждого колхозника и единоличника.

Теперь каждый колхоз, каждое единоличное х-во ещё до начала сева знают, какое количество хлеба они обязаны сдать государству, знают о том, что весь излишек хлеба, остающийся после выполнения обязательств перед государством поступает в их полное распоряжение.

В рамках реализации задачи организационно-хозяйственного укрепления колхозов в 1935 – 1937 гг. власти несколько раз снижали нормативные размеры хлебосдачи.

О. п. г. зерновых

Размер обязательств, в частности по поставкам зерна, для каждого отдельного колхоза исчисляется районным уполномоченным Наркомата заготовок СССР и утверждается «президиумом РИКа на основе опубликованных постановлениями СНК республик, краевых или областных исполнительных комитетов районных норм. Размер поставок для единоличников определяется районным уполномоченным Наркомата заготовок СССР по повышенным нормам, устанавливаемым так же, как и нормы для колхозов. Каждому колхозу или единоличному х-ву вручаются письменные, за подписью и печатью райуполнаркомзаг, бланки обязательств о размерах поставок.

Размеры обязательных поставок по зерновым культурам (1937) исчисляются след. образом. Для каждого р-на устанавливаются нормы (отдельно для колхозов, обслуживаемых МТС, и отдельно для колхозов, не обслуживаемых МТС) сдачи (для колхозов и единоличников отдельно) государству зерна с 1 га посева в соответствии с гос. посевным планом (c 1940 – с 1 гектара пашни, закреплённой за колхозом): 1) по всем зерновым, 2) в т. ч. отдельно по пшенице, 3) в т. ч. отдельно по ржи, 4) в т. ч. отдельно по бобовым, 5) а по Орджоникидзевскому, Краснодарскому краям, Ростовской, Сталинградской обл., Дагестанской, Сев.-Осетинской, Чечено-Ингушской и Кабардино-Балкарской АССР и УССР — и по кукурузе.

На основе этих норм по каждому колхозу (и каждому единоличному х-ву) в соответствии с его посевным планом устанавливаются обязательства по сдаче: а) по всем зерновым (включая пшеницу, рожь и бобовые), б) в т. ч. отдельно по пшенице, ржи, бобовым, а по р-нам, где выделена в качестве основной культуры кукуруза — и по кукурузе.

Выполнив точно зафиксированные обязательства по пшенице, ржи, бобовым и кукурузе (где по ней Установлена особая норма сдачи), колхоз и единоличник могут недовыполненное количество по всем зерновым покрыть культурами. Когда перевыполнение плана по зерновых культур достигнуто за счёт выполнения плана по другим культурам, О. п. г. зерна производится с фактически засеянной площади. Колхозники, посеявшие зерновые культуры на приусадебных землях привлекаются к О. п. г. в соответствии с размером их фактического посева по нормам, установленным для единоличников данного района.

Исчисление размеров обязательных поставок зерна государству для единоличных хозяйств производится со всей площади зерновых посевов, но не ниже площади, установленной государственным планом.

Выполнение О. п. г. но зерну «... является первоочередной обязанностью каждого колхоза и единоличного хозяйства и должно быть произведено из первых обмолотов» [постановление СИК СССР и ЦК ВКП(б) об обязательной поставке зерна государству колхозами и единоличными хозяйствами 19 января 1933].

О. п. г. продукции животноводства

Система О. п. г. продукции животноводства (мяса, молока и шерсти) построена таким образом, чтобы в наибольшей степени способствовать развитию социалистического животноводства. Поэтому к О. п. г. мяса привлекаются все колхозные дворы и единоличные хозяйства, независимо от их имущественного положения и от наличия в этих хозяйствах скота и птицы. Такой порядок стимулирует разведение хозяйствами скота и птицы. Нормы О. п. г. мяса для колхозников установлены более льготные (пониженные), чем для единоличных хозяйств. Кроме того, колхозники получают льготу по скоту, сдаваемому колхозными животноводческими товарными фермами, что стимулирует развитие колхозного животноводства. Льгота эта в виде скидок с личных обязательств колхозников представляется самим правлением колхоза. Закон об О. п. г. мяса безусловно воспрещает «...местным органам власти, а также заготовительным организациям налагать на колхозные товарные фермы и обобществлённое стадо колхозов, на колхозников и единоличников обязательства по сдаче мяса государству в размерах, превышающих нормы сдачи...», опубликованные в соответствующих постановлениях. Закон воспрещает «... также давать дополнительные или встречные планы по сдаче мяса хозяйствам, досрочно выполнившим свои обязательства, обеспечив аккуратным сдатчикам полную возможность свободно распоряжаться излишками своей продукции по своему усмотрению». Исчисление годового размера мясопоставок для каждого колхоза производится по поголовью крупного рог. скота, свиней и овец, по годовым нормам сдачи мяса в живом весе на 1 голову скота. Средние областные, краевые и республиканские нормы сдачи законом установлены: по крупному рог. скоту от 10 до 15 кг, по свиньям от 22 до 32 кг, по овцам 5 кг с каждой головы. Для колхозных дворов и единоличных х-в норма мясопоставок установлена вне зависимости от наличия у них скота (30—32 кг для колхозников, 60 кг для единоличников). О. п. г. мяса колхозами выполняются по крупному рог. скоту и по овцам любым видом скота, по свиньям только свиньями, а для колхозников и единоличников любым видом скота, в т. ч. птицей и кроликами с заменой но определённым коэффициентам. Чтобы колхозы и колхозники смогли заранее планировать своё животноводство, эти нормы мясопоставок устанавливаются обычно на 2—3 года. Для содействия развитию соц. жив-ва правительство СССР установило для колхозов, колхозников и единоличников ряд льгот по мясопоставкам. Совнарком Союза ССР постановил сохранить на 1937 и 19 38 следующие льготы по мясопоставкам: 1. Освободить от поставки мяса и молока государству на два года колхозников, вырастивших в своих х-вах корову или нетель и продавших их колхозным товарным фермам по государственной цене, а также единоличников, вступивших в колхоз и продавших корову или нетель колхозной товарной ферме по государственной цене. 2. Освободить колхозы от привлечения к обязательным поставкам мяса государству по поголовью крупного рог. скота, свиней и овец, занесённому в единую государственную племенную книгу, а также отдельные колхозные дворы, при условии, если приплод от скота, занесённого в единую государственную племенную книгу, колхозники продают государству. 3. Предоставить колхозникам и единоличникам, продающим и контрактующим телок для продажи бескоровным колхозникам, по сдаче телки скидку в размере 20% от годовой нормы обязательной поставки мяса государству. 4. Освободить колхозы от обязательной поставки мяса государству по поголовью мериносовых, каракулевых и смушковых овцематок, а также по поголовью рабочих волов и буйволов в колхозах. Кроме того, Совнарком Союза ССР постановил, начиная с 1937, зачислять в выполнение личных обязательств членов колхозов, имеющих животноводческие фермы, 25% от количества мяса (в живом весе), сданного от ферм свиньями, и 20% от количества мяса, сданного другими видами скота.

Обязательные поставки государству молока

согласно закону от 22/Х1 1933 исчисляются для колхозов, колхозников и единоличников по след. нормам в литрах на одну наличную корову в год: для молочнотоварных ферм и обобществлённого стада колхозов в зависимости от групп р-нов от 350 до 580 л (в том числе яловых коров и первотелок первого полугодия); для колхозных дворов, в колхозах, имеющих молочнотоварные фермы, — от 50 до 180 л и для единоличных хозяйств — от 120 до 280 л. Норма для колхозников, имеющих первотелок, которые должны отелиться в первом полугодии, устанавливается в половинном размере. «В районах, где отсутствуют маслодельно-сыроваренные заводы, за исключением цельномолочных районов, выполнение обязательств единоличниками, колхозами и колхозными дворами производится топленым маслом из расчета 1 кг масла на 25 л молока» (постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 22/XI 1933). Маслозаводы и масло- сырозаводы, сливные и сепараторные пункты обязаны колхозным, фермам, колхозникам и единоличным хозяйствам в размере 50 % от количества сданного ими молока в среднем за год с тем, чтобы в период выпойки телят возврат производился полностью. Заводы, вырабатывающие сыр жирностью не ниже 40 % в возвращают безвозмездно сдатчикам молока 60 % сыворотки, остающейся от производства сыра (инструкция> утверждённая СНК СССР 11/I 1938) Колхозники получают льготу за счёт молока сдаваемого колхозной товарной фермой. Размер льготы по обязательные поставки государству молока для каждого колхозного двора тех колхозов, которые имеют молочные товарные фермы (от 5 коров и выше), устанавливается уполномоченными Наркомата заготовок в зависимости от количества коров на ферме.(пост. СНК СССР от 2/ХI 1937) и составляет от 20 до 60 %.

Не привлекаются к поставкам по зерну: а) ж.-д. рабочие и служащие, производящие посев в полосе отвода железной дороги, если эти посевы не вошли в план сева по району; б) лесная стража, зем. наделы которой расположены на территории лесных участков, охраняемой лесной стражей, при условии отсутствия у них посевов на селе; в) единоличные хозяйства, которым не произведены зем. отводы и которые не имеют приусадебных земель и при условии, если размеры посевов их не превышают площади приусадебного участка, установленного для колхозников данного района, и г) рабочие и служащие — инвалиды гражданской войны и пенсионеры, не имеющие зем. отводов, хотя бы они и производили посевы на приусадебных землях своей усадьбы;

по мясу: а) жители городов, рабочих посёлков, не имеющие заданий по посеву и не облагающиеся с.-х. налогом; б) рабочие и служащие, проживающие в сельских местностях, дачных посёлках, если они не имеют заданий по посеву и не облагаются с.-х. налогом; в) пенсионеры, получающие пенсию от государства, если они не имеют заданий, посеву и не облагаются с.-х. налогом; г) хозяйства красноармейцев если глава семьи находится на действительной военной службе, а в хозяйстве осталась его жена с детьми до семилетнего возраста. Подобные, с незначительными поправками, льготы также предоставляются и по поставкам молока. Хозяйства колхозников и единоличников нетрудоспособных, ввиду преклонного возраста (60 лет и старше для мужчин, 55 лет и старше для женщин) и не имеющих в семье трудоспособных членов, освобождаются полностью, начиная с 1 января 1937 года от обязательных поставок государству. Колхозы производящие в 1938 году посевы на вновь осваиваемых целинных землях освобождаются от обязательных поставок государству зерна с этих посевов: на 2 года, если целина освоена путём расчистки, раскорчёвки и осушки, и на 1 год, если расчистка, раскорчёвка и осушка не производилась.

Все продукты подлежащие сдаче государству, подвозятся колхозами и единоличниками к соответствующим заготовительным пунктам и принимаются от них по установленным государством ценам. Единственным документом, удостоверяющим выполнение обязательных поставок с.-х. продуктов государству колхозами и единоличными хозяйствами является приёмная квитанция, тщательно и правильно заполненная. Колхозы и единоличные хозяйства могут обжаловать установленные для них размеры поставок. Жалобы подаются колхозами через районного уполномоченного Наркомата заготовок республиканскому, краевому или областному уполномоченному Наркомата заготовок, а единоличниками—в президиум РИКа. Решения по жалобам являются окончательными и дальнейшему обжалованию не подлежат.

Ответственность за невыполнение

Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 20/III 1937 установлено, что за злостное невыполнение колхозом к установленному сроку обязательств по сдаче государству зерна прокурор области (края, республики) по представлению районного уполномоченного Наркомата заготовок привлекает правление колхоза к ответственности по суду для наложения денежного штрафа в размере стоимости несданной части зерна, исчисленной по государственным ценам, а также для взыскания натурой невыполненной части поставок зерна. Постановление распространяет этот порядок судебной ответственности колхозов за невыполнение О. п. г. также на поставки подсолнуха, риса и картофеля. Это же постановление категорически запрещает " применение денежных штрафов к колхозам не выполнившим в установленные сроки своих обязательств, по сдаче зерна государству". Единоличные хозяйства не выполнившие в срок своих обязательств по поставке зерна государству привлекаются от районными уполномоченными Наркомзага к судебной ответственности с одновременным досрочным взысканием в бесспорном порядке всей недовыполненной части обязательств по сдаче зерна государству.

Опыт первого года использования -1933

Опыт проведения хлебозаготовительной компании 1933 показал, что на первых порах среди колхозников и единоличников проскальзывала некая неуверенность в незыблемости и твёрдости заданий по обязательным поставкам. В отдельных местах делали попытки извращать закон, распространяя слухи о неизбежности дачи встречных планов х-вам, к-рые аккуратно выполнят свои обязательства. Несмотря на предупреждение закона о воспрещении дачи встречных планов, в нек-рых р-нах местные орг-ции в самом начале кампании пытались под различного рода предлогами восстановить практику встречных планов.

Однако, "решительная борьба руководящих парт, и сов. органов против встречных планов укрепила среди массы колхозников и единоличников уверенность в том, что закон действительно твёрд, незыблем и ненарушим и что всякое отступление от него карается со всей строгостью".

Эта уверенность "явилась важнейшим средством, мобилизовавшим колхозников и единоличников на досрочное выполнение своих обязательств по поставке с.-х. продуктов государству". Так, в 1932 в целом по СССР хлебозаготовки были ещё не окончены к 1/IV 1933. В 1933 план зернопоставок колхозами был выполнен 20/ХI, в 1934 — 25/Х и в 1935 — 1/Х.

Отмена

1957.07.04 ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление "Об отмене обязательных поставок сельскохозяйственных продуктов государству хозяйствами колхозников, рабочих и служащих". В 1958 году обязательные поставки государству были опять заменены контрактацией для колхозов и совхозов.

Источники

• Сельскохозяйственная энциклопедия 1 изд. 1932 - 1935 М. ОГИЗ РСФСР
• Сельскохозяйственная энциклопедия 2 изд. 1937 - 1940 М.-Л. СЕЛЬХЗОГИЗ

Отрывок, характеризующий Обязательные поставки государству

– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.